Я и моё отражение
Шрифт:
— Я не про утку!
— В самом деле? Тогда про гарнир?
— Да забудь ты хоть на минуту о еде, — сердито прошипела она. — Я говорю о нас. О тебе и обо мне. О том, что мы делаем.
— Мне казалось, мы едим утку по-пекински, — осторожно заметил Энрике. Джемайма ответила ему таким убийственным взглядом, что он поспешил добавить: — Прости, не смог удержаться.
— Так ты собираешься отвечать?
— А о чем ты спросила? — решил уточнить он и тут же вскинул руки вверх. — Я просто пошутил.
— Неудачно, — отрезала Джемайма и выжидающе уставилась на него.
Он
— Понимаешь, Джемайма, у меня создалось впечатление, будто ты наотрез отказываешься заводить роман с малознакомым тебе человеком. Разве я не прав? Разве суть твоих возражений не сводилась к тому, что мы не знаем друг друга? Что тебе неизвестно, каков я на самом деле?
Ничего себе! Она с ума сходит от мыслей, что больше не привлекает его, не вызывает в нем желания, а он, оказывается, просто решил дать ей возможность познакомиться с ним поближе. Ну и ну! Джемайма не знала, смеяться ей или плакать. Или заехать нахалу по физиономии — зачем он так дразнит ее?
— Так все поэтому?
— Ну да. — Энрике усмехнулся. — Старомодное неторопливое ухаживание по всем правилам. Сводить свою избранницу в кино, пригласить на ланч. А завтра вечером, пожалуй, я предложу тебе покататься на карусели.
— Только не на карусели! — быстро произнесла Джемайма. — Меня на ней укачивает. — Но тут же опомнилась. — Послушай, а тебе не кажется, что мы уже давно вышли из рамок старомодного неторопливого ухаживания?
— А кто сказал, что нельзя поменять постель и ухаживание местами?
Джемайма едва успела прикусить язык, не то наверняка спросила бы, когда же при таком раскладе в их отношениях снова найдется место если не постели, то хотя бы страстным объятиям и рискованным ласкам. Но дамам, за которыми ухаживают по всем правилам, интересоваться такими вещами как-то не пристало.
Энрике как ни в чем не бывало снова принялся за еду. Но Джемайма поймала на себе его взгляд, быстрый и оценивающий. В глубине карих глаз плясали чертики. Он еще и издевается, гад! Прекрасно понимает, что с ней происходит, и ждет, чтобы она сама бросилась ему на шею!
Честно говоря, Джемайма уже находилась в том состоянии, когда подобное развитие событий было более чем вероятно. Но сейчас, осознав, что затеял Энрике, решила взять себя в руки. Принято считать, что в подобных играх женщина переиграет мужчину. Вот и проверим. Ведь мужчинам куда труднее обходиться без секса… Хотя сейчас Джемайма была в этом отнюдь не уверена: самой ей в последние дни воздержание давалось непросто.
— Что ж, ухаживание так ухаживание, — промурлыкала она и, отодвинув тарелку с остатками утки, принялась за десерт — клубнику со взбитыми сливками.
Губами осторожно взяв с ложечки красную ягодку, она бросила из-под полуопущенных век томный взгляд на своего собеседника, а потом розовым язычком слизнула капельку сливок. Джемайма заметила, что Энрике не сводит с нее пристального взгляда. Глаза его сузились, губы чуть приоткрылись, мышцы под рубашкой напряглись. Энрике балансирует на краю той же пропасти, что и я, торжествующее подумала она.
Получай, голубчик!
Джемайма подняла
— Итак, что там у нас в программе после карусели? Тир? — поинтересовалась она нарочито скучным голосом.
Энрике засмеялся.
— Думаю, я тебя удивлю.
Все детали предстоящей встречи он продумал так, как генерал продумывает план решающей битвы. Но, как бывает куда чаще, чем хотелось бы, судьба распорядилась по-своему. В пятницу утром, когда в голове у Энрике только и было, что вечернее свидание, ему снова пришлось срочно улететь. Таковы издержки свободного предпринимательства: когда вся ответственность на тебе, ты и отдуваешься, если случается что-то непредвиденное.
Нет, ничего трагического не произошло, всего лишь досадная деловая необходимость. Но как же проклинал в ту минуту Энрике все деловые необходимости на свете! Кабы не близящееся тридцатилетие — а значит, и роковой срок соглашения с отцом, никакие силы не заставили бы его покинуть возлюбленную.
Он обещал Джемайме вернуться в понедельник. Но, приложив поистине нечеловеческие усилия, поставив на уши всех деловых партнеров, закончил свои дела к четырем часам дня в воскресенье. А вечером уже был в Батлере. Он буквально дрожал от нетерпения при мысли, что скоро, очень скоро увидит наконец Джемайму! Пришла пора покончить с затянувшимся «целомудренным ухаживанием», от которого Энрике денно и нощно горел на огне страсти. Всякий раз, когда Джемайма смотрела на него томным призывным взглядом, он чувствовал, что взорвется на месте.
Но если это вынужденно-добровольное воздержание и было для него настоящим адом, то Энрике знал, во имя чего страдает. Он должен был сделать все, чтобы Джемайма поняла: ему можно доверять, на него можно положиться. И еще он давал ей время разобраться в своих чувствах.
Что же до чувств самого Энрике, тут никаких сомнений не было: он любил эту женщину, любил так страстно и пылко, как и не думал когда-либо кого-либо полюбить. Хвала Небесам, что в свое время уберегли его от брака с Александриной! Теперь Энрике знал, к чему, точнее к кому, вели его все эти тридцать лет жизни.
Не ожидая ничего хорошего от этого вечера, Джемайма сидела у окна и пыталась сосредоточиться на чтении. Но даже любимый Вудхауз сегодня не утешал и не увлекал. Снова одна! То есть не совсем одна, раз есть Бобби, который залег с «Одиссей капитана Блада» у себя наверху, и Синтия, что засела в ванной, экспериментируя с гелем для укладки волос. С семьей — но без любимого. И пусть разлука продлится недолго — терпеть осталось всего день, — на душе у Джемаймы было тоскливо.
Тишину нарушил телефонный звонок. Она бросилась к трубке, точно утопающий к спасительной соломинке. Вдруг это Энрике решил хотя бы скрасить ей вечер приятной беседой? Это действительно оказался он, но говорил как-то странно, таинственно.