Я из Одессы! Здрасьте!
Шрифт:
Сокольский говорил: «Как друг я — дерьмо, зато как враг… В этом деле у меня надо брать шестимесячные курсы…»
Смирнов-Сокольский всегда посмеивался над евреями, которые давали своим детям русские имена. Своей собаке он дал имя Рива.
Когда ему сообщили, что у писателя Дыховичного родился сын Иван, Николай Павлович задумчиво произнёс: «Ну что я могу сказать… Иван — очень редкое еврейское имя…»
Знаменитый куплетист Илья Набатов, не отличавшийся красотой, встретил однажды Смирнова-Сокольского и говорит:
— Взгляни
— Конечно, Илюша, — согласился Николай Павлович и добавил. — Похорошевшая жаба!…
Как-то перед выступлением Смирнов-Сокольский, посмотревшись в зеркало, говорит мне:
— Видишь, Борис, у меня нос красный. Я обратился к врачу и спрашиваю, что нужно делать, чтобы нос не краснел? Врач говорит: «Надо бросить пить!» Так знаешь, что я решил? Я решил его пудрить.
Илья Набатов бросил курить. Сокольский встретил его и говорит:
— Вот ты, Илюша, бросил курить. Ты будешь дольше всех нас жить лет на пять. И вот представь себе: никого уже нет в живых, ни меня, ни Гаркави, ни Менделевича… И вот ты идёшь по Столешникову переулку и встречаешь Афанасия Белова, Так стоит ли из-за этого долго жить?..
Когда артисту на склоне лет давали звания, Сокольский говорил: «Беззубой белке — воз орехов».
Сидя в ресторане в обществе своих друзей, их жён и других уважаемых женщин: Марии Мироновой, Клавдии Шульженко… Сокольский обращается к официанту: «Ещё триста граммов водки и, пожалуйста, перемените дам…»
Кстати, зная о болезненной страсти Гаркави к вранью, Смирнов-Сокольский говорил о нём:
— Когда Гаркави говорит «здрасьте», это надо ещё проверить.
«Как жизнь?» — спрашивали Смирнова-Сокольского. Николай Павлович отвечал: «Прошла». Когда в обществе к Николаю Павловичу приставали, чтобы он рассказал что-нибудь смешное, он говорил: «Хотите, я вам могу рассказать, как одна старая еврейка занозила жопу?» И все от него отставали.
Данкман, начальник управления цирков, жаловался Сокольскому:
— Где логика, где справедливость? Я, начальник управления цирков, получаю триста пятьдесят рублей в месяц, а иллюзионист Кио получает около тысячи рублей.
Сокольский ему ответил:
— У меня есть третий экземпляр Советской Конституции. Я прочёл эту Конституцию три раза от начала до конца. Там нигде не было написано, что Данкман не может стать иллюзионистом, а если говорить о национальности, то Кио тоже еврей. Стань иллюзионистом и не завидуй ему.
Сокольский говорил: «Что такое шефский концерт? Шефский концерт — это левый, доведённый до абсурда».
В Театре эстрады работал рабочий Сема, по национальности еврей. Сокольский его спрашивает:
— Сема, ты почему задника не прибиваешь? Сема:
— Николай Петрович, нет гвоздей.
— Когда надо было распять Иисуса Христа, то гвозди нашли…
Как я уже говорил, Михаил Гаркави любил выдумывать о себе
— Миша, я сейчас зашёл в ЦК партии и выяснил наконец: оказывается, революцию делал не ты…
Сокольский звонит Гаркави:
— Миша, давай выпьем! Гаркави: — Давай.
Сокольский:
— Фу, устал я тебя уговаривать!
Артист Московского театра сатиры Кара-Дмитриев в честь получения звания заслуженного артиста республики устроил грандиозный банкет в ресторане. Были приглашены артисты МХАТа, Большого театра, Малого театра и эстрады. Смирнов-Сокольский сидел в самом конце стола, и это ему не понравилось. Он первым поднял тост, долго говорил и предложил выпить за артистку Малого театра Гоголеву. Сокольский никому не давал слова сказать, и все тосты относились к Гоголевой. Все гости с удовольствием напились за Гоголеву, а о юбиляре никто и не вспомнил. Кара-Дмитриев со слезами на глазах сказал Сокольскому:
— Коля, что ты делаешь? Мне этот банкет стоил сумасшедших денег. На кой чёрт мне сдалась Гоголева?!
— В следующий раз, когда ты получишь звание народного артиста, артистов эстрады сажай поближе. Вот тогда я тебе устрою такой же юбилей, какой сегодня устроил Гоголевой, — ответил Сокольский.
В Ленинграде в гостинице «Европейская» работала сволочная администрация, которая нагло отбирала у живущих в этой гостинице деньги. То не хватает у тебя полотенец, то у тебя якобы пропали простыни и т.д. Я рассказал об этом Сокольскому Сокольский:
— Я знаю, но ничего сделать нельзя. Эти подонки способны на любую провокацию. Со мной был такой случай: я жил в шикарном люксе и обнаружил, что у «вольтеровского» кресла сломана ножка. Доказывать администрации гостиницы, что ножка была сломана до меня, и что я к этому не имею никакого отношения, было бессмысленно. Они все равно заставили бы меня платить стоимость кресла, так знаешь, что я сделал? Я достал топорик и разрубил кресло на мелкие кусочки. Клал в портфель и постепенно вынес на свалку. Когда я сдавал номер, они тщательно проверяли стаканы, полотенца, простыни. Но никому из них в голову не могло прийти, что у них никогда больше не будет большого, шикарного «вольтеровского» кресла.
Смирнов-Сокольский был художественным руководителем Театра эстрады. В это время Министерство культуры СССР снизило всем артистам эстрады зарплату. В кабинет вошёл Аркадий Райкин и говорит Сокольскому:
— Николай Павлович, читали приказ министерства? Скоро мы за наши выступления будем ещё доплачивать. Так надо было в семнадцатом идти на баррикады?
Сокольский:
— Аркадий, ты меня с кем-то путаешь. Я никакого отношения не имею к семнадцатому году, я отвечаю только за пятый год.