Я, Мона Лиза
Шрифт:
И тут молодой францисканец вышел вперед и что-то сказал, после чего Доменико и Савонарола поспешили обратно к огороженному дворику.
Толпа досадливо охнула.
Валори, мой муж и двое других «плакс» перехватили Доменико и быстро ему что-то объяснили. Доменико возмущенно затряс головой, но все-таки еще раз позволил отвести себя во дворец.
Сидевшая рядом со мной Виолетта, щелкнув веером, сложила его, бросила на свой стул, а сама отправилась к соседней лоджии.
— Ну, что на этот раз? — с вызовом спросила она. —
К ней повернулся францисканец постарше.
— Разумеется, нет, мадонна, но разве такого не может быть, что у фра Доменико заговорено исподнее, если заговорена сутана? Возможно, вам трудно это понять, но здесь сидят те из нас, кто искренне верит, что силу фра Джироламо дарует не Бог, а кто-то очень зловещий.
— Ерунда! — Виолетта перегнулась через перила. — Вы затягиваете дело, потому что боитесь!
— Конечно, боимся, — спокойно отвечал монах. — Мы знаем, что нашему брату Джулиано суждено умереть, когда он вступит в огонь. Но у нас есть один вопрос.
Виолетта хмуро ждала.
— Если фра Джироламо не боится — ведь он знает, что Бог пощадит его и тем самым докажет, что он пророк, — почему бы ему самому сейчас же не войти в огонь и тем самым не разрешить все сомнения?
Виолетта отпрянула. Вернувшись на место, она принялась яростно обмахиваться веером, бормоча что-то насчет несправедливости францисканцев. Но я увидела в ее глазах проблеск сомнения. Холодный ветерок начал трепать мою вуаль. Я выглянула из-под сводов лоджии на еще недавно чистое небо. Внезапно поднявшийся ветер быстро пригнал облака, в воздухе запахло дождем.
Снова появился Доменико — вероятно, скинувший считавшееся проклятым исподнее. Наконец он подошел к огромному кресту, который принес на площадь, чтобы снова взвалить его на плечи. Гонфалоньер Валори постучал по его спине и жестом велел положить крест на землю. Доменико устало подчинился.
Кое-кто в толпе презрительно загудел.
К этому времени к молодому фра Джулиано присоединился еще один монах, и оба в третий раз направились к членам правительства, сидевшим за оградой. Там же поджидал Савонарола, стоя рядом с серебряным ларцом, содержащим облатку, который он еще раньше благоговейно опустил на стол. Стоило францисканцам заговорить с приорами, как Савонарола поднял крик и начал яростно тыкать пальцем в серебряный ларец, в других монахов, в моего мужа и Франческо Валори. Затем фра Джироламо повернулся к Доменико, и по тому, как тот начал яростно трясти головой, стало ясно, что дело зашло в тупик.
— Что такое, что такое? — кричала Виолетта.
Монахи, сидевшие сбоку, не отвечали, но я взглянула на выразительную жестикуляцию Савонаролы и все поняла.
— Они не хотят позволить Доменико взять с собою облатку.
С самого начала это условие не вызвало ни у кого возражения. Монах-доминиканец мечтал, что Доменико успешно пройдет костер, потому что будет держать в руках освященную вафельку; теперь Савонарола настаивал, чтобы Доменико позволили это сделать. До сих пор
Доменико в ярости направился на площадь и упрямо остановился у ступеней на платформу, уставившись в пламя; его грозный вид никак не вязался со сладкоголосыми гимнами, которые распевали монахи. Ветер трепал на нем робу, небо над головой потемнело.
Старый францисканец, который разговаривал с Виолеттой, повернулся к нам.
— Почему, — ласково спросил он, — фра Доменико боится войти в костер без облатки? Неужели ему мало веры, которая обязательно его защитит? И почему Савонарола не хочет покончить со всеми спорами? Если ему надоели наши требования, почему бы ему просто самому не войти в пламя?
Виолетта промолчала, хмуро глядя за ограду, где ее муж и францисканцы продолжали спорить с фра Джироламо.
— Трус! — послышался чей-то крик. Пролились первые капли дождя. Под надежным укрытием лоджии я смотрела, как они ударили об ограду.
— Трус! — закричал другой голос. — Ступай в огонь!
— Он боится! — продолжали раздаваться крики. — Разве не видно? Он боится!
Загремел гром, совсем близко; Виолетта вздрогнула и вцепилась в мою руку. Доменико стоял, огромный и незыблемый, как скала, под усиливающимся дождем, пока Савонарола продолжал вести спор с приорами.
Снова загремел гром, после которого послышался пронзительный крик:
— Он солгал нам! Он всегда нам лгал!
С неба хлынули потоки воды, быстро залив площадь. Сверкнула молния. Мы, жены приоров, покинули наши места и поспешили в центр лоджии. Я выглянула оттуда на площадь: Доменико не сдвинулся с места. Поразительно, но толпа тоже не шевельнулась. Люди пришли сюда узнать правду о проповеднике и не собирались уходить, не получив ответа на свой вопрос.
Огонь, ярко пылавший еще мгновение тому назад, почти погас; дрова и хворост были теперь пропитаны водой, а не маслом.
Точно так же быстро угас и людской энтузиазм. Мужчины кричали, перекрывая грохот дождя:
— Сам Господь воспротивился!
— Фра Джироламо вызвал бурю, чтобы не вышла наружу его ложь!
Мой муж и Валори отправили гонца, который, метнувшись под дождь, обошел всех воинских командиров. Солдаты начали теснить толпу, призывая людей разойтись по домам. Но мужчины на площади, уже успевшие в большинстве своем побросать маленькие красные крестики на землю, отказывались уходить.
— Почему ты не вошел в костер?
— Содомит!
— Еретик!
— Лжец!
Жены перепугались и поспешили к огороженному дворику, к своим мужьям. Я тоже пошла и встала рядом с Франческо. Неподалеку стоял Савонарола; абсолютно сухой, он дрожал, словно промок насквозь под дождем.
— Не могу уйти без охраны! Францисканцы настроили людей против меня!
Я сейчас все устрою, — пообещал Валори и исчез во дворце. Франческо послал на площадь пажа, чтобы тот нашел Клаудио.
Пока мы ехали домой, ливень прекратился так же быстро, как начался. Франческо выглянул в окно и как-то странно вздохнул.