Я не искала любовь
Шрифт:
***
Чёрт возьми, они могут притаиться где угодно. Вкус и красота. Хот-дог наивкуснейший. Я не ел таких лет сто, на улице, пачкая руки, как мальчишка. Профиль небоскрёбов на Манхэттене впечатляет даже отсюда. А Джейн… её профиль пока она ест, более эффектