Я иду искать… Книга вотрая: За други своя!

Верещагин Олег Николаевич

— Дураков пользовать неохота, — шутливо пояснил Йерикка, — а умный человек, если даст себе труд, может разобраться в себе сам… а кто не хочет давать труд, тому и психолог без надобности. И потом, с чего ты взял, что на войне не нужно быть психологом?

— Железная логика, — насмешливо согласился Олег, чувствуя, как развеивается дурное настроение. — И всё-таки, мы очень мало задумываемся, когда убиваем, тебе не кажется?

— Если над этим задумываться, то в конце концов останется лишь убить самого себя, — уже серьезно ответил Йерикка. — Подумай, скольких ты убил?

Олег призадумался. Странно, недавно он уже размышлял над этим… Мальчишка еще раз убедился, что не помнит — и пожал плечами:

— Не

помню, знаешь… Много.

— А про скольких из них ты ТОЧНО знал, что это плохие люди? ТОЧНО? Скольких сумел с полной уверенностью осудить: ты плох, ты заслуживаешь смерти? Мало кого, а?

— Пожалуй, — кивнул Олег. Об этом он не думал.

— Вот так… Да ты не жмись, и я — тоже, и остальные, и наши враги, и это так и должно быть, потому что это — война. А большинство из тех, кого мы убили, виновны лишь в своей глупости, да и то не сами, а благодаря воспитанию… Так что если по уму — всем давно рехнуться пора от количества "невинно убиенных".

Олег огляделся. Кое-кто еще ел, но большинство горцев просто лежали, рассматривая весь кто в бинокли, кто невооруженным глазом.

— Знаешь, — нерешительно начал Олег, — я тебе умную вещь скажу, ты только не обижайся…

— Давай, — согласился Йерикка, — переживу.

— Мне кажется, что тебе очень не нравится воевать.

Очень НЕ нравится, или НЕ ОЧЕНЬ нравится? — помолчав, спросил Йерикка.

— Очень НЕ нравится, — прояснил ситуацию до конца Олег.

Йерикка помолчал снова. Потом, словно бы неохотно, сказал:

— Ну что же… Я отличный пулеметчик. Но воевать мне в самом деле не нравится. Если честно, воин для меня никогда не был идеалом… Я… ну, белая ворона, что ли? Воевать умею, но не люблю, нет.

— Почему? — заинтересованно спросил Олег. — Остальным это по душе…

— Еще как! — согласился Йерикка. — Да и тебе тоже.

— Мне?! — искренне поразился Олег, а Йерикка покивал:

— Нравится-нравится, я вижу… Сколько угодно можешь философствовать, а все равно ты тут, как рыба в воде, и быть тебе, если выживешь и вернешься на Землю, военным, как твоему деду… да и отцу, наверное.

— И отцу, — подтвердил Олег. — Но я не собираюсь становиться солдатом.

Йерикка не стал возражать, только пожал плечами, как человек, заведомо знающий, что собеседник неправ, и не желающий продолжать спор. В Олеге шевельнулось легкое раздражение — казалось, Йерикка знает о нем больше, чем Олег — сам о себе.

— Обувку на ноги, — послышался голос Гоймира, — до боя!

— Так, пошли, — Йерикка поспешно и ловко обулся. Олег — тоже. Кругом все поднимались, не громко позвякивал металл, зловеще шуршали в ножнах клинки. Никто ничего не произнес, только Гоймир потом сказал — еле шевеля враз побелевшими губами:

— Брать не станем.

ИНТЕРЛЮДИЯ:

"СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК»

Мы давно называемся взрослыми, И не платим мальчишеству дань, И за кладом на сказочном острове Не стремимся мы в дальнюю даль… Ни в пустыню, ни к Полюсу Холода, Ни на катере к этакой матери… Но, поскольку молчание — золото, То и мы, безусловно — старатели! Промолчи — попадешь в богачи… Промолчи, промолчи, промолчи! И, не веря ни сердцу, ни разуму, Для надежности спрятав глаза, Столько раз мы молчали по-разному! (Но

не «против», конечно, а "за"…) Где теперь крикуны и печальники? Отгорели и сгинули смолоду… А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание — золото. Промолчи — попадешь в первачи… Промолчи — попадешь в первачи… Промолчи, промолчи, промолчи! И теперь, когда, стали мы первыми, Нас заела речей маета! Но под всеми словесными перлами Проступает пятно — немота… Пусть другие кричат от отчаянья, От обиды, от боли, от голода! Мы-то знаем — доходней молчание, Потому что молчание — золото! Вот как просто попасть в богачи, Вот как просто попасть в первачи, Вот как просто попасть в… палачи. Промолчи… Промолчи. Промолчи! (Стихи А.Галича.)

* * *

Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принес дождь — не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.

— А то еще Морана обдувает нас снежком угостить, — ворчал Гостимир — Чуете? То ее дыхание!

— Замолкни, — попросил Гоймир. Он уже давно всматривался куда-то вперед, где высились древние вязы. — Птицы, — пробормотал он. — С недавна не по нраву мне, одно вот так они… летают.

Олег молча с ним согласился. Слишком часто он за последнее время это видел — стаи трупоедов, взлетающих на деревья, когда приближаются люди… И как эти твари сипят с веток, дожидаясь ухода живых…

И то, с чего они взлетают.

— Пошли, — сказал Гоймир, и на этот раз ни у кого не возникло желания его поправить…

…До вязов оказалось неблизко. И чем больше шагали горцы по раскисшей земле, тем большее беспокойство ощущал Олег. Беспокойство навязчивое и тягучее, предчувствие большой беды. Он не мог разобраться, в чем эта беда, кому она грозит, но ощущение, прочно поселившееся в нем, томило мальчишку, как ломота в теле при высокой температуре.

Потом стала видна просека. Словно что-то тяжелое прилетело со стороны оставленной вчера утром Ольховатки и, снижаясь, в пахалось в гущу деревьев, ушло, ломая и раскидывая их, в чащу. "Самолет упал", — первое, что подумал Олег, но тут же вспомнил, что нет тут самолетов. И открыл рот, но услышал голос Йерикки:

— Вельбот упал. Садился на планере.

— Вельбот? — переспросил Гоймир. — То ли сплю я?

— Если так — ты украл мой сон, — пожал плечами Йерикка. — Вельбот упал, — повторил он. — Они садятся на планере, когда отказывает энергоприемник, а это бывает очень редко.

Олег не совсем понял, что говорил Йерикка. И, кстати, сообразил, что очень мало знает о том, как и почему летают вельботы данванов.

— И Кашей с ним, раз упал, — нервно сказал кто-то, — Нам каким местом припекло?

— Если он сел на планере — там могут быть живые, — напомнил Йерикка, и все, подобравшись, посмотрели в сторону Гоймира.

— Глянем, — решил тот, и, повинуясь его жесту, чета рассыпалась в цепь. — Кого вытропите — сводите. И — тихо, — добавил Гоймир и первым, как и положено князю, бесшумно зашагал в изуродованную чащу…