Я - истребитель
Шрифт:
В марте мы вели активные боевые действия над косой, ледовыми дорогами залива Фриш-Гаф. Но к маю, когда лед растаял, части противника, искавшие на косе спасение, успели переместиться к Данцигу, где их встретили наши соседи. Там, у основания косы, до конца апреля немцы предпринимали отчаянные попытки вырваться, но все эти попытки были безуспешны. Мы же, сместившись во второй половине апреля из-под Кенигсберга к юго-западу, контролировали протяженную центральную часть косы Фрише-Нерунг, на которой в совершенно безнадежном положении застряли остатки восточнопрусской группировки противника. Мы по-прежнему вели воздушную разведку, осуществляли боевое патрулирование, но воздушных боев в конце апреля - начале мая сорок пятого года в нашем секторе
1 мая с утра я облетел все полки дивизии. Я поздравлял летчиков и техников с праздником, говорил о пройденном боевом пути, о близкой победе над фашизмом.
В 18-м гвардейском полку, помню, устроили праздничный обед. За обеденным столом были и боевые друзья гвардейцев - летчики "Нормандии - Неман". Французы провозглашали тосты за победу, за дружбу, говорили о послевоенных планах.
Поблагодарив гвардейцев за гостеприимный обед, я сел в свой истребитель и отправился через залив к косе Фряше-Нерунг. По косе, по-прежнему без всякой надежды на что-либо, брели к югу тысячи немцев - деморализованных, не воюющих, но и не сдавшихся. Я шел у них над головами ва бреющем, и хотя у этих вояк были автоматы, пулеметы, даже зенитные орудия, они не стреляли. Они будто забыли, что могут стрелять. Запоздало шарахались в стороны, когда над ними раздавался рев мотора, или безотчетно пригибались, провожая самолет равнодушным взглядом.
Это была агония.
В ночь с 8 на 9 мая началась стрельба по всему фронту: из Москвы по радио было передано сообщение о капитуляции гитлеровской Германии. Стихийный салют из всех видов оружия был подобен канонаде. Командиры полков, сдерживая искушение присоединиться к этому салюту, объясняли летчикам, что приказа из штаба армии не было, следовательно, с утра предстоит обычный день - вылеты на боевое задание. К утру возбужденные пилоты пошли досыпать, но какой уж там мог быть сон!..
И вое же до получения официального приказа из штаба армии утром, как обычно в последние дни, я приказал командиру 523-го разведывательного авиационного полка выделить пару боевых машин для полета в район косы Фрише-Нерунг. Через некоторое время Заморин сообщил, что пара к вылету готова. Летит он и Ануфриев.
Я заметил:
– Что, в полку больше никаких дел не осталось, если на такое задание отправляются командир с заместителем? Или мало опытных летчиков?
Я понимал, что каждый вылет на боевое задание в тот день мог быть последним боевым вылетом в этой войне. И что каждому - от командира до самого молодого летчика в полку - хотелось бы самому поставить точку. Тем не менее сработала система, приобретенная за годы войны: командиру полка вдвоем с заместителем незачем лететь на такое задание. И Заморин, выслушав замечание, скрепя сердце послал командира эскадрильи Александра Сморчкова.
Полетав над косой, Сморчков передал, что немцы смирные, организованно складывают оружие.
Это было последнее боевое донесение, переданное в наш штаб, и последний, завершающий войну боевой вылет 303-й дивизии. В один из майских дней - где-то уже в середине месяца - раздался звонок из штаба армии. Сообщение взволновало. Я только и успел спросить; "Как самочувствие?" "Жив-здоров!" - сообщил невидимый собеседник, радуясь, что так легко и просто может ответить на этот вопрос. Через некоторое время я обнимал Константина Пильщикова.
...Пильщиков в своем последнем боевом вылете не дотянул до линии фронта километра два. Прыгнул неудачно: зацепился за дерево, а при попытке освободиться упал на землю и от удара потерял сознание. Четыре месяца мытарствовал летчик в лагерях для военнопленных и вот 22 апреля с группой товарищей совершил побег из лагеря Вайден. Почти три недели летчики скитались по Германии, к 11 мая вышли к своим в районе Дрездена.
Сначала Пильщиков попал в дивизию, которой командовал Александр Покрышкин. Встретили летчика
Еще сутки я держал Пильщикова у себя - никак не могли наговориться. Потом позвонил в 523-й полк и сказал, чтобы готовились к встрече
523-й полк стоял в Хайлигенбале. Мы вылетели туда с Костей на По-2. Сказать, что командир полка заметно волновался, - значит ничего не сказать. Мне казалось, он испытал потрясение, когда наш самолет вышел к аэродрому. Трудно передать, что происходило и там, внизу. Сбежались летчики, техники, механики, врачи - весь персонал. Все что-то кричали, размахивали руками, фуражками, пилотками, стреляли ракетами, требовали скорее приземляться...
Я не ошибусь, сказав, что Константин Пильщиков был самым любимым из командиров полков. Были у нас командиры сильные, пользующиеся у летчиков непререкаемым авторитетом, заслуженным уважением. Анатолий Голубов и сменивший его Семен Сибирин, Александр Петровец и Иван Заморин, командиры "Нормандии" Жан Тюлян, Пьер Пуйяд, Луи Дельфино - все это были летчики, словно самой судьбой предназначенные для командования полками. Но больше всех любили Пильщикова.
Надо было видеть, что творилось в Хайлигенбале, когда наш По-2 появился над летным полем! Прежде чем сесть, пришлось повиражить - выждать, чтобы люди на аэродроме немного поуспокоились...
А в июне сорок пятого года мы прощались с нашими верными боевыми друзьями - французскими летчиками. Помню, несколько транспортных самолетов "Дуглас", на бортах которых разместился личный состав полка "Нормандия - Неман", уже поднялись в воздух. И вдруг мне по телеграфу распоряжение - я срочно приказываю по радио вернуться всем самолетам.
Летчики полка "Нормандия - Неман", понятно, удивлены. Но известие о причине возвращения вызывает у них всеобщий восторг: я сообщил о решении Советского правительства подарить французским летчикам боевые машины...
В течение нескольких дней из состава двух полков - 18-го гвардейского и "Нормандии - Неман" - мы отобрали лучшие сорок истребителей Як-3 и подготовили машины к перелету.
Французский полк возвращался на родину с оружием, как и положено возвращаться боевому дважды орденоносному полку. За все время пребывания на советско-германском фронте французские летчики совершили 5240 боевых вылетов, провели 869 воздушных боев, сбили 273 и подбили 80 самолетов противника.
Тут я должен оговориться. В разных публикациях и архивных документах данные о боевой работе французского полка не всегда совпадают. Расхождения, в принципе, небольшие; например, в материалах, отражающих боевую работу 303-й дивизии, встречается число "268" как общий итог побед - сбитых французскими летчиками гитлеровских самолетов за все время пребывания их на советско-германском фронте. В других материалах, отражающих боевые действия 1-й воздушной армии, мне встречалось число "282" - тоже как общий итог побед полка. Подобные расхождения вполне объяснимы. Во время боевых действий подтверждение на тот или иной сбитый самолет не всегда можно было получить, а основу каждого военного архива составляют различные донесения, отчеты, писавшиеся непосредственно в ходе боевых действий. Спустя много лет после войны подобные данные могут корректироваться, подлежать уточнению. Так, и во Франции была проведена тщательная и скрупулезная работа, касающаяся детальных уточнений боевых действий полка "Нормандия - Неман". По данным французской инспекции ВВС, проверено и утверждено как окончательное число "273". Таков общий итог побед полка "Нормандия-Неман".