Я и мой ангел
Шрифт:
Увольнение из органов явно благотворно подействовало на мой внешний вид. Выглядеть я стала значительно лучше. Стиль одежды поменялся на сто восемьдесят градусов. Сейчас, в дорогом вечернем платье я выглядела, как вполне преуспевающая дама. Светло русые волосы немного осветлила и теперь стала практически натуральной блондинкой. Я посмотрела в глаза своему отражению. В принципе, ничего нового – глаза, моя сильная деталь, которая занимает почти половину лица. К тому же они были настолько светлые, что меняли свой цвет в зависимости от того, что на мне одето в данный момент. Сейчас они были зеленоватыми. Я внимательнее всмотрелась в зеркало. Так и знала!
– Хочешь о чем-то предупредить? – тихо спросила я.
– Пожалуй. Скоро тебя ждут тяжелые времена.
– А когда они были легкими? – уточнила я.
– Не в этом смысле. Опасность!
– Какая? – спросила я, протягивая руку к отражению.
В этот момент в комнату вошла женщина, и Даша немедленно исчезла, оставив после себя легкий шелест и мое отражение: Опасность!
Я молча вышла и вернулась в зал. Если опасность уже здесь, мое место должно быть около клиента. Незаметно я подобралась поближе к Виталию. Огляделась. Все находится в том же положении, в котором я оставила. Шеф тихо разговаривает с толстяком. Судя по выражениям лиц, о чем-то серьезном. Невдалеке топчется Тарасюк, бросая на них неприязненные взгляды. Ему явно, хочется послушать, о чем разговор, но его не приглашают, вот Евгений Иванович и обижается.
Подслушивание не входило в мои планы. Поэтому я остановилась на таком расстоянии, чтобы не слышать разговора. До меня время от времени долетали только отдельные слова, но если состыковать их, выходило, что речь идет о каком-то товаре, который надо хорошенько припрятать, потому что есть другие желающие загрести его. Зря Даша меня растревожила. Вечер закончился тихо и мирно. Довольные гости разъезжались по домам.
На следующее утро Артем меня «порадовал»:
– Твой любимый Гольдман умер.
– Как, то есть – умер? – не поняла я. – Еще вчера вечером все было нормально.
– Да вроде инсульт, – пожал плечами Артем. – Сама знаешь, толстый он был.
– А вскрытие делали? – во мне поднял голову профессионал.
– Нет, семья не хочет. Умер и умер.
– Так, может, его убили? – возмутилась я. – Между прочим, они вчера вечером с Виталием о чем-то серьезном говорили.
– Я знаю, – поморщился Артем.
Ему явно не хотелось продолжать эту тему. В конце концов, мое-то какое дело?
На этом наши неприятности не закончились. После обеда заявилась налоговая полиция. Всех поставили по стенкам – ноги на ширине плеч. Вытряхнули сейфы, распотрошили компьютеры но, кажется, ничего не нашли, кроме незначительной мелочи. Впервые в жизни я получила удовольствие, от того, что закон не восторжествовал, и сочувствовала стороне, возможно, его нарушающей.
Когда, расстроенные бесплодными поисками, полицейские ушли, я заглянула к Виталию и спросила в лоб:
– Успели убрать то, о чем вчера говорили с Гольдманом? – и, немного помявшись, добавила: – Я вчера слышала часть вашего разговора и сделала вывод, что это может быть опасным. Сегодняшние события это подтвердили.
– А как ты думаешь, что здесь делала полиция? – ответил он вопросом на вопрос.
Я вспомнила недовольные физиономии замнача и Тарасюка.
– Они ведь, в основном, работают по наводке. Есть варианты, кто навел? – я хотела услышать подтверждение или опровержение своим мыслям.
– Есть. А может, и твои бывшие коллеги здесь тоже руку приложили.
Я обиженно засопела и заявила:
– Надеюсь, не хотите этим сказать, что я здесь тоже замешана?
Виталий усмехнулся:
– Пока, думаю, нет. А вот что ты будешь делать, если они к тебе обратятся с просьбой помочь бывшим коллегам?
Я надолго замолчала. Эта простая мысль совершенно не приходила в голову. Виталий был абсолютно прав, такой вариант не исключался, и я не знала, что буду делать в такой ситуации. Хорошо, что он предупредил. Надо будет подумать над этим, но шеф ждал моего ответа прямо сейчас. Я попыталась уйти от прямого ответа:
– Я ушла оттуда с большим скандалом, поэтому они, вряд ли ко мне обратятся.
– Честно говоря, я наводил о тебе справки и знаю, что ты сильно обидела там одного человека, а он такой, что при случае, это припомнит.
– Я тоже так думаю, поэтому ваша идея вряд ли реальна, – с этими словами я покинула кабинет шефа.
Делать было решительно нечего. Объект охраны спокойно сидел в кабинете и занимался делами. Сотрудники фирмы усиленно наводили порядок после неожиданного визита налоговой полиции. Я зашла в свою комнату, села за стол и попыталась систематизировать информацию, которой обладала и какую объективно могла предполагать. Получалось довольно мало. В первом варианте оказался несчастный толстяк Гольдман, с нерастраченным актерским талантом и неизвестным мне, но каким-то очень ценным товаром, а во втором – возможный сговор между замначем и депутатом и, как следствие этого, смерть Гольдмана и внезапный налет налоговой полиции. Я еще и еще раз прокручивала имеющиеся факты и возможные варианты. Света в конце тоннеля не было.
Может, я законченная дура, но смогла сделать из этого только один-единственный вывод. Возможно, если была бы умнее, и вариантов стало больше. Мой единственный вывод гласил: у шефа есть нечто, перешедшее к нему после смерти Гольдмана. На это нечто имеют виды депутат и замнач. Отсюда вытекает еще менее приятный вывод – это не служебная разработка местного олигарха Локтионова, которая могла грозить ему, в самом худшем случае, тюрьмой. Скорее всего, это скрытая попытка местных жучков тихо прикарманить нечто, чего я не знаю. Итогом этой подковерной шахматной партии может стать такая же внезапная, как у Гольдмана, смерть моего шефа. Все. Больше вариантов у меня не было, и с этой спорной идеей я решила подъехать к Артему. Вдруг, он умнее меня и у него появится еще какая-нибудь.
Артем был сильно занят, сосредоточено играя в стрелялки на компьютере, но меня он выслушал внимательно.
– Ну, как? – в заключение спросила я. – Есть какие-нибудь идеи?
Идей у Артема не было.
– Только весь юмор ситуации заключается в том, что этого, как ты называешь «нечто» у нас нет, – заметил он.
– То есть, как нет? – озадаченно спросила я.
– А вот так, поговорили вечером, а утром он уже остывал, и добавить к сказанному ничего не мог. Правда, некоторые думают иначе.