Я не боюсь
Шрифт:
– Лови!
Нож воткнулся в землю. В десяти сантиметрах от моей сандалии и в двадцати от головы Филиппо.
– Видал, как точно? Мог оттяпать тебе палец ноги как нечего делать. А что бы ты стал делать?
Я не мог говорить. У меня перехватило горло.
Что бы ты делал без пальца? – повторил он. – Скажи мне. Ответь что-нибудь.
– Умер бы от потери крови.
– Молодец. А если я выстрелю в тебя из этого? – Он показал мне ружьё. – Что с тобой будет?
– Я умру.
– Видишь,
Я не хотел подниматься, но у меня не было другого выхода. Он бы застрелил меня. Я не был уверен, что смогу вылезти, так у меня дрожали ноги.
– Погоди, погоди, – сказал Феличе. – Захвати мой нож, пожалуйста.
Я вытащил нож из земли и так, чтобы Феличе не слышал, прошептал:
– Я ещё приду.
– Обещаешь?
Феличе приказал:
– Закрой его и положи в карман.
– Обещаешь?
– Давай, давай! Поднимайся, чёрт бы тебя побрал! Чего ждёшь?
Я начал подниматься. Филиппо продолжал повторять:
– Властелин червей приходит и уходит. Властелин червей приходит и уходит. Властелин червей приходит и уходит…
Когда я уже показался из ямы, Феличе схватил меня за штаны обеими руками и швырнул в стену дома, как мешок. Я грохнулся о каменную кладку и сполз на землю. Попытался подняться. Перевернулся на бок. Острая боль обожгла ногу и руку. Я обернулся. Феличе снял капюшон и шёл ко мне, целясь из ружья. Я видел тяжёлые подошвы его башмаков-вездеходов, которые становились всё больше и больше.
Сейчас он выстрелит, подумал я.
И я, забыв о боли, пополз к лесу.
– Хочешь сбежать, да? Ошибка. – Он пнул меня в зад. – Вставай, сучонок! Что ты валяешься на земле? Вставай! Ты, случаем, не заболел? – Он приподнял меня за ухо. – Благодари Бога, что ты сын своего отца. Если б не это… Сейчас я отвезу тебя домой. Пусть твой отец сам решает, как тебя наказать. Я свою задачу выполнил. Моё дело – охранять. И я должен бы тебя пристрелить… – Он потащил меня в кустарник. Я был так испуган, что не мог даже заплакать. Я спотыкался, падал на землю, и он поднимал меня на ноги за ухо. – Давай двигай ногами, вперёд!
Мы вышли из леса. Перед нами расстилался жёлтый простор, раскалённая пшеница простиралась до самого неба. Если бы мне удалось нырнуть туда, меня бы никто не нашёл.
Стволом ружья Феличе подтолкнул меня к 127-му и сказал:
– Ах да, верни-ка мне нож!
Я попытался достать его, но никак не мог попасть рукой в карман.
– Дай я сам! – Он забрал нож. Открыл дверцу, поднял сиденье и приказал: – Садись!
Я влез в машину и… увидел Сальваторе.
– Сальваторе, что ты?.. – Слова умерли у меня во рту.
Так это Сальваторе. Он продал меня Феличе.
Сальваторе посмотрел на меня и отвернулся
Я устроился поудобнее и замолчал. Феличе уселся за руль.
– Дорогой Сальваторе, ты оказался молодцом. Руку. – Феличе протянул ему свою. – Ты был прав – это он сунул свой нос. А я тебе не поверил. – Он вышел из машины. – Обещание есть обещание. И если Феличе Натале даёт слово, то его держит. За руль! Только езжай тихо.
– Прямо сейчас? – спросил Сальваторе.
– А когда же? Садись на моё место.
Феличе открыл дверцу, и Сальваторе пересел за руль.
– Здесь хорошо учиться. Достаточно просто спускаться по склону и иногда тормозить.
Сальваторе Скардаччоне продал меня за урок вождения.
– Ты так раздолбаешь мне машину! – орал Феличе и, уткнувшись лицом в лобовое стекло, контролировал разбитую дорогу: – Тормози! Тормози!
Сальваторе чуть возвышался над рулём, который сжимал, словно хотел оторвать.
Когда Феличе набросился на меня, угрожая мне ружьём, я описался. И только сейчас заметил, что у меня насквозь мокрые штаны.
Мы скакали по кочкам и проваливались в ямы. Я должен был крепко держаться за ручку.
Сальваторе никогда не говорил мне, что хотел научиться водить машину. Он мог бы попросить отца, чтоб тот его научил. Адвокат никогда ему ни в чём не отказывал. Почему он попросил об этом Феличе?
У меня всё болело: разбитое колено, ребра, рука. Но сильнее всего – сердце. Сальваторе разбил его.
Он был моим лучшим другом. Однажды на ветке нашего дерева мы даже поклялись в вечной дружбе. Мы всегда возвращались из школы вместе. Если один выходил раньше, то ждал другого.
Сальваторе меня предал.
Мама была права, когда говорила, что Скардаччоне считают себя неизвестно кем, только потому что у них полно денег. И добавляла: если ты будешь тонуть, никто из них даже не протянет тебе руку. И я себе много раз представлял обеих сестёр сидящими на дюне и строчащими на машинке, и себя, тонущим, протягивающим к ним руки и молящим о помощи, а они бросали мне медовые карамельки и говорили, что не могут встать с места, потому что у них распухли ноги. Но с Сальваторе мы были друзьями.
Я ошибся.
Я почувствовал сильное желание заплакать, но тут же поклялся, что, если хоть одна слезинка выкатится из моих глаз, я возьму пистолет старика и застрелюсь. Я вытащил из кармана коробку с «Виченцей». Она была мокрой от мочи.
Я положил её на сиденье.
Феличе заорал:
– Хватит! Остановись!
Сальваторе резко затормозил, мотор заглох, машина встала, и если бы Феличе не успел выставить руки вперёд, то пробил бы лбом стекло.
Он распахнул дверцу и выскочил из машины: