Я Кирпич
Шрифт:
Вроде бы помнит: к Черной речке, через Ушаковский мост… Все правильно.
— Пошла прочь!
И Галя несколько деревянною походкой голливудского зомби послушно побрела в противоположную от меня сторону.
— Букач, могу я дать ей невидимость на время пути? От мар-шмар, от прочей нечисти, чтобы они ее не съели?
— Не ведаю, о Великий! Как ты пожелаешь, так оно и правда!
Повернул я голову к Букач, благо она рядом, на плече сидит, стряхнул ее на правое предплечье, как беркута, чтобы четче видно было: сидит или стоит на этих кошмарных псевдочеловеческих ножках, хоботок под подбородок поджат к раздутой шее, но я все
— Нет, я обязательно выучу тебя азбуке и компьютерной грамоте, буду устраивать и сам судить бои-диспуты между тобой и Дэви…
— Как повелишь, о Великий, я тебе всяко послужу! И-истово!
— Спасибо, дружок, я уже успел оценить масштабы твоего могучего ума и твоей высокой волшбы. К тому же, увы, не выйдет у нас ристалища: Дэви тебя не замечает, а ты ее. Молчи, молчи, это я больше с собою разговариваю. А ведь я, оказывается, знаю, куда иду!
— Как ты мудр, о Великий!
— Я ведь, кажется, попросил молчать? Иду я на Елагин остров, мимо Старой Деревни, очень уж меня туда тянет… и я догадываюсь, что этому причиной… И еще, это уже вопрос к тебе, крошка: почему этих тварей-марей так много по Питеру бродит? Этак они всех нас, людей, сожрут в обозримом будущем?
— Не ведаю, о Великий! Всех не сожрут, бо сытные-то ночи-то редки да коротки.
— Сытные? А, ты намекаешь на полнолуние? Но мне кажется, что как раз сегодня… хотя… Ну, ну, продолжай?
— Луна для сытости маловата, хоть круглая свети, хоть рогами. А только ночь сегодня сытная. Зимою совсем их не бывает, а летом они бывают. Но не каждое лето, через второе на пятое… В такие ночи кто посильнее из нечисти — преспособны прямо даже под небом, не в дому, не на кладбище, жрать людишек послабее. Не всех, а кто ослаб, вот.
— Санитары леса, понятно. А как ты оценишь ту синявку… ту женщину, что я встретил и отрезвил? Как она — все еще слаба?
— Не ведаю, о Великий! Покрепче стала, и ты ее защитой укрыл, небось, не позарятся мары-то!
— А ты, к примеру, могла бы съесть ее, или захотеть съесть?
— Как того повелишь, о Великий!
— А сама, своею волею, могла бы захотеть ее съесть? А, Букач? Я, по-моему, внятно спросил?
Засуетилась моя нечисть на моем плече, куда она опять взобралась, пятками топочет мелко-мелко, хоботок в пасть сунула и мургает глазенышами, а они багрово так отсвечивают, неуютно для человеского погляда… Мне даже искоса и вблизи — все это хорошо видно, и я уже научился понимать эти микродвижения: вопрос ее затруднил, и она боится «прогневать овеликого» своим ответом невпопад…
— Не гне… Я это… как прика… Маны-то мало, да вся невкусная, побитая… В голодную бы пору — да, о Великий, захотела бы…
— Ок, спасибо за ответ, теперь помолчи. И молча, пока необходимость в том не возникнет, будешь ехать у меня на плече, ибо нечего тебе в планшетке делать. Сиди, смотри, озирай окрестности, переваривай добытую в бою ману, почуешь важное — сообщай, не дожидаясь моего разрешения на разговор. Понятно?
— Да, о Великий, как ты добр!
Душевное неравновесие — вот что во мне поселилось! То я зол и раздражен, то я весел, то спокоен, как глиняный божок, то равнодушен, то трушу — и все эти эмоции меняются во мне, в душе моей, словно картинки-узоры в
Я истратил часть своего времени и часть своих сверхъестественных сил для спасения и «ремонта» этой немолодой алкашихи — зачем? Я ведь бескорыстно совершил сей мелкий подвиг, даже «спасиба» с нее не взял… И в принципе не собирался меценатствовать еще за пять минут до встречи — а сделал! Почему? С какой целью?.. Нет, не знаю внятного ответа, хоть застрелись! Но, вот, железно, без малейшего сомнения уверен: не мог не сделать, еще раз повторить ситуацию — точно так же бы поступил, и дело вовсе не в дон-кихотстве… Что-то зреет в мне, что-то живет забытое, и я должен это вспомнить, вызволить воспоминания! Что-то очень-очень-очень важное должен я постичь! Важное для меня!
— Я не ведаю, о Великий! Я не поняла, не гневайся!
— Ай… да это я не тебе, кроха, это я так думал и вслух выкрикнул. Не гневаюсь я. Эти огоньки по левую руку — это что? Это мары? Смотри: все кладбище в огоньках!
— Не только мары, о Великий, мар там нынче не обильно. А маны мно-ого… мана вкусная…
— Хочешь отлучиться и пособирать? Так, что ли?
— Как прикажешь, о Великий, а без тебя-то мне боязно, чуждо, вдруг и непосильно…
— Чужие пастбища, типа?
— Да, о Великий.
Букач мне теперь легче понимать без слов, для этого мне достаточно как бы настроиться на волну ее нехитрых помыслов и хотений. Меня она считает достаточно крутым, чтобы отметелить или пожрать всех ее врагов из невысокой нечисти, а без моего прикрытия орудовать боится. Может оно и так, вполне может быть, ибо я действительно усилился не по-детски, но что-то не хочется мне это проверять ментальной атакой на ночное Серафимовское кладбище. Пусть его мертвые обитатели покоятся с миром, а остальные самостоятельно разбираются между собой.
— Пусть пасутся, а мы дальше пойдем.
— Как прикажешь, о Великий!
И мы пошли дальше, мимо тяжелого и мрачного даже днем здания ЛОМО, своими этажами-плитами отчетливо напоминающего майянские пирамиды, мимо тускло светящейся по ночному времени станции метро Старая деревня, полупрозрачной, похожей на янтарную каплю, с увязшим в ней ментом-дежурным, через железнодорожную одноколейку…
Я шел, озираясь с умеренным любопытством, а сам все вспоминал, заново переживая, «боестолкновение» с марой, которое так легко и быстро завершилось моей победой. Хорошо помню, как я предполагал бить ее «когтями» и заранее тревожился, что на расстоянии вытянутой руки она тоже, так или иначе, до меня дотянется… с неприятными последствиями… А вышло иначе: я ее огненным копьем загарпунил!.. Или это была молния? А что когти мои, ну-ка?..
Длинные чуть изогнутые когти послушно выскочили, заслонив своею призрачной синевой ногтевые лунки от моего взгляда… И ж-живо на место втянулись, я сказал!.. Видел я вокруг хорошо, несмотря на пасмурную ночь… с белыми подпалинами на востоке. Стало быть, скоро она должна превратиться в пасмурный рассвет.
Как быстро идет время! Казалось бы, только что полночь прозвенела в квартире моей… Да, оно так быстро уходит — и при этом такое тягучее! Что я успел сделать за время тьмы — из дому вышел, воды купил, мару зарезал, Букач покормил… Эту… Галю в золушку превратил, на бал отправил… Блин! Что-то я такое забыл, будто заноза в извилинах застряла! Что-то весьма важное!