Я или Человек Без Тела
Шрифт:
"А зачем ты мне наврал?", - перебил я Человека Без Тела.
– Так мне захотелось.
"Ты дал мне шанс вспомнить обо всех моих грехах?"
– А ты вспомнил?
"Только о тех, которые ты мне перечислил"
– Понятно. Все вы, подлецы, начинаете вспоминать свои грехи, когда жареным запахнет, когда адский огонь ваши пятки лизать начнет.
Тогда вы начинаете раскаиваться, совершенно не понятно зачем. Ведь тогда уже поздно. Из преисподней нет хода наверх. Попал - все! С концом, на веки, так сказать, вечные.
"Что
– О грехах говорить, чего ж еще? Детские грешки кончились, наступил черед о серьезных вещах поговорить. О предательствах и убийствах, тобою совершенных. Напомню тебе, подлецу и убийце, о том, что ты за свою сознательную жизнь, осознанно наворотил. Сколько душ со света белого спровадил. Скольких близких тебе и любящих тебя предал.
"Постой, постой! А ты не заговариваешься? Что значит предал? А уж убил? Ты, что, совсем уже? Я никого не убивал"
– Ты?!
"Да, я"
– Ты?!
"Я, я. Или ты снова про кузнечиков и майских жуков вспоминать будешь?"
– Мы с детством закончили. Так что не о насекомых речь. Помнишь
Гретту?
"Гретта?", - удивился я.
– "Гретта - наша собака. Она от старости умерла. Мы ее все очень любили. И мама, и папа, и я. Гретта у нас тринадцать лет прожила в тепле и уюте. Мы ее мясом кормили и творогом. А еще она винегрет любила. Мы ей ни в чем не отказывали, она членом нашей семьи была. Так что ты тут обмишурился, уважаемый
Человек Без Тела. Или у тебя информация не точная. Гретту я не убивал"
– Убил, - настойчиво произнес Человек Без Тела.
– Вспомни, как умерла ваша собака?
"Она старая стала. У нее лапы задние стали отказывать. Падала, подняться не могла. И еще она ослепла почти, и слышать плохо стала.
И тогда…"
Я замялся с продолжением.
– Ну, ну, - подбодрил меня Человек Без Тела.
"Папа увез ее в лечебницу, и Гретту там усыпили", - сокрушенно признался я.
– Только не говори мне, что ты здесь не при чем, что это была только папина инициатива. И не говори, что это ветеринар поставил ей смертельный укол.
"А разве это не так?"
– Подлец ты все-таки, Колян!
– вздохнул Человек Без Тела.
– Ты кажешься мне омерзительным в своем желании отвертеться от содеянного. Да, Гретту отвез на усыпление твой отец. Да, инъекция на совести ветеринара. А ты? Ты ни в чем не виноват? Ты - белый и пушистый? Виноват ты, Колян, еще как виноват! Виноват в том, что не спорил с отцом, не убедил его в том, чтобы Гретта умерла своей смертью, не бегал по ветеринарным аптекам в поисках витаминов и стимуляторов. Тебе так было проще. Нет человека (пардон, собаки), нет проблемы. Не надо за ней говешки убирать и лужи подтирать, не надо ее по десять раз за прогулку с земли поднимать. Да и вообще, гулять не надо, время свое драгоценное тратить. Тебе Гретта мешала!
"Но так многие делают!", - пытался еще сопротивляться я, хотя уже согласился с Человеком Без
– "Так поступают все. Усыпляют своих питомцев, когда понимают, что их конец близок. Чтобы не мучились"
– Все? Да, все. Потому я и называю всех вас подлецами. Вы решаете
– жить или не жить. Вы. Сами. За других. А право вы на это имеете? А ты спросил у своей Гретты - хочет ли она умирать? Она, собака твоя, смерти не боялась. Животные смерти не боятся, они не знают, что это такое. Они с вами, с подлецами, расставаться не хотят. Они вас любят.
Я был растоптан, а Человек Без Тела, казалось, наслаждался моим поражением и моим раскаяньем.
Он меня добил:
– Гретта прожила бы еще четыре месяца и восемь дней. Немного. Но эти четыре месяца и восемь дней она была бы рядом с тобой.
Если бы я мог я сейчас, завыл бы, как пес или разрыдался бы, как ребенок. Я вспомнил грустные, всепонимающие глаза Гретты, когда ее уводили на смерть. Отец надел на нее ошейник, снял с крючка намордник (о том, что намордник необходим, сказал ветеринар) и повел
Гретту к выходу. Она не сопротивлялась, она просто поплелась рядом с отцом, а у двери повернула голову в мою сторону и посмотрела на меня долгим взглядом, прощаясь навсегда. Теперь я понимал (тогда нет, а теперь понимал!), Гретта знала, куда и для чего ее уводят. Мне стало плохо, так плохо, как, бывало не часто. Я четко осознал: я - подлец.
"Я подлец!", - признался я Человеку Без Тела.
– "А теперь отпусти меня. Я хочу… Я не знаю, чего я хочу. Но мне душно. Мне плохо! Я хочу увидеть свет!"
Я задергался, верней, хотел задергаться, хотел вырваться отсюда и убежать, куда глаза глядят. Но, как и тогда, во сне, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Словно у меня их не было. А может я тоже - Человек Без Тела?
– Э! Э!
– прикрикнул на меня мой обличитель.
– Ты чего дергаешься? Куда? Мы с тобой только начали вспоминать твои тяжкие преступления. Убийство Гретты - тяжкое преступление, но не самое тяжкое. Не дергайся и давай вспоминать остальные.
"А что были еще?", - подумал я чисто машинально, а может быть из чувства противоречия, потому что прекрасно понимал - мой незваный гость знает обо мне все и помнит все, что я творил на этом свете сорок четыре года, почти сорок пять, помнит о каждом моем шаге.
– А ты вспомни Машу Абарову, Колун!
Если бы мне было чем, я бы вздрогнул. Это было ударом ниже пояса, хотя Человек Без Тела по другому и не бил.
Маша!
Колун!
Маша называла меня Колуном!
– Что, вспомнил?
Первая любовь не забывается…
Не забывается? Я думал, что забыл.
Я ошибся.
Оказалось, что я помнил о Маше всегда. Я помнил все, до самой мельчайшей подробности. Я помнил Машу. Ее огромные серые глазища, пепельные волосы, ее смех и ее слезы…