Я научу тебя любить
Шрифт:
И пусть Аня продолжает спрашивать, пытается присесть или его лицо хотя бы поднять, он не может ответить. Слишком сложно. Даже для него это слишком. А она…
Цедит ругательства сквозь зубы, встает, стягивает пуловер, наступает, следит, как Аня, понимая, чего он ждет, опускается на кровать. Сам нависает, позволяет подползти повыше, потянуться к его губам, пройтись пальцами по плечам, торсу, взяться за ремень.
— Я за всех тебя люблю, Ань. За маму. За папу. За весь мир люблю. Поняла меня?
Конечно, не поняла. Не могла понять. Но кивнула. Позволяя все. Глубокий
Рыцарь, сука, потому что.
— Чего ты хочешь, Ань? — Корней оторвался в какой-то момент. Резко прекратил двигаться. Блуждал по ее — румяному — лицу своим страшным, скорее всего слишком требовательным взглядом. И она снова не понимала. Смотрела в ответ, совсем запутанная. Замотала головой, как бы прося отложить разговоры на потом. Закончить. Но он настоял. — О чем мечтаешь, зайка? Скажи, я все сделаю. Машину хочешь? Купер купим тебе. Давай?
— Ты что… У меня прав нет! Ты что! — У другой бы, может, глаза загорелись. Пусть неожиданно, но разве хоть кто-то отказался бы? А Аня… Посмотрела с недоверием… Рассмеялась даже… — Мне ничего не надо. Ничего мне не надо. Иди сюда, — замотала головой сначала, а потом обхватила его лицо руками, пытаясь к себе притянуть. Чтобы перестал ее пугать своими глупостями. Чтобы они просто продолжили. Чтобы он немного успокоился, спуская пар…
Но Корней не поддался. Снял руки, придержал над Аниной головой, прижался к ее рту на мгновение, сделал несколько движений, выжимая из губ стоны, а потом снова навис. Снова смотрел…
— Говори, чего хочешь, Ань. Говори… Мне надо, чтобы ты сказала. Пожалуйста.
Потребовал. Прожигал. Видел, что Аня колеблется. Что совсем запуталась. Что не понимает. Знал, что не кокетничает. Правда нет мыслей. Но ему точно так же правда надо. Сделать ее счастливой. За все то дерьмо, в котором сам искупался. И ее искупал.
— Я ничего не хочу, Корней. Правда, ничего. Только тебя хочу. И деток. Чтобы тебя было еще больше. Чтобы везде был ты. И во мне. И вокруг. Только этого.
Услышал ответ, закрыл на миг глаза, выдохнул… Наверное, глупо было ожидать от нее хоть чего-то материального. И это сделало по-особенному больно. Потому что… За нее деньгами торговались. Он торговался. Любые отдал бы, но чтобы сделать больно той — другой — торговался. Вот только ей не стало больно. Только их запачкала. Сука. Только их запачкала.
Он снова задвигался, держа глаза закрытыми. Продолжал сжимать руки Ани над ее же головой, меняя характер, настроение, темп. Прижимаясь своими открытыми губами к ее, смешивая дыхания, дразня языком… Слыша, что Аня реагирует. Ей нравится. Она любит быть в его власти. Любит быть ограниченной им. Когда он приказывает любит. Когда сам решает, как будет сейчас.
И только поэтому это все есть. Потому что она любит. Но если бы она была с другим… Если бы ее мать вышла на другого… Урода и циника… Ее бы никто не спрашивал.
— Не пей таблетки больше. Если хочешь — не
Корней сказал, прижимаясь губами к ее виску. Отпуская девичьи запястья и себя. Чувствуя, что она скользит руками по груди, обхватывает его бока, впивается ногтями. Стонет. Движется. Ничего не отвечает, но ясно, что услышала.
А он… Ему просто страшно, что она могла быть с другим. Что ее могли другому продать. Что каждое сказанное им слово могло быть правдой. И что Анфису это не остановило.
Аня проснулась, почувствовав, что тянет холодом. Попыталась закутаться в одеяло получше, но не смогла — доступный угол и так был наброшен на нее максимально. Пришлось открывать глаза, пытаться понять, почему она посреди кровати голая. За окном светло. Корнея нет.
Вспомнила… Почувствовала, что в животе становится жарко, губы тянутся в улыбку…
Она не поняла, что с ним случилось. Почему он был таким напористым. Почему набросился. Почему спрашивал то, что спрашивал. Почему говорил то, что говорил.
Как всегда, она просто позволяла ему… И плавилась сама. От действий и слов. Даже не понимая причин и мотивов, не сомневалась, что все это — от переизбытка чувств. Его чувств к ней.
К просто прохладе примешался запах сигаретного дыма. Аня нахмурилась, села в кровати. Спустила ноги, подняла с пола сдернутые в порыве страсти вещи, надела…
Выглянула в коридор. Поняла, что Корней стоит на балконе и курит. Босой. Без футболки даже. Дверь нараспашку. Окно нараспашку. Дымит, дурачок. Случилось что-то…
И от мыслей, что может заставить его так нервничать, по Аниной коже толпой мурашки. Но им нельзя давать волю. Сначала нужно вернуться в спальню, натянуть на ноги носки, достать из комода его свитер, беззвучно подойти к открытой двери…
Корней оглянулся только когда Аня набросила на его голые плечи свитер. Обняла со спины, прижалась ухом к ткани, закрыла глаза.
С трепетом почувствовала, что он кладет свою ладонь на ее руки, гладит… Ласково…
— Скажи мне, что произошло? Что не так? Я что-то сделала? Пожалуйста, скажи. Я исправлю…
Аня шептала, прося совершенно искренне. Меньше всего хотела, чтобы между ними хоть что-то встало. Готова была исправить все, что-угодно. Понять. Принять. Сделать.
Вот только Корней не спешил.
Сначала оглянулся, но видеть ее лицо все равно не мог. Потушил сигарету, заставил обойти себя, не заботясь о том, что свитер соскальзывает со спины. Обнял сам, прижался губами к виску. Обволок табачным дыханием…
— Ты ничего не сделала. Все уже хорошо. Завтра будет замечательно.
— А что случилось? Скажи мне… Я волнуюсь… Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Я хочу помочь…
Аня чувствовала, что Корней напряжен. Воспринимала тишину спокойно — он думает. Он не может так сходу решиться рассказывать. Ему надо сначала взвесить. Стоит ли вообще. И каждое слово.
Он вздыхает, отрывается от виска, позволяет и ей вскинуть голову, встретиться взглядами.
Смотрит долго. Уже спокойно. Не так, как по возвращению. Не так, как утром, когда уезжал. И вчера…