Шрифт:
Глава 1
Последняя нота финальной арии замерла где-то под потолком, чтобы осыпаться оттуда шквалом аплодисментов. Они росли, поднимались, подобно тому, как набирает силу морская волна, прежде чем разбиться о береговые скалы. Стоящая на сцене молодая женщина купалась в них, наслаждалась ими, умирала и возрождалась.
Она была невероятно талантлива, и столичная публика буквально носила новую знаменитость на руках. Поклонники засыпали её цветами и подарками. Приглашения на рауты, маскарады и просто вечеринки поступали десятками так же, как и предложения разной степени пристойности. Она находилась
Занавес дрогнул и медленно стал закрываться, пряча от взглядов певицу, которая, как только тёмно-красное полотнище заслонило от неё зал, устало опустила руки и почти рухнула в предусмотрительно подставленное кресло.
– Это предпоследнее выступление, – мягкий голос нарушил тишину, окутавшую сцену, – теперь через два дня закрытие сезона, и ты наконец-то сможешь отдохнуть.
За спинкой кресла, в котором сгорбилась недавно сияющая от счастья и успеха молодая женщина, появилась высокая широкоплечая фигура, но в полумраке невозможно было определить возраст подошедшего.
– Я так устала, Феликс, если бы ты только знал! – она тяжело вздохнула и негромко застонала от удовольствия, когда ладони мужчины легли ей на плечи и стали умело разминать уставшие мышцы.
– Я знаю, моя дорогая, я всё знаю, – его руки сильно, но мягко массировали плечи, шею, нажимали на определённые точки, чтобы снять напряжение, дать крови возможность бежать ровно и спокойно. – Но ты не принадлежишь себе, Клео, ты – сокровище, которое желает заполучить каждый театр. Твой дар призван нести слушателям наслаждение, которое больше никто им не подарит. Ты ведь понимаешь это, верно?
– Да, – не открывая глаз, прошептала женщина.
Ладони мужчины скользнули чуть ниже, тонкие сильные пальцы знали, как и куда нажать, чтобы закаменевшие от напряжения мышцы расслабились. Некоторое время на теперь уже скрытой от посторонних глаз сцене царила тишина, нарушаемая только негромкими женскими стонами: если подслушать из-за угла, то можно было бы подумать, что здесь уединились страстные любовники.
Впрочем, мужчина мог бы им стать, если бы только намекнул о своём желании: Клео давно и безнадёжно была влюблена в своего импресарио. Но он либо не замечал этого, либо его сердце было отдано другой женщине – этого певица, благосклонности которой, говорят, добивался сам канцлер, не знала.
Когда-то, пять лет назад, Феликс подобрал её в третьесортном портовом кабаке, насквозь пропахшем дешёвым пивом, потными телами и прелой соломой, которой был усыпан грязный пол. Девушка, которую тогда звали просто Мэри, трудилась там подавальщицей и честно зарабатывала свою копеечку, хотя и комплекцией, и характером значительно уступала двум другим девицам. Но чаевые Мэри получала не за расторопность и не за «дополнительные услуги», от выполнения которых никогда не отказывались ни Салли, ни Колетта. Худенькая подавальщица иногда, когда позволял хозяин, выходила на середину заплёванного зала и пела незамысловатые полуприличные песенки или слезливые баллады.
Посетители слушали, порой пытались подпевать и швыряли под ноги девушки мелкие медные монетки. Мэри благодарила, с помощью мальчишки-конюха подбирала их, прекрасно понимая, что две-три медяшки наверняка прилипали к его ладошкам. Но девушке было совершенно не жаль этих денег, так как пела она не только, точнее, не столько ради
Если не получалось выступить в кабаке, Мэри шла на пирс и там, раскинув руки, пела морю, которое хоть и не кидало монеток, но слушателем было более благодарным, чем пьяные грузчики и уставшие от тоскливых береговых будней матросы. Оно подхватывало её голос и несло вдаль от берега, перебрасывало с волны на волну, старалось закинуть на низко плывущие облака.
Именно там и услышал её впервые мэтр Феликс Берелли, известный в столице и за её пределами «ловец талантов». Что привело его тем ненастным вечером в не слишком благополучную портовую часть города, так и осталось для Мэри тайной: сам он не рассказывал, а она сначала не решалась задавать подобные вопросы, а потом это стало уже совершенно неважным.
Услышав летящий над морской гладью голос, мэтр Берелли сначала не поверил своим ушам, настолько неуместным казалось это восхитительное чистейшее сопрано среди гнилых водорослей и мокрых старых досок. Но голос звучал, становясь то тише, то громче, в зависимости от того, куда шёл Феликс, а он пытался найти источник этих волшебных звуков и до дрожи в руках боялся, что неизвестная певица замолчит, и он никогда не сможет её найти в этих трущобах.
Но судьба смилостивилась над ним, и, завернув за очередной лодочный сарай, он увидел на пирсе худенькую фигурку. Широко раскинув руки, девушка пела старую балладу, в которой рыцарь вернулся из похода и узнал, что невеста стала женой его брата. Не слишком обращая внимание на не очень складные слова, Феликс вслушивался в голос и понимал: это настоящее сокровище.
Он осторожно подошёл к пирсу и дождался, пока незнакомка повернётся к нему. Девушка вздрогнула от неожиданности, увидев на пустынном берегу высокую мужскую фигуру, и Феликс выставил вперёд руки в извечном мирном жесте. Певица неуверенно приблизилась, и мэтр смог разглядеть, что перед ним совсем юная девушка, невысокая, с милым, но простеньким худеньким личиком, одетая в сильно заношенное платье и обутая в старые стоптанные башмаки.
Через четверть часа, которые ему потребовались, чтобы преодолеть недоверие девушки по имени Мэри, он понял, что Богиня послала ему награду за мужество, с которым он перенёс все выпавшие на его долю испытания.
Переговоры с трактирщиком, который неофициально считался кем-то вроде опекуна Мэри, так как именно он когда-то подобрал никому не нужную сироту, вырастил её и дал возможность заработать копеечку, заняли меньше пяти минут. Увидев в руке благородного господина полновесную серебряную монету, владелец заведения со странным названием «Рыба у моря» даже не стал интересоваться, зачем тому невзрачная подавальщица. Велев Мэри собираться, он охотно ответил на вопросы, которые задал ему Феликс .
Нет, никто не знает, откуда девчонка взялась: она просто однажды пришла по берегу, а откуда – ни она сама, ни кто-либо другой знать не знают и помнить не помнят. Почему подобрал? Да жалко стало, у него самого дочка её годков, да и рабочие руки лишними в трактире никогда не бывают. Родителей искать? А где ж уважаемый господин предлагает это делать? Ради такого пустяка за сотни миль в столицу ехать? Шутить изволите!