Я иду искать… Книга вотрая: За други своя!
Шрифт:
мелких, ощетинившихся стволами машин. Олег тупо смотрел на них — силуэты, плывущие через дождь. "Вот," — бухнула мысль, мальчик перехватил автомат удобнее, сел у плетня и уснул…
…Йерикка сумел собрать полсотни человек. Горцев среди них не было ни одного — женщины и дети лесовиков, которые все-таки худо-бедно спали. Он рассчитывал расстрелять вельботы, когда они зависнут для выброски десанта по канатам. И никак не ожидал, что большие машины с ювелирной точностью сядут прямо в улицы!
Рыжий горец понял, что это — смерть. Люди, казавшиеся неловкими из-за брони и снаряжения,
Он застрелил троих. И видел, как убили еще стольких же. Но за этих шестерых убитых врагов отдали жизни тридцать семь лесовиков. Женщин и детей. С оставшимся — их было не более десятка — Йерикка отступил к импровизированной больнице, где находились раненые.
Тут он получил неожиданную помощь. Человек пятнадцать раненых, превозмогая боль, взялись за оружие, среди них был и Морок. Пробовал встать Краслав, но его сил хватило лишь доползти до порога, где он и остался лежать, задыхаясь от бессильных слез.
Кольцо наступающих сжималось. Йерикка никому не молился. Он только проверил, выведено ли наружу кольцо закрепленной под курткой и рубахой гранаты. Внуку старого князя и сыну казненного данванами подпольщика нельзя попадать в руки врага живым. Когда припрет — он выдернет это кольцо.
И, может быть, через несколько лет в племени Рыси — далеко отсюда — родится мальчик, который вырастет похожим на него, Йерикку.
Он очень хотел в это верить.
Но подлая память, которую он обрел, живя в лживом и безжалостном городе, подсовывала коварные строки…
А время уходит… Куда? Может — в вир-рай, где звезд свёт колюч? А может быть — просто Идет в никуда? И мы — в никуда… Не по звездному мосту, Который — над нами в лохмотьях туч. Не в вечную жизнь, А для вечного тлена, Не в звездную высь, А просто — под землю, Не чтобы вернуться — А так вот, навечно. Могилы сомкнутся, И в Верью нет веры…— Замолчи, — прошипел он, прогоняя голос, и повел стволом, выцеливая первую расплывчатую фигуру врага.
Пусть — не похожий. Пусть. Лишь бы родился. Родится — значит, племя останется жить. Ради этого стоило умереть.
Олег не хотел просыпаться. Он не желал возвращаться в шумный, грохочущий мир, в эту войну,
Мешал только Голос. Он бился в клетках сонного мозга, как рев тревожной сирены. Он кричал и звал.
"Вставай! Да вставай же, подонок, мразь, трус! Надо драться! Ты слышишь — идет бой! Встань, мальчишка, ничтожество! Это предательство — спать! Предательство — спать!"
"Отстань, — отбивался Олег, — я хочу спать, и я не желаю, чтобы мне указывали, что делать! Я…"
"Настоящий Олег — это я! — кричал голос. — Я, а не тупая, ленивая, ничтожная скотина, кусок мяса, который дрыхнет, пока убивают его сородичей! И я, Олег Марычев, не позволю тебе валяться и храпеть!!!"
Огненная боль рванула тело слева под ключицей — словно впился в не го клыками какой-то зверь.
Рысь, например.
Олег открыл глаза…
…Хорошо, что он не пошевелился. Широкие спины шестерых хобайнов, согнутые около остатков стены, видны были шагах в десяти. Хобайнн возились с чем-то, похожим на легкое орудие… и Олег услышал команду:
— Выжечь их!
"Хорошо, что автомат не забрали."
Он поднял оружие, прицелился в крайнего левого и вогнал весь магазин, тридцать 7,62-миллиметровых бронебойных, жал, по дуге — до крайнего правого, прямо в широкие маскировочные спины…
…Йерикка сделал свое дело. Он со своей инвалидной командой, бабами и детьми задержал десант почти на три часа, и хобайнов ждала даже не неожиданность, а нечто страшное. Они оказались в ловушках — невозможно было определить, откуда начнет стрелять очередной проснувшийся. Некоторым показалось, что встают мертвые — а что еще думать, когда лежащее в грязи, перепачканное кровью тело вдруг поднимается и открывает огонь. Рассеянные по веске хобайны вынуждены были вести бой мелкими группами в окружении. В ответ на их требования подкреплений к Стрелково пошли машины и пехота — применять артиллерию и вельботы теперь, когда, бой стал похож на слоеный пирог, было опасно.
Десант, который должен был принести почти бескровную победу, сыграл на руку защитникам Стрелкова…
… - Сволочи, я спать хочу, — бормотал Олег, — сейчас вас всех кончу и досплю!
Под его словами подписался бы любой из защитников. Сейчас они стреляли даже не в данванских слуг, а в тех, кто-таки не дал им выспаться как следует. При малейшем затишье бойцы вновь начинали дремать.
— То добрый выстрел! — похвалил Богдан, когда танк, выпустив снаряд, прямым попаданием накрыл пулеметный расчет хобайнов. — Часом хоть целуй их — до того красно они своих шерстят!
Богдан, Олег и кто-то из местных пацанов держали оборону в развалинах вечевого подворья. Танковый снаряд разорвался на обрезе стены, осыпав обороняющихся щебнем. Мальчишка, стрелявший из окна, грохнулся вниз, но тут же сел и потряс головой:
— Ух!
— Жив? — окликнул его Богдан.
— Так что мне сделается? Я откуда только не падал, не то что с окна! — возбужденно почти кричал мальчишка. — С дерева падал сто раз, с лошади — двести, под танк падал…
— Под танк?! — изумился Богдан, меняя магазин.