Я не ангел

Крамер Марина

Захотелось курить, но вставать и идти в коридор сил не было. В последние несколько недель я чувствовала себя усталой и разбитой, все время мечтала об одном — о постели и тишине. Но жизнь, как назло, постоянно подкидывала шарады и ребусы, как будто я любитель их разгадывать. И еще на носу юбилей бабушки, а потом Новый год, который я совершенно не готова встречать. Как будто от меня это зависит…

Из большой комнаты раздались звуки рояля — ну, так и есть, Светик сублимирует ссору в нотные записи. Счастливый человек — сейчас выплеснет все, что накопилось на душе, и его отпустит. А что делать мне?

Я на цыпочках прошла в гардеробную,

оделась, прихватила кредитку и телефон и, стараясь не шуметь, вышла из квартиры.

Оказывается, пока я была дома, выпал снег. Ну как — снег… Так, слегка припорошило голый асфальт и замаскировало грязно-серые кучи на газонах. Но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы придать ночной улице свежий и приятный вид. Заканчивалась суббота, машин на дорогах уже практически не было, особенно это было заметно в переулках: тут днем обычно все запружено припаркованными автомобилями, а сейчас — пусто. Я люблю ночной город, он кажется мне более доброжелательным и спокойным, чем дневной — агрессивный, торопящийся, шумный. В такую погоду, как сегодня, можно вообще потерять счет времени — просто идти вперед по улице, не задумываясь о конечной точке этого путешествия. Что я и сделала.

Почему-то именно сейчас мне захотелось тотального одиночества и движения — простого движения вперед без цели, без конечной точки. К счастью, я догадалась надеть удобные спортивные ботинки, и теперь мне было тепло и легко одновременно. Поглубже засунув руки в карманы короткой дубленой куртки, я пошла по Новокузнецкой, свернула в переулок и вышла на Пятницкую, в район станции метро. Там, как всегда, оказалось шумновато: толпа молодежи стучала в барабаны, пила пиво и оглушительно хохотала, радуясь чему-то. Я уже не помню, была ли такой… Кажется, мы развлекались несколько иначе или мне с высоты прожитых лет так кажется? Наверное, все молодые одинаковы.

Пройдя дальше, я завернула в кофейню и купила большой стакан кофе, хотя никогда не понимала, как можно пить на ходу, да еще из картона или пластика. Но сегодня все шло как-то по-другому, даже привычки вдруг стали мне изменять. Но кофе, к моему глубокому удивлению, оказался горячим и вкусным. С этим новым ощущением я и продолжила свой путь, пока не оказалась на мосту. Внизу текла река, в которой отражались огни украшенной к Новому году набережной, и темная вода тоже казалась праздничной. Видимо, это только у меня не было этого настроения. Допив кофе, я пошла в сторону собора Василия Блаженного. Помнится, именно там, на площади, мы раньше часто встречались с Мельниковым. Как-то совсем некстати он мне вспомнился… Может, позвонить? Я уже почти вынула из кармана телефон, как вдруг рука сама, совершенно непроизвольно, опустилась обратно, пальцы разжались, и плоский тяжелый прямоугольник мобильного упал на прежнее место. У меня возникло такое чувство, будто я сижу в пустой комнате, в которой две двери. На одной написано: «Не входить», а на другой — «Не выходить». И я не знаю, что мне делать, как выбраться. Тупик.

Я знала: стоит только позвонить, и Мельников, если не слишком занят, тут же примчится. И дальнейший сценарий тоже сомнений не вызывал: бар, отель, постель. Но что потом? Я почему-то чувствовала, что не могу ему доверять, не могу рассказать всего, что меня угнетает. И это чувство недоверия, возникшее из ниоткуда, мешало мне. Я не в состоянии делить постель с человеком, которому не доверяю. Не «не верю», а именно «не доверяю». Хотя какое это имеет значение

для легкой интрижки? Я не собираюсь вести с ним дел… Но все равно что-то меня остановило.

Я вдруг поняла, что уже минут пятнадцать стою почти посреди Красной площади и напоминаю снежную статую — снова пошел снег, и меня прилично занесло. Отряхнувшись, я огляделась: народу полно, все гуляют, ну еще бы — теплый вечер, легкий чистый снег, полное отсутствие ветра. Не только я люблю прогулки. Но нужно возвращаться. Странно только, что за все время моего отсутствия Светик ни разу не позвонил.

Его не было и дома — вот еще один сюрприз. Ни его, ни ключей от «Мерседеса». Вот новости… Не то чтобы я вдруг взревновала, нет. Такой вид спорта, как «бабсклей», был моему мужу чужд и непонятен, так что я не особо волновалась по этому поводу. Но куда мог подеваться Светик на ночь глядя, да еще в тот момент, когда я тоже ушла из дома? Очередная загадка сегодняшнего дня.

Я приняла душ, нашла в аптечке снотворное, которое всегда принимал муж, чтобы восстановиться после перелетов и разницы во времени, и легла в постель. Лекарство действовало долго, и я даже успела услышать, как вернулся Светик — воровато, на цыпочках, стараясь не греметь ключами и не слишком топать. Все страньше и страньше, как говаривала героиня горячо любимой в детстве книжки «Алиса в Стране чудес». Прекрасная была книжка, редкое антикварное издание, шикарные иллюстрации… где-то у бабушки хранится, в ее огромной библиотеке, занимающей всю комнату… она хотела моим детям ее передать… не вышло… Мысли путались, превращаясь в вату, — снотворное сделало свое дело.

«Как только Светик пьет эту дрянь?» Это была первая мысль, посетившая меня в воскресенье утром, когда я еле смогла разлепить тяжелые веки и оторвать от подушки словно налитую свинцом голову. Больше никогда эту гадость в рот не возьму! Пришлось сделать над собой усилие и встать под холодный душ — только так удалось прийти в относительно нормальное состояние. Шаркая тапочками и еле передвигая ватные ноги, я побрела искать мужа.

Светик обнаружился за роялем, смотрел в стоящие перед ним нотные листы, но, как мне показалось, мыслями был далеко отсюда. На мое приветствие он вдруг ответил неожиданно бодро и как-то преувеличенно радостно, как будто вчера мы не повздорили:

— Ты уже проснулась, Варенька? Как хорошо. День прекрасный сегодня.

Ничего прекрасного, судя по картине за окном, в этом дне не намечалось — от вчерашнего великолепия не осталось и следа, ночью резко потеплело, выпавший снежок растаял и превратился в серо-черную вязкую кашу, пасмурное небо висело тяжелыми шторами и, казалось, сейчас придавит улицу. Я забралась с ногами в кресло, подперла тяжелую голову:

— Как ты пьешь это снотворное? Я еле глаза разлепила, голова как бетонная.

— Да, оно тяжеловато. Ничего, пройдет скоро.

— А ты вчера где был вечером? — невинным тоном поинтересовалась я и вдруг увидела, что этот вопрос мужу крайне неприятен.

Светик сперва побледнел, потом лицо его пошло красноватыми пятнами, как бывало в минуты сильного волнения.

— Почему ты интересуешься?

— А что — не имею права? Если помнишь, я твоя жена.

— Я-то это помню, — вдруг перешел в наступление муж, чем страшно меня удивил, — а вот ты, кажется, начала забывать. Или думаешь, что я продолжу мириться с тем, что ты ведешь отдельную от меня жизнь?