Я, Легионер
Шрифт:
На этот раз, в отличие от Обани, мое желание было ясно услышано, и я искренне надеялся, что капитан постоит за меня, как обещал. Я не боялся кроссов и нормативов, я уже знал, что все зависит от психики и центр управления находится в голове. Я научился выдерживать физические нагрузки, сосредоточиваясь и поддерживая высокий дух. Подошла моя очередь зайти к полковнику, и я попытался представить себя безукоризненно и сжато. Две недели подряд я чистил пятна и гладил парадную форму, которая блестела.
— Уже знаю, — обратился ко мне полковник. — Ты неоднократно подтверждал свою готовность служить в рядах Львов, хотя ты уже был там и, вероятно, убедился, что тебе не будет легко. Так и быть, уважу твое желание, легионер Лозев, и назначаю тебя в Четвертый эскадрон. Tu peux disposer!
После
После того как я стал частью Львов и Четвертого эскадрона Первого иностранного кавалерийского полка, я должен был быть представлен майору Боленсу. Его жизнь была посвящена 1REC. Этот полк существовал уже пятьдесят лет, а майор 35 лет служил в нем. Этот человек настаивал на поддержании строгой дисциплины и древних традиций. Боленс был легионером из старой гвардии и прошел обучение в Сиди-Бель-Аббесе. Он был участником кампаний во время деколонизации и присутствовал при дислокации кавалерии в Оранже. 1REC был его домом, его семьей, его жизнью. За время своего существования через кавалерию прошло много полковников, но майор Боленс оставался всегда, наблюдая за поведением и безупречной формой как легионеров, так и унтер-офицеров.
Я помню, что ночью, перед тем как нас представили майору, сопровождавший нас маржи гладил свой мундир вместе с нами и оглядывал нашу обувь, чтобы она сияла, как у него. Он пояснил, что майор Боленс не только любит начищенную обувь, но и хочет, чтобы она вся сияла одинаково. Мы должны были лучше начистить наши ботинки, чтобы они блестели, как у него. Кроме того, мы должны идеально выгладить рубашки, несмотря на то что были в пиджаках. Иногда майор заставлял молодых легионеров снимать пиджаки и проверял, как выглажены рубашки.
Были случаи, рассказал нам маржи, когда Боленс доставал линейку и проверял складки, которые, согласно уставу, должны быть на рубашке. Над карманами были три складки, а на рукавах — две параллельные, и иногда майор проверял, на одинаковом ли расстоянии они находятся. О таком чуде мы не слышали в Четвертом иностранном полку. Там мы гладили свою форму довольно хорошо, но подобных требований не было.
Здесь, в кавалерии, гладили костюмы как к показу мод, но для выступления перед майором Боленсом это было обязательно. Маржи получил свою форму из химчистки, но объяснил нам, что шляпы, даже почищенные в химчистке машинами и утюгами, не могут отвечать требованиям Боленса, так что мне пришлось самостоятельно еще погладить ее. Это была моя первая бессонная ночь, с тех пор как я прибыл в 1REC. В то утро, когда мы надели форму, маржи оглядел нас с головы до ног, поправил тот-другой узел на галстуке и, наконец, решил, что может повести нас к майору.
Мы выстроились перед Генеральным штабом, где был кабинет майора Боленса. Это здание был дворцом известного своими требованиями железной дисциплины майора. Он был единственным, кто командовал этой частью подразделения, и даже полковник избегал проходить мимо его кабинета.
Боленс теперь занимал должность начальника Генерального штаба Первого иностранного кавалерийского полка. Это означало, что он наблюдает за порядком и дисциплиной, а также следит за строгим соблюдением устава, созданного им самим. Какой-то старший бригадир вышел и сделал знак маржи, что мы можем заходить.
В Кастеле мы никогда не видели ни одного сержанта, к которому относились как к обычному легионеру, но для майора Боленса чины не имели значения. Единственное, что было важным, это чистая и аккуратно поглаженная форма и начищенные сапоги. Когда майор стоял передо мной, я встретил его взгляд и понял, что это не притворство, чтобы запугать нас или произвести впечатление. Это был человек без семьи, без родины и развлечений, человек, целиком и полностью отдавшийся одной-единственной цели — “LEGIO Patria Nostra”. От безумия и решительности, которые исходили от него, по телу начинали бегать мурашки. Для одних он был развалиной от долгого служения, для других — легендой, но для меня с того момента, как я увидел его, он был просто майор Боленс, не было другого такого и нельзя было сравнивать его ни с кем и ни с чем. Этот человек отдал свою жизнь легиону, и мы должны были отдать ему дань уважения. Он начал свою карьеру в качестве легионера в условиях намного более суровых, чем в Сиди-Бель-Аббесе. Он воспитал много поколений легионеров и был одним из двух самых известных унтер-офицеров сегодня в легионе.
После того как он пять минут молчаливо оглядывал нашу форму, майор крикнул:
— Вольно! — его голос, казалось, шел из глубины пещеры. — В моем кабинете говорю только я! Вы здесь, чтобы слушать, и имеете право лишь отвечать на мои вопросы с “Oui, major” или “Non, major”. Напомню вам, что вы легионеры и должны забыть гражданскую жизнь и свои привычки! Дисциплина, которую я требую, и приказы ваших командиров — это ваша жизнь. Все очень просто, если вы выполняете приказы и до конца доводите каждую миссию или обязательство, отдавая то лучшее, что есть у вас. Если вы решили пренебречь как работой, так и внешним видом, то вам нет места среди нас, и я вас заставлю дезертировать. Понятно?
— Oui, major! — хором ответила наша рота.
— Вы также должны знать, что пост перед частью является символом нашей гордости, что мы служим здесь, так что в день, когда вы получите честь взять на себя эту ответственность, ваша форма должна быть в полном соответствии и обувь начищена до блеска. Напомню также, что каждый раз, когда я лично осматриваю форму караульных, я не даю никакой пощады никому. За малейшую ошибку весь наряд, в том числе и ваши командиры, идет в карцер!
Майор Боленс продолжил разъяснять правила поведения легионеров 1REC. У нас появилось ощущение, что эти правила он создал сам. За нашим поведением следили не только в части, но и в городе. В Оранже, кроме базы легиона, находились часть ВВС и школа жандармерии. Конечно, Боленс хотел доказать, что легионеры являются классом выше остальных военных и должны выходить в город в безупречной форме. Когда мы выходили в отпуск в гражданской одежде, нам разрешали лишь пойти на вокзал, без права гулять по городу. Нам даже запрещали зайти в кафе или ресторан самого вокзала. Таким образом, наш отпуск начинался только тогда, когда поезд трогался, оставляя Оранж позади.
В общем, и в части, и в городе военная полиция всегда следила за нами, и если мы не представляли легион наиболее достойным образом, нас ожидали суровые наказания и карцер.
После завершения процедуры представления майор посмотрел на нас снова и спросил каждого из нас, все ли ясно. Мы ответили единственными разрешенными словами: “Oui, major”. Наконец, в заключение того, что было объяснено нам, Боленс попрощался с нами со словами:
— Надеюсь, всем понятно, что с этого момента все в ваших руках. Вы сами решаете, быть примером для остальных или провести большую часть своей службы в карцере. Vous pouvez disposez!