Я – легенда (сборник)
Шрифт:
«Ладно, малыш, – попробовал он сам себя отвлечь, – успокойся и больше не плачь. К нам едет Санта-Клаус, у него за плечами мешок, в мешке – разгадки всех загадок. Ты больше не будешь чокнутым Робинзоном Крузо, прикованным за ногу к острову ночи в океанах смерти».
Невилл сам расхохотался над этой фразой, и напряжение как рукой сняло.
«Красочно и изящно», – подумал он.
Последний на свете человек оказался гениальным журналистом, не хуже Эдгара Геста.
«Ну ладно, – приказал он себе, – теперь баиньки. Нечего рваться с цепи, да еще в двадцати разных направлениях
Первый шаг – раздобыть микроскоп.
«Это первый шаг», – настойчиво твердил он себе, пока раздевался, игнорируя стоящий в горле тугой комок нерешительности и почти болезненную жажду взяться за опыты безо всякой там занудной подготовки.
Он чувствовал себя почти больным, лежа в темноте и стараясь думать не дальше чем на один ход вперед. Но он знал, что именно так и надо действовать.
«Это первый шаг, это первый шаг. Клянусь моими костями, это первый шаг».
Он ухмыльнулся в темноте, радуясь, что впереди определенность, дело.
Прежде чем уснуть, Невилл позволил себе еще одну мысль. Укусы, насекомые, передача болезни от человека к человеку – достаточно ли всего этого, чтобы объяснить ужасную скорость распространения эпидемии?
Он заснул с этим вопросом, крутящимся в голове. А часа в три утра проснулся, обнаружив, что по дому молотит кулаками очередная пыльная буря. И нежданно, в мгновение ока, обо всем догадался.
11
Первый добытый им микроскоп оказался никуда не годным.
Плохо нивелированное основание дрожало от любого сотрясения. Движущиеся части скорее вихлялись, чем двигались. Зеркало закреплено кое-как – ходит ходуном. Подставки для конденсора или поляризатора не было. Бинокулярная насадка – всего одна, чтобы поменять увеличение, приходилось переставлять линзы. А сами линзы – вообще тихий ужас.
Но тут, конечно, пенять не на кого – в микроскопах он ничего не понимает, вот и схватил первый попавшийся. Спустя три дня Невилл с придушенным проклятием швырнул им в стену и каблуками раздавил обломки в порошок.
Потом, успокоившись, поехал в библиотеку и нашел книгу о микроскопах.
В следующий раз выйдя на тропу поиска, он вернулся домой лишь тогда, когда раздобыл приличный прибор: тройная бинокулярная насадка, подставка для конденсора и поляризатора, надежное основание, плавный ход движущихся частей, ирисовая диафрагма, качественные линзы.
«Вот еще один пример того, как глупо лезть в воду, не зная броду, – сказал он себе. И ответил себе же сквозь зубы: – Ну да, ну да».
Он заставил себя потратить уйму времени на то, чтобы перейти с микроскопом на «ты».
Крутил зеркало на оси, пока не научился за несколько секунд направлять луч света на объект. Свел знакомство с линзами: увеличение от трех до двенадцати с половиной раз. Работая с максимальным увеличением, выучился, капнув на предметное стекло кедрового масла, опускать окуляр, пока тот не коснется масла. В процессе обучения этой операции он разбил тринадцать стекол.
Через три дня упорных трудов Роберт Невилл мог
Раньше он и представить себе не мог, что у блохи такой омерзительный вид.
Затем он взялся за приготовление препаратов. Этот процесс оказался куда сложнее.
Сколько бы он ни старался, ему никак не удавалось удалить с предметного стекла все пылинки. В окуляре микроскопа они казались валунами.
Особенно затрудняли дело пыльные бури, еще случавшиеся в среднем раз в четыре дня. В конце концов он был вынужден устроить над верстаком полог.
Эксперименты с препаратами заодно привили ему систематический подход к делу. Невилл обнаружил, что, пока он отвлекается на поиски чего-то нужного, у пыли есть масса возможностей запачкать его предметные стекла. Нехотя, почти ради развлечения, он скоро разложил все по местам. Покровные стекла, пипетки, пинцеты, кюветы, чашки Петри, иглы, химикаты – все было размещено в надлежащем порядке.
К своему удивлению, он обнаружил, что упражнения в аккуратности приносят ему настоящее удовольствие.
«Похоже, во мне все же течет кровь старого Фрица», – в шутку подумалось ему однажды.
Потом он взял у одной женщины кровь на анализ.
Ему понадобился не один день, чтобы правильно разместить несколько капелек в ячейке, а ячейку расположить точно в центре стекла. Первое время казалось, что он никогда не справится с этой задачей.
Но наступило утро, когда он небрежно, словно нечто пустяковое, положил на предметный столик свой тридцать седьмой препарат крови, включил прожектор, отрегулировал окуляр и зеркало, опустил и настроил диафрагму и конденсор. С каждой проходящей секундой его сердце, казалось, билось все сильнее, – каким-то необъяснимым образом он понял, что именно сейчас это и случится.
Момент настал; у него перехватило дух.
Значит, это не вирус. Вирус увидеть невозможно. А то, что трепетно бьется на стеклышке, – бактерия.
«Сим нарекаю тебя vampiris». Эти слова проползли по извилинам его мозга, пока он стоял, глядя в окуляр.
Сверившись с одной из книг по бактериологии, Невилл выяснил, что представшая его взору цилиндрическая бактерия именуется бациллой. Палочка из протоплазмы, плавающая в крови, шевеля тоненькими ниточками, которые отходят от оболочки клетки. Волосоподобные жгутики энергично хлещут жидкую среду, толкая бациллу вперед.
Он долго не отнимал взгляда от окуляра, не в состоянии ни размышлять, ни продолжать опыт.
Он мог думать только о том, что здесь, на стеклышке, находится причина, порождающая вампиров. Целые века пугливых суеверий обратились в прах в тот момент, когда он увидел бактерию.
Тогда получается, что ученые были правы – бактерии все-таки причастны к болезни. Понадобился он, Роберт Невилл, тридцати шести лет, единственный выживший, чтобы завершить следствие и объявить имя убийцы – это бактерия, живущая внутри вампира.