Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР

Мясников Александр Леонидович

Н. С. Хрущев только что побывал в Америке и, надо сказать, понравился американцам

На наших заседаниях под конец выступил Дебейки, хирург, всемирно известный своими операциями на сердце и сосудах; он вставляет больным вместо склерозированных или закупорившихся артерий - новые из полиэтилена; блестящий кинофильм об этом он показал нам. Как и другие американские коллеги, он оказался простым, приятным человеком. Притом для встречи с советскими терапевтами он прилетел за 2 тысячи километров из Хьюстона.

После Вашингтона мы, по приглашению Уайта, отправились в Бостон, где посетили новую группу лабораторий, а также были в гостях у известного хирурга Смисуика - инициатора операций на симпатической нервной системе при гипертонии. Теперь, когда

для ослабления передачи по симпатическим нервам прессорных импульсов имеются эффективные, хорошо дозируемые фармакологические средства, конечно, уже не приходит на ум предлагать больным с обычной эссенциальной гипертонией операцию симпатикэктомии; Смисуик соглашается с этим, но спрашивает, не могла ли его методика сослужить службу в понимании патогенеза гипертонии и в развитии нового направления в ее терапии - пусть теперь лекарственного. Мы охотно соглашаемся с ним.

К тому же он очень любезный господин, семья его также очень любезна, все любезны, а вилла стоит не только на берегу Атлантического океана, а так сказать, даже в нем самом - она расположена на скале - на «материк» ведет изящный мост, а вниз к воде ведет лесенка и там покачиваются в волнах яхты и лодки. Недурно, думаем мы, оглядывая даль океана сквозь огромные витрины (вместо окон) из уютной, комфортабельной гостиной.

Приехал и профессор Рааб из Бермингтона. Австриец по национальности, известный ученый в области изучения роли гормонов и вегетативной нервной системы во внутренней патологии, он говорит, что ему нравится направление работ нашего Института терапии, что он собирается в Москву, что он изучает русский язык, - и, действительно, мы переходим с ним на русскую речь, в которой слышатся немецкие интонации. Рааб, между прочим, говорит, что американские ученые мало понимают теорию проблемы, ограничиваются равнодушными фактами - радуясь, впрочем, если из них вытекает некая практическая польза. Истинной эрудиции у них нет.

Но следующий визит - к профессору Пейджу в Кливленде - эти суждения, во всяком случае, ограничил. В клинике и лабораториях профессора Пейджа мы познакомились с высотами нашей науки. Прежде всего нам показали коронарографию у больных. Специалист, который уже сделал 500 исследований, считает себя терапевтом-рентгенологом и, в частности, кардиологом. Смертность при манипуляциях доведена до нуля. На пленках ясно видны коронарные сосуды, их структура, в том числе стенозы и атеросклеротические деформации.

Нам показали также первые опыты с искусственным сердцем - прибором, вставленным в грудь собаки. У меня сохранился номер местной газеты с фото: на снимке - профессор Пейдж, я и другие члены нашей группы, - доктор Колф, автор работы, передает мне искусственное сердце и говорит: «Очевидно, свои сердца вскоре будут уж не столь нужны», на что профессор Пейдж замечает: за исключением того, что они будут нужны девушкам («exept for girls»).

«Очевидно, свои сердца вскоре будут уж не столь нужны»

Далее нам продемонстрировали полученный синтетически ангиотензин II (то есть прессорный агент, образующийся в организме из белка под влиянием ренина), - таким образом, мы вновь укрепились в представлении о важной роли почек при гипертонии. Одновременно нас ознакомили с рентгенографией почечных артерий и с новыми методами наложения шунта при их стенозе. Был сделан для нас доклад о серотонине, с демонстрацией больного (до того момента мы знали о серотонине смутно, если не сказать не знали). Были показаны аорты кроликов, которым вводился не холестерин, а другие крупноколлоидные вещества (например, теин) - в интиме сосуда были ясно видны суданированные липоидные пятна - следовательно, коллоидные вещества любой природы чисто физически воздействуют на сосудистую систему, способствуя ее последующей инфильтрации липидами, - идея, которая в дальнейшем получила развитие в некоторых работах Института терапии.

