Я – княгиня Ольга. Первая женщина на русском престоле

Павлищева Наталья Павловна

Кажется, Ольга спросила об этом вслух. Евдокия пригляделась к ней внимательней, чуть задумчиво ответила:

– Она матерь Иисуса, ее чтят христиане… если веришь в нее искренне и попросишь сердцем…

Ответ был очень осторожным, княгиня не поняла слово «искренне», не столь хорошо знала греческий. Евдокии пришлось объяснять.

Они остановились у дверей храма, продолжая разговор. Прохожие с любопытством поглядывали на двух красивых знатных женщин, одна из которых была одета не по-константинопольски. Впрочем, чужестранцы в столице Византии не редки, одежд всяких хватает, и людей скорее интересовала красота женщин. Византийка темноглазая, с длинными каштановыми волосами, та, вторая, напротив, светловолосая, синеглазая, держится

прямо, голова горделиво вскинута. Что их связывает между собой?

А связывала женская судьба, может, потому и потянулись друг к дружке с первого взгляда. И Ольге, и Евдокии нужен был сын. У первой сын погиб, у второй родились уже три дочки. Чтобы удержать мужа, ей нужно родить мальчика, иначе ее Феофан возьмет себе другую жену, а ее отправит в монастырь. Вот и пришла красавица молить Богоматерь о помощи, о заступничестве перед Богом.

Глава 16

Император Роман Лакапин, правивший вместо своего зятя Константина Багрянородного, очень походил на варяга, много лет просидевшего на руме драккара. Нет, не внешностью, не видом, а грубостью поведения и такими же шутками. Он захватил власть и не собирался отдавать ее в ближайшем будущем зятю.

Императора мало интересовала Русь, эта варварская страна, и гораздо больше молодая синеглазая красавица княгиня, к тому же произносившая такие разумные речи! Роману давно надоела нынешняя жена, пора отправлять ее в монастырь, и в ответ на очередную фразу русской княгини он воскликнул, с вожделением глядя на ее белую лебединую шею:

– Ты достойна править вместе с нами империей! Повисло страшное в своей неопределенности молчание. Ольга словно разделилась внутри на две части, одна продолжала улыбаться императору и в ужасе искать выход из создавшегося положения, а вторая вдруг в который раз вспомнила слова Евдокии: «…если искренне попросишь…» Христианская богиня… надо поверить и попросить… поможет… Эти мысли не давали покоя с той встречи в храме, она не переставала думать о сыне, будущем сыне.

И вдруг обе Ольги соединились, и княгиня ответила:

– Ты хотел, чтобы я стала христианкой? Крести меня сам вместе с патриархом.

Роман даже не нашелся что ответить, только чуть растерянно крутил головой, ища взглядом Николая Мистика. Когда нашел, увидел, что патриарх старательно кивает головой, соглашаясь. В Византии всегда старались крестить всех правителей-нехристиан, посещавших Константинополь, дарили богатые подарки, откровенно подкупали. Крещеный правитель потянет за собой и своих подданных. А тут княгиня огромной варварской страны, женщина с таким властным взглядом, казалось, прикажи она, и все русы пойдут креститься разом. Глаза Николая Мистика блестели, какая удача, на такую он и рассчитывать не мог. Хотел просто отправить с Ольгой на Русь священника, даже подобрал уже Григория, чтобы тот попытался осторожно проповедовать святое учение при дворе русских князей. И вдруг она сама просит крестить! Патриарх знал, что княгиня и без сопровождения ходила в храм, разговаривала там с Евдокией, женой Феофана, видно, женщина смогла сделать то, что не могут мужчины-священники. Это нужно учесть.

Все закрутилось вокруг Ольги так, что она сама только успевала реагировать на то, что ей говорили. И все время видела радостные глаза Евдокии. Чуть позже она узнала и вторую, вернее, первую причину радости женщины – та ждала ребенка! Это добавило Ольге уверенности в том, что и у нее будет все хорошо. Первое, что княгиня попросила у матери Бога-сына, было, конечно, рождение собственного сына.

Но ее крещение принесло и другой результат. Император не оставил своей мысли сделать из нее императрицу. Когда Ольга вдруг осознала, что стоит перед выбором – остаться ли в Царьграде при Романе или вернуться на Русь к Игорю, то пришла в ужас! Неужели ее сын должен родиться от этого грубияна, сидящего на константинопольском троне не по праву?!

Ольга бросилась к своему новому наставнику, христианскому священнику Григорию.

У Григория тоже был шок. Патриарх крестил Ольгу не для того, чтобы она правила в Византии, княгиня должна была увезти священников с собой, у нее совсем другая миссия. И Григорий нашел выход. Он ответил, что император теперь крестный отец и никак не может жениться на своей крестной дочери. Ольга воспряла духом, ей не хотелось оставаться при императоре-самоуправце, того и гляди самого скинут с трона, а за ним и жену. Или возьмет новую, а прежнюю отправит в монастырь. Нет, лучше уж в Вышгород, там она сама себе хозяйка.

И Ольга повторила слова Григория императору при первой же встрече. Тот сначала изумленно смотрел на ее склоненную светловолосую головку, потом почти довольно захохотал:

– Перехитрила ты меня, княгиня Ольга! Переклюкала!

У императора было хорошее настроение, и не хотелось строить козни новокрещеной красавице, в конце концов, женщин и без нее хватает. А та поторопилась покинуть гостеприимный Константинополь. Правда, перед отъездом еще раз сходила в тот самый храм и, как Евдокия раньше, долго стояла, прося у Заступницы себе сына. Она не знала слов, какие требовалось говорить, но искренне считала, что просить нужно сердцем, а не языком, и потому не переживала за условности.

Радовались отъезду русской княгини и константинопольский патриарх, и Григорий, которому пришлось отправиться вместе со своей подопечной к варварам. Тогда он еще надеялся, что властная и сильная Ольга сможет повести русичей за собой в истинной вере. Просчитался, языческая масса поглотила все, как раньше Аскольда. Ольга не рискнула открыто объявлять о своей вере, это осталось ее личным делом, и Григорий был многие годы только ее духовным наставником. Крестить русов вслед за красавицей княгиней не удалось.

А ведь тогда в Константинополе Ольге было над чем подумать, она стояла перед выбором – остаться у Романа или вернуться в Киев к Игорю. В Византии она наверняка будет императрицей, Роману Лакапину ничего не стоит отправить нынешнюю жену в монастырь (сколько их уже было!). Только кто может поручиться, что такая же участь не постигнет саму Ольгу? Конечно, она умна и постарается этого не допустить. Зато получит весь блеск константинопольского двора, будет во время приемов сидеть за высоким золотым столом по левую руку от императора, облаченного в пурпурную мантию… Для варяжки Ольги, привыкшей к простоте и отсутствию внешнего блеска, конечно, была в диковинку вся мишура, какую продемонстрировал Царьград. Золото и вообще богатство здесь повсюду – во дворцах, храмах, на улицах… Русскую княгиню не пустили в районы, где жила беднота, она и сама туда не стремилась, зато увидела праздничное убранство города при возвращении из недалекой поездки императора. Горожане радовались так, словно правителя не было несколько лет либо он вернулся из тяжелого похода: на балконах домов вывесили разноцветные ткани, ковры, улицы убрали цветами, даже зеваки нарядились в парадные одежды.

И только цепкий, практичный ум Ольги смог продраться сквозь эти золоченые заросли церемоний, понять, что совсем не так весело императрице, что ей угождают, пока угождает император, а его настроение меняется, как погода в весенний день. Конечно, в Киеве Ольга тоже зависит от князя Игоря, но у нее есть Вышгород, где княгиня властвует безраздельно, князь не вмешивается. Послы в Вышгород не приезжают, и терем золотом не блещет, только стоит ли вся эта мишура того, чтобы видеть ежедневно и еженощно совершенно чужого человека, сластолюбца, во всем ему угождать под страхом быть отправленной в монастырские кельи? Однажды десятилетняя девочка пожертвовала собой и стала княгиней и хозяйкой. Стоило ли теперь взрослой красивой женщине жертвовать свободой ради призрачной возможности какое-то время возглавлять рядом с некрасивым, несдержанным человеком парадные шествия?