Я летал для фюрера
Шрифт:
Удар! Приборная доска разбилась вдребезги перед моим лицом. Что-то попало мне в голову. Мой двигатель замолчал — кончилось топливо.
Что же делать?
Скорость, конечно, быстро падает. Это помешало моему противнику попасть в меня, и он оказался передо мной. Всего на несколько секунд он показался в моем прицеле — это шанс забрать его вместе со мной! Я нажал на гашетки. Меня колотило от напряжения. Только бы попасть!
Мой залп попал прямо в цель, в центр его фюзеляжа. Самолет метнулся вверх, оставляя за собой полосу дыма, его
Земля несется мне навстречу. Прыгать уже поздно. Я над каким-то полем. Пламя обжигает мне лицо. С глухим ударом я врезался в землю. В воздух взметнулись комья земли и тучи пыли. Машину занесло, она оказалась глубоко в земле, как в могиле. Я прикрыл лицо рукой и уперся ногами. Все произошло стремительно. Страшный удар в голову. «Это конец!» — такой была моя последняя мысль перед тем, как потерял сознание.
Не помню, как выполз из-под горящих обломков. Я не мог связно мыслить, меня полностью сковала эта ужасная боль в голове. Помнил, как рядом со мной свистели пули, когда взорвались боеприпасы. Я пошатнулся и упал, но снова поднялся. Единственной мыслью было успеть уйти подальше, пока самолет не взорвался. Его поглотил огонь — яркое пламя на фоне черного дыма.
В нескольких сотнях метров горят обломки другого самолета. Сквозь туман в голове я понял, что это мой янки. Только бы боль в голове утихла! Я обхватил голову руками и опустился на колени. Все кружилось у меня перед глазами. Меня безостановочно тошнило, пока не вывернуло зеленой жидкостью.
В конце концов я скатился в неглубокую канаву и снова потерял сознание. Кажется, я уже…
Когда я снова пришел в сознание, заметил человека, стоящего неподвижно и смотрящего на меня. Это был молодой, стройный мужчина. Американец!
Я попытался сесть на край ямы. Долговязый янки сел рядом со мной. Вначале мы молчали. Все, что я мог сделать, — упереться локтями в колени и обхватить голову, разламывающуюся от боли. Он предложил мне сигарету. Я поблагодарил его, отказался и в свою очередь предложил ему свои сигареты. Он тоже отказался, мы закурили каждый свою сигарету.
— Вы летели на «мессершмитте»?
Я подтвердил на своем ужасном английском.
— Вы ранены?
— Кажется, да.
— На вашем затылке кровь.
Я чувствовал это и сам. Янки продолжал:
— Как же вы сбили меня?
Я посмотрел на него искоса.
— Не понимаю, как вы смогли! Ваш самолет пылал точно факел!
— Я не знаю.
Высокий американец рассказал, как он заметил меня над облаками и погнался за мной вместе с товарищами.
— Мы считали, что нам очень повезло, — добавил он.
Я в свою очередь спросил:
— Почему вы оказались впереди, когда мой двигатель остановился?
— У меня была слишком большая скорость. Кроме того, я не мог предположить, что вы сможете стрелять.
— Это было вашей ошибкой.
Он усмехнулся:
— Думаю, я не первый, кого вы сбили?
— Нет, вы — мой двадцать шестой.
Американец
— Да, у меня двое маленьких детей. — Я показал ему фотографию Лило и Ингрид.
— Очень милые, — заметил он, кивнув, — правда, очень милые.
Я был рад, что мои девочки ему понравились.
Он тоже женат. Теперь его жена будет напрасно ждать его. Он нервно спросил, что будет с ним.
Я сказал, что его направят в специальный лагерь для пленных американских летчиков.
— Вы офицер?
— Да, капитан.
— В таком случае вас отправят в лагерь для офицеров. С вами будут обходиться хорошо. Мы обходимся с нашими пленными так же хорошо, как и вы со своими.
Мы дружески поболтали около получаса. Кажется, он славный парень. Между нами не было никакой вражды, даже намека на это. У нас слишком много общего. Мы оба — летчики, и мы оба только что едва спаслись от смерти.
Внезапно нас окружили солдаты с автоматами.
— Уберите ваши пушки, болваны! — прикрикнул я на них.
На дороге нас ждал грузовик. Шестеро американцев уже сидели там. Лица их были мрачны. Мой капитан и я сели рядом с ними. Несмотря на мучительную боль, я попытался подбодрить их, рассказал несколько анекдотов.
На дороге мы подобрали еще нескольких американцев, которые были сбиты. Один из них серьезно ранен в ногу. Я видел, как солдаты бережно положили его в машину.
Мы приехали на аэродром Брунсвик в Бройтцуме. Там я попрощался со своими попутчиками, и мы пожали друг другу руки.
— Удачи!
— Всего наилучшего! — говорил каждый на своем языке.
Через час прилетел Барран и забрал меня в Арадо. В эскадрилье потерь не было. Я — единственный, которого сбили.
Позднее, в штабе, я снова потерял сознание. Меня отнесли в мою квартиру, у меня сильно поднялась температура. Ночью меня отвезли в госпиталь.
10 июня 1944 годаПрошло несколько страшных недель. Врачи определили перелом основания черепа. Я перенес кровоизлияние в череп и получил некоторые нервные расстройства. Несколько дней я не мог произнести ни слова. Даже сейчас моя речь не восстановилась полностью. Пострадала память, я до сих пор очень легко возбуждаюсь. Меня даже хотели отправить в психиатрическую лечебницу. Я отказался — это могло действительно свести меня с ума.
Несколько дней назад союзники высадились в Нормандии. Моя эскадрилья направлена туда под командованием моего старого товарища, капитана Крупински.
Я позвонил во 2-ю истребительную дивизию и попросил разрешения вернуться в эскадрилью немедленно. Генерал отказал.
— Кноке, сейчас ваша первейшая задача — привести себя в порядок. Вы пока не можете быть направлены в бой. Я не позволю вам совершить самоубийство, отправив вас в зону боевых действий. Вы должны подумать о своей семье, — резко парировал он.