Пейдж - интересный человек, с юмором, скептик. Он автор большого числа важных научных работ, его имя - одно из первых в международной медицине. Тем не менее на тот или иной вопрос он часто отвечает «I have no idea» [257] .

В теоретических объяснениях он готов к компромиссным схемам. Нам он дал труды, сборники - и с момента визита в Кливленд я и Сперанский стали получать им издаваемый «Modern Medicine», выходящий два раза в месяц, с обложками, на которых даются портреты в красках того или иного ученого-современника; в этом журнале каждую передовую пишет Пейдж - на самую разнообразную тему, в том числе и социальную. Естественно, он не обходит в своих высказываниях и политику, в том числе коммунизм, в торжество которого он не верит, и ратует за мир и взаимопонимание.

257

Понятия не имею (англ .).

Кстати, когда Пейдж на следующий год приезжал к нам в Москву, он восхищался Большим театром и иконами (как, впрочем, и другие культурные иностранцы), но о своих общих впечатлениях не счел нужным потом высказаться на страницах своего журнала. Был он у нас и на даче: перед обедом дамы отправились в уборную с ванной, а мужчины должны были все проделать на улице, воспользовавшись маленьким деревянным учреждением у забора. Пейджу попал в руки печатный листок, на котором был изображен опыт на собаке с исследованием высшей нервной деятельности, и он разобрал, что дело идет об учении Павлова. «А, вот как вы цените это ваше пресловутое учение», - пошутил он.

В перерыве между посещением различных лабораторий нас окружили корреспонденты и просили высказаться. К тому дню, судя по газетам, международная обстановка резко ухудшилась. Полет U2 Пауэрса [258] и наша реакция в адрес Эйзенхауэра [259] делали негативной перспективу переговоров «на высшем уровне» в Париже - хотя и президент США, и Н. С. Хрущев уже встретились там. Оскорбительный тон обвинений Хрущева в адрес столь популярного в Америке генерала смутил народ, несмотря на общее стремление не вдаваться в политику. В интервью нас спросили, что мы думаем о Summit Debate (то есть о срыве переговоров в верхах). Мы предпочли сказать, что знаем об этом лишь из американских газет и их информация не дает нам права судить обо всех обстоятельствах события. Потом задавались вопросы о научных делах. На следующий день в газетной заметке сообщалось, что встречи в верхах советских и американских кардиологов - не в пример встрече глав правительств - оказались полезными и конкретными, особо выпячивалось наше заявление, что нам показали всё (то есть открыто, ничего не утаивая).

258

Пауэрс Фрэнсис (1929-1977) - американский летчик, совершал разведывательные полеты над территорией СССР. 1 мая 1960 года его самолет был сбит, Пауэрс арестован, затем приговорен к 10 годам лишения свободы за шпионаж. 10 февраля 1962 года был обменен на советского разведчика Рудольфа Абеля (этот обмен отражен в советском фильме «Мертвый сезон»).

259

Эйзенхауэр Дуайт Дэвид (1890-1969) - 34-й президент США (1953-1961). Был сторонником продолжения «холодной войны» и гонки вооружений.

На следующее утро в газетах - заголовки: полный срыв переговоров в Париже. Нас везет из отеля молодой сотрудник гостиницы, Пейджа нет. На аэродроме оформляется багаж - публика уткнулась в газетные страницы. И. И. Сперанский говорит мне тихо: «Как-то неловко разговаривать сейчас по-русски». Даже Кипшидзе смущен, молчит, как и М. В.

В Нью-Йорке мы - в какой-то другой гостинице, позаботился Институт сердца, прислал, как и раньше, представителя. Ночью мы включили телевизоры: из Парижа передавали выступление Н. С. Хрущева. Он кричал, ругался - сердитая физиономия, впрочем, казалась немного растерянной. Рядом сидел Малиновский, как большой медведь. Переводчики смягчали неприличные слова.