Я не ангел
Шрифт:
— Но с чего вы взяли, что я ее видела? Я люблю иногда заехать в «Годунов», там отличная кухня. И если по какому-то стечению обстоятельств именно в это время там оказалась Потемкина, это вовсе не значит, что мы были вместе.
— Это было бы логично, если бы не одно «но»: телефонный разговор между ней и вами за пару часов до этого. Что, не ожидали?
Да отчего ж, ожидала, потому и запретила Насте пользоваться ее телефоном, справедливо полагая, что он прослушивается.
— А почему я должна была ожидать этого?
— Ну как же — вы,
— Зачем?
— А затем, что вы в курсе того, что Потемкиной предложили продать ее долю «Снежинки».
— Это кто вам сказал?
— Это я вам говорю.
— Не аргумент.
— Зря вы так. Я ведь хочу по-хорошему.
— По-хорошему вы могли приехать ко мне в офис, а не хватать посреди набережной и не толкать в машину.
— И что, в офисе вы бы мне сказали, куда спрятали вдову и ее дочь? — иронично улыбнулся собеседник, и по правой стороне его лица вдруг пробежала судорога.
— Это беспредметный разговор.
— Сколько вы вложили в акции «Снежинки»? — вдруг спросил он, и я почувствовала, что голова начала кружиться: об этом никто не знал.
— Я? А зачем мне акции «Снежинки»?
— Не говорите глупостей. Цена на недвижимость там растет, следовательно, и дивиденды будут увеличиваться.
— Я не занимаюсь подобными операциями и ничего в них не понимаю.
— Мое терпение небезгранично. В какой-то момент мне могут надоесть все эти великосветские расшаркивания, и тогда… придется забыть о том, что вы женщина. Понимаете намек? — В голосе прозвучали хоть и усталые, но угрожающие нотки.
— Что тут понимать… но мне действительно нечего вам сказать, — я подняла на собеседника честные глаза и захлопала ресницами, — разумеется, вы можете меня ударить, даже убить, но что толку? Я на самом деле не знаю, где Потемкина.
В моих словах не было неправды: я действительно понятия не имела, где находится дача Туза, на которой жила сейчас Настя с дочерью, так что даже путем физического воздействия ничего, кроме клички «Туз», собеседник бы из меня не вытряс. Разумеется, я не особенно хотела, чтобы он перешел от слов к действиям, но тут уж как получится. Интересно, что сейчас Мельников делает? Я бы на его месте землю рыла…
— Похоже, наши переговоры зашли в тупик, не так ли? — поинтересовался похититель, закуривая очередную сигарету и на этот раз протягивая мне пачку без напоминаний. — Что делать будем?
— Ну, этого я не знаю. Логичнее было бы отвезти меня туда, откуда забрали, — нет?
— Да это-то можно… но каков итог моей работы? Что я должен сказать хозяину? Мол, не знает наш адвокат ничего, и баста?
— А есть другие варианты? Мне кажется, что нет.
— Скажите, Варвара Валерьевна, что будет, если ваш муж узнает о том, где и с кем вы коротаете время в последние несколько дней? — неожиданно спросил он.
Я пожала плечами:
— Понятия не имею.
— А все-таки? Я слышал, у него и так полно неприятностей: деньги со
— Не вижу связи.
— А присмотритесь внимательнее. Будь вы моей женой, я б вам голову оторвал.
— В этом и заключается разница между вами и моим мужем. Он человек интеллигентный, к физическому воздействию не склонный.
— Не думаю, что в подобной ситуации он сдержится. — Собеседник полез в карман куртки и сунул мне конверт. — Посмотрите пока, а я, с вашего позволения, выйду по физиологической надобности.
Хлопнула дверка, опять щелкнули кнопки, заблокировав мне выход, и я осталась одна с конвертом в руке. Там оказались фотографии. Ни на одной из них не было лица Кирилла, даже там, где мы занимались любовью, зато я смотрела четко в объектив. Даже смогла определить место, где была установлена камера наблюдения в номере, — на углу рамы зеркала в спальне. Черт… Неприятно, конечно, но несмертельно. Светик сейчас не в том положении, чтобы из-за пары снимков поднять скандал: сам замаран похуже. Не пройдет у вас этот шантаж, господа хорошие. Вопрос в другом: кто мог знать, что я в этой гостинице? Кто мог установить камеру? И почему везде, на всех снимках Кирилл удачно повернут спиной к объективу? Неужели он? Странно — зачем ему? Многовато вопросов…
— Ну что? Ознакомились? — Я так задумалась, что не заметила, как вернулся мой похититель.
— Это все ерунда, — возвращая ему снимки, отозвалась я.
— Не такая уж ерунда. Не думаю, что ваш муж будет рассуждать так, как вы. Я бы точно не стал.
— Мы уже выяснили, что между вами и моим мужем существуют различия, так что не вижу смысла это обсуждать. Вы можете отослать эти снимки ему, но это ничего не изменит: я не окажусь в курсе нового места жительства Потемкиной, и вам по-прежнему нечего будет передать вашему хозяину.
Я на самом деле не боялась этого — Светик верил только тому, что увидел сам, и признать факт измены мог, только лично застав меня в постели с кем-то. А все его попытки ревности — не более чем необходимость «соблюдать приличия». Ну а как же, ведь так все люди делают: явилась жена в порванной блузке, значит, мужик должен устроить скандал. Вот и все. Так что со своими снимками господин хороший мог идти далеко и с попутным ветром.
— Понятно, — помолчав, изрек собеседник, — значит, договариваться вы не хотите.
— И хотела бы, но не вижу оснований, — отозвалась я, напряженно размышляя, что же случится дальше.
— Ладно. Я вас отпущу, конечно. Но не думайте, что на этом все закончилось.
Он приоткрыл окно, свистнул, подзывая водителя. Тот наскоро затоптал костер, сунул в багажник шампуры с остатками мяса — прямо так, в газете.
— Думаю, излишне говорить о том, что искать меня с помощью полиции не стоит? — спросил похититель, пока водитель усаживался за руль. — Вы ж не маленькая.
— Да.