Я – наложница для Прайма

Сакру Ана

38.

– Моя мать, Калиста Виг, из очень древнего богатого клана праймов. Ты наверно знаешь, что мы не создаём семей, как люди, не организуем стаи, как оборотни. У нас есть клан, и принадлежность к клану передаётся по линии матери. В него входят все особи женского пола и их дети обоих полов.

– Почему по матери?

– Потому что не так важно, кто отец, – медленно произносит Дез, – это просто донор, дающий недостающие клетки. У нас нет родственных чувств, ну в твоём понимании.

– Но... Как нет? Вот прям совсем? –

я удивленно смотрю на Деза, – Но ты же заботишься о Марите, а говоришь – нет...

Прайм рассеянно проводит по моим волосам, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не ткнуться ещё раз макушкой в его широкую ладонь. Так приятно он это делает.

– Ну во-первых, я забочусь о ней не из-за того, что люблю, а из-за того, что дал слово отцу. А праймы свои обещания выполняют. У нас есть некий кодекс, если можно так выразиться. Честность – обязательное условие, чтобы не стать изгоем.

Я с сомнением изгибаю бровь. Никогда не поверю, что ему на самом деле плевать на сестру. И Дез, похоже правильно истолковав мой скептический взгляд, едва заметно криво улыбается.

– А во-вторых...Ну я же бракованный, как любит говорить Марита. Не чистокровный. И оборотень внутри буквально рычит, что мы одной крови, и это не изменить.

– Ясно, – я задумчиво вожу пальцем по его груди. Прикусываю губу, не решаясь задать закравшийся в голову вопрос. Ловлю на себе внимательный мягко светящийся взгляд.

– И ты не любил свою мать, отца? Не полюбишь своих детей? Не знаю...Мне просто...Просто сложно это представить...

Дез поджимает губы в тонкую линию.

– Я уважаю свою мать и благодарен ей за жизнь. А любовь моя ей и не нужна. Она ждёт от меня преданности и служения ей и клану Вигов. И это я могу ей дать. А детей... У меня нет детей и никогда не будет, потому что я полукровка.

Отчего-то я густо краснею, хотя это меня совершенно не касается, и тихо хриплю.

– Не будет? Ты не можешь...?

Опять эта его едва уловимая кривая улыбка. И тяжелая ладонь с моих плеч переползает гораздо ниже, останавливаясь на ягодице и легонько щипая.

– Могу конечно, Ри. Не хочу. Потому что как раз не знаю, как я буду к ребенку этому относиться. Как прайм – никак. Но вдруг во мне оборотень заговорит? И я захочу его видеть, не знаю, оберегать. У оборотней ведь очень сильны кровные узы. А он другому клану принадлежит. У нас так не положено. Будет суд старших, и меня изгонят, если я полезу в чужой клан. А с другими расами, так наоборот...

Дез перестаёт улыбаться. Даже немного хмурится.

– От меня будут ждать любви, участия, а я скорее всего не смогу. Это глупо и безответственно было бы с моей стороны. В мире миллиард существ, способных воспроизвести потомство. Я вселенной не нужен.

– Мне кажется, сможешь, – едва шевелю губами. В груди щимит что-то от его слов, – И совсем ты не бесчувственный...

Дез щурится, пряча свечение в глазах. Рука с моего бедра перемещается на щеку, медленно гладит.

– Не будь такой же упрямой дурочкой, как Марита, Ри. Не присваивай мне качества, которых нет. Ты отражение своих эмоций видишь, не мои. А в тебе их не то, что на одного... На десять праймов хватит...

Я отворачиваюсь. Мне

хочется поспорить, хочется встряхнуть его сильно. Может быть даже накричать. Но разве это поможет. Упрямый чурбан!

– Не злись, – насмешливо произносит Дез, обхватывает пальцами мой подбородок и поворачивает к себе.

– Дальше рассказывать или тебе уже не интересно?

– Конечно, – раздраженно фыркаю я, – Пока НИЧЕГО ВАЖНОГО ты не сообщил.

Я так хотела его задеть, но Дез даже в лице не изменился. Лёг обратно на согнутую в локте руку и уставился в потолок.

– Так вот...Говорят, моя мать была очень красива в молодости. Она и сейчас статная яркая женщина, а раньше и вовсе выделялась из толпы. И однажды её встретил молодой оборотень из очень влиятельного рода, приближенного к императору. Влюбился, даже вроде бы почувствовал истинность. А может быть просто запах нравился...Не берусь судить. Но факт в том, что он предложил ей стать его парой. Мать конечно отказалась. Праймы бережно относятся к чистоте своей крови. Да и его чувств она по понятным причинам разделить не могла. Но оборотень был настойчив. Стал преследовать её. Пробовал надавить через императора. А в один прекрасный день не выдержал и выкрал.

– Твою мать? Украл? И как ему это с рук сошло? – я даже приподнялась с его груди.

– Слушай, – Дез вернул меня обратно, надавив на лопатки своей тяжелой ладонью.

– Увез он её на одну из колониальных планет, подконтрольных их семье. И держал там полгода примерно, пока их не вычислили. Скандал конечно был дикий. Его отец, мой дед, еле откупился, отдав две колонии, три торговых крейсера и выплатив огромный штраф Вигам. Отца моего сослали на десять лет на фронт. Империя ведь постоянно ведёт захватнические войны. В тюрьмах для знати смысла нет. А юная Калиста Виг была возращена клану глубоко беременной мной. Аборт делать было уже поздно. И на совете клана решили, что, если я рожусь больше праймом, то Виги примут меня в клан. Если нет – отдадут оборотням. Я родился праймом и остался при матери. А отец через три года встретил на фронте мать Мариты и создал с ней пару. Так мы стали братом и сестрой. История была очень некрасивой. И моё происхождение решено было скрыть. Практически никто не знает, что я наполовину оборотень. Поэтому, когда случилась междоусобица, отец решил, что спрятать Мариту у меня будет отличным вариантом.

***

– И ты... – я вновь мнусь, не зная, как точнее выразить свою мысль, – Ты всегда ощущал себя только праймом? С самого детства? Не жалеешь, что не к оборотням попал?

На самом деле я спрашиваю совсем не об этом. Я спрашиваю о родительской любви. Ведь получается, что Дез вырос в окружении бездушного клана, но устраивало ли это его? Детям ведь так нужно тепло людей, заботящихся о них. Воображение упрямо рисует светловолосого худого мальчишку, очень одинокого, который и сам не знает, кто он и что он, в окружении людей, не способных его понять. Щемящая тоска разливается в груди, даже глаза щиплет. Ничего не могу поделать с порывом, охватившим меня. Обнимаю Деза за шею, целую в уже чуть колючий от щетины подбородок. Нестерпимо грустно. А я считала, у меня ужасное детство.