Я и мой воображаемый недруг

Алексеева Оксана

Ладно, прозрачненький, потом подеремся, а пока...

–  Зинаида Ивановна, а напоите меня чаем! Надеюсь, я не слишком наглею?

Судя по ее взгляду - слишком, но зато Сережа мне опять повторил: "Так ее, так! И построже с ней!". Она засуетилась, заметалась:

–  Ой, да, конечно, проходи, пожалуйста! Только прости - у меня не убрано, и посуда... Тут у нас воды не было...
–  она явно искала оправдание царившему вокруг хаосу.

–  Все отлично!
–  бодро соврала я. Хоть я и не самая ярая

блюстительница чистоты, но не смогла не отметить и валяющуюся повсюду одежду, и разложенный диван, на котором лежал раскрытый фотоальбом, и целую гору посуды. Но ее все это смущало посильнее моего - она попыталась быстро разгрести хотя бы кухонный стол.

–  Садись, пожалуйста, - надо отдать ей должное, она всеми силами пыталась бороться с неловкостью.
–  Только вот к чаю у меня...
–  она быстро захлопнула хлебницу.
–  Хлеб что-то плесенью подался, хоть и купила вчера - сразу же было видно, что несвежий!

Ага, вчера. Судя по ее виду, она из дома, минимум, неделю не выходила.

–  Да не волнуйтесь вы, Зинаида Ивановна! Мне бы только чаю.

И даже на второй кружке разговор никак не клеился. Она расспросила меня об одногруппниках, еще о какой-то ерунде, но Сережа подначивал: "Дави сильнее", на что я и решилась:

–  А вы в отпуске?
–  с любопытством поинтересовалась я.

Она стала вести себя чуть более естественно к этому моменту:

–  Да! Взяла без содержания... опять, - и снова начала оправдываться - будто только этим и привыкла заниматься.
–  Как-то сил у меня нет. К врачу думаю сходить... Постоянно нехорошо себя чувствую, наверное, витаминов не хватает... Понимаешь?

Я поймала ее взгляд:

–  Понимаю, - она приглушила свое бормотание и снова отвернулась.

Не нужно было произносить вслух, каких именно "витаминов" ей не хватает. Нет, она просто больше не видела смысла ни в чем. И вдруг я поняла, что Сережа был прав, когда настраивал меня на строгость. Все, кто переступал порог этого дома в последние месяцы, жалел ее. Все без исключения! И, как я видела теперь, - это не помогает. Значит, надо бить тараном - лишь бы она перестала оправдываться за то, что не может справиться с болью. Ведь это и есть ее стратегия - пережить очередной визит очередного жалостливого лица, чтобы ее наконец-то оставили в покое!

Она снова попыталась сгладить неловкую паузу:

–  Артем недавно заходил. Такой хороший парень! Про институт рассказывал...

Я без стеснения перебила:

–  А вам нравится, когда он приходит?

Она наконец-то посмотрела прямо на меня. И произнесла уже немного другим голосом после долгого молчания:

–  Конечно. Но... он приходит, потому что чувствует себя обязанным... И нам сложно разговаривать...

–  А чего бы вы сами хотели?

Она смотрела на меня, не отвечая.

–  Зинаида Ивановна!
–  я даже тон голоса повысила.
–  Чего вы сами хотите?

Она заморгала часто, чтобы я не увидела в навернувшихся

слезах очевидный ответ - "ничего". Она ни-че-го не хочет. А я - последняя мразь, которая бьет и без того слабого человека. Но мразь, понимающая, что пусть она меня посчитает быдлом, невоспитанной тварью - да что угодно! Лишь бы она думала сегодня вечером о моей невоспитанности, чем в стотысячный раз листала альбом с детскими фотографиями. Поэтому я решила давить и дальше - пусть даже и расплачется, но она меня удивила:

–  Маша... Не знаю, поймешь ты или нет, - она снова отводила взгляд и даже пыталась улыбаться.
–  А может, и поймешь. Только не смейся, прошу!

–  Не стану, - вставила я, лишь бы она продолжила.

–  Это так глупо прозвучит... Только не смейся! Я... в первое время все думала... мечта такая, понимаешь? Только не смейся - хоть это и смешно... Я прямо представляла себе эту ситуацию... прокручивала ее в голове. Ну... думаю, пришел бы ко мне кто-то... как будто стучат в дверь, я открываю - а там девушка стоит. Зареванная такая, потерянная... А я ее даже не знаю! Вот впервые вижу... Только ты не смейся! И будто она говорит, что залетела - прямо таким нелепым словом "залетела" и говорит... Смешно, да?
–  она потерла глаза ладонью, но все равно продолжала улыбаться.
–  Я прямо представляла, что она плачет, мол, не знает, что теперь делать... Может, они даже и не встречались с Сережей - просто так получилось... А ей стыдно и рассказывать мне о таком, и к кому обратиться... И ревет, как дура! А я... тоже реву, обнимаю ее, хоть даже имя не успела спросить... Ой, зачем я тебе такой бред рассказываю? Глупости какие... Смешно просто!

Мне смешно не было. Я встала резко, громко отодвинув стул. Она даже говорить перестала, вздрогнув.

–  Зинаида Ивановна! Собирайтесь-ка.

–  Куда?

Не знаю, перегнула ли я уже палку, но твердо вознамерилась гнуть дальше:

–  Так у вас же хлеба нет! В магазин пойдем. И вашей собаке нужно корм купить. И ошейник. Кстати, это овчарка... вроде бы. Так что вымахать может огроменной.

Сережа уверенно мне кивнул, но мне его поддержка в своих решениях уже не была нужна.

–  Нет-нет, Маша!
–  запричитала женщина.
–  Мне не нужна собака! Да пойми же ты - у меня сил просто на нее нет...

–  У вас теперь есть собака! Овчарка! Вроде бы. И я буду иногда заходить, помимо Артема, - сказала это так, чтоб у нее даже возражений не возникло.

Щенок к нашему возвращению из магазина напрудил приличную лужицу, но Зинаида Ивановна отказалась от моей помощи в уборке этой неловкости - наверное, ей не терпелось избавиться от моей хамской персоны.

Мы с Сережей смогли нормально поговорить, только уже возвращаясь домой.

–  Ты и правда думаешь, что собака ей заменит тебя или хотя бы забеременевшую от тебя девицу?

Он сегодня был более задумчивым, чем обычно:

–  Нет. Но собака может стать причиной, по которой она завтра поднимется с постели.

Может и так, но я все равно недоумевала, как отважилась пойти на такое - дурное влияние, не иначе.