Я ищу тебя
Шрифт:
– Какая же, мама? – терпеливо спросила Джулия, хотя прекрасно знала ответ. Сердце сжалось, как от предчувствия беды.
– Ты – маркиза Савидж.
Не в силах вынести даже звука ненавистного имени, Джулия вскочила с кровати:
– Только потому, что меня не позаботились спросить! Я замужем за человеком, которого совсем не знаю и не видела ни разу, и все для того, чтобы удовлетворить непомерные амбиции отца! Лорд Савидж даже не потрудился написать мне, справиться, жива ли я! Интересно, может, его вообще не существует?
– По всей видимости, у лорда Савиджа тоже нет ни малейшего желания публично признать свою женитьбу, –
– Еще бы! Неужели и лорд Савидж стал бы спокойно смотреть на то, что его будущее, мечты и устремления непоправимо разрушены чужой волей? – раздраженно фыркнула Джулия, меряя шагами комнату. – Меня продали за титул и знатное имя, купили жениха-аристократа. В обмен лорд Савидж получил целое состояние! Отец приобрел дочь-маркизу, а Савиджи были спасены от разорения! И ради этого обе семьи пожертвовали собственными детьми!
– Почему ты так ненавидишь отца? – печально спросила мать. – Любой родитель на его месте поступил бы точно так же. Брак по любви – вещь неслыханная. Молодые люди женятся по расчету и мирно живут вместе долгие годы.
– Возможно, но не забывай, мне было всего четыре года, а моему так называемому мужу не многим больше.
Джулия подошла к окну и рассеянно уставилась вдаль, теребя край бархатной гардины.
– Я узнала об этом впервые только в двенадцать лет, когда воображала себя влюбленной в деревенского мальчишку. Отец позвал меня в кабинет и сказал, что замужние женщины не имеют права любить ни одного мужчину, кроме мужа. – Девушка невесело рассмеялась. – Я не поверила своим ушам. И сейчас не верю. Много лет мысли об этом человеке преследовали меня. Я все время гадала, какой он – умен или круглый дурак, зануда, распутник…
– Насколько нам известно, репутация лорда Савиджа безупречна. Он слывет рассудительным и спокойным человеком.
– А мне все равно! – вспыхнула Джулия, зная, что мать попросту посчитает ее своевольной упрямицей и, возможно, отчасти будет права. Но если она смирится с судьбой, уготованной ей отцом, скорее всего постепенно превратится в покорное, унылое несчастное создание, подобное матери.
– Да пусть он хоть святой, какая разница? Я никогда не стану герцогиней Лидз! И не буду плясать под отцовскую дудку! Он не спускал с меня глаз ни на минуту, сторожил день и ночь, пока наконец не удалось скрыться!
– Отец всего лишь хотел защитить и уберечь тебя от…
– И поэтому держал меня здесь, как в тюрьме, не позволяя никуда ездить и ни с кем встречаться. Со дня моего рождения он раз и навсегда решил, что его дочь будет титулованной особой. Интересно, приходило ли ему в голову, что я когда-нибудь стану маркизой или графиней без его вмешательства? А вдруг я захотела бы уйти в монастырь или кончить дни свои старой девой? Вероятно, трудно ожидать, что он искренне желал мне счастья…
Джулия осеклась, сообразив, что бархат вот-вот расползется под ее пальцами. Она опустила руки, отступила и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Сердце нестерпимо ныло при мысли, что, хотя сама она избавилась от отцовского гнета, Ив по-прежнему страдает и вынуждена молча и терпеливо сносить попреки и оскорбления. Она словно бы находила убежище в многочисленных болезнях, постепенно превращаясь в настоящего инвалида. Это было ее единственной защитой от нестерпимо грубого властного
Лорд Эдвард Харгейт ненавидел болезни и, признаться, даже немного их побаивался, настолько чужды были всяческие слабости его жестокой, несгибаемой натуре. Этот сильный надменный человек не желал считаться с чьими бы то ни было чувствами, кроме своих собственных. Временами его твердость граничила с жестокостью, особенно когда лорд Харгейт с нескрываемым наслаждением отказывал родным в том, что они желали больше всего на свете, стремясь лишь показать свою власть. Остальные члены семейства – многочисленные кузены, братья, дяди и тетки – боялись его как огня и по возможности избегали. Только жена была неизменно верна супружескому долгу и во всем поддерживала мужа, даже если тот совершал очередную подлость.
– Но почему обязательно театр? – простонала Ив. – Неужели нельзя заняться чем-то другим? Подумать только, моя дочь выступает на сцене среди этих ужасных людей… какой позор!
– Мне ничто не грозит, – твердо заверила Джулия. – «Кепитл» – известный и достойный театр. А лучшего занятия, чем это, трудно придумать. Вечное одиночество помогло мне развить воображение.
– Помню, я тогда ужасно тревожилась. Ты, казалось, жила в выдуманном мире и всегда изображала кого-то!
Джулия снова села и улыбнулась матери.
– А теперь мне за это платят, и очень неплохо.
– Но как быть с лордом Савиджем? Джулия пожала плечами:
– Пока он не вздумает искать меня, я могу спокойно продолжать вести прежний образ жизни. – И, состроив гримаску, добавила:
– Странно сознавать, что он имеет больше прав на меня, чем я сама! Стоит подумать об этом, как хочется бежать на край света! Честно признаюсь, что ужасно боюсь встречи с ним. Я к этому не готова и, возможно, никогда не буду.
– Когда-нибудь все равно придется взглянуть правде в глаза, – возразила Ив. – Представляешь, что испытает лорд Савидж, узнав о твоих похождениях?
– Вероятно, пожелает признать брак незаконным, – лукаво улыбнулась Джулия. – И я с радостью соглашусь. Уверена, что актриса из меня получится куда лучше, чем герцогиня!
Глава 2
Только после ухода нанятого им сыщика маска показного спокойствия слетела с Дамона. И хотя он почти никогда не позволял себе вспышек гнева, вынести такое было почти невозможно. Ему хотелось кричать, бить посуду, исколотить кого-нибудь. Сам того не сознавая, он с силой запустил стаканом в камин и немного опомнился, лишь услышав звон стекла.
– Черт побери, да где же она?! Почти сразу же дверь тихо приоткрылась, и в комнату нерешительно заглянул младший брат Дамона лорд Уильям:
– Очевидно, даже сыщик не сумел отыскать таинственно исчезнувшую маркизу?
Дамон молчал, но непривычный румянец на щеках выдавал его истинные чувства. И хотя внешне братья были удивительно похожи, столь разных людей было трудно сыскать. Оба унаследовали фамильные темные волосы и резкие черты лица, но дымчато-серые глаза Дамона были непроницаемыми, а полный беспечного озорства взгляд Уильяма вызывал невольные симпатии. Молодой человек обладал бесспорным мальчишеским обаянием, чего был лишен вечно озабоченный, занятый делами старший брат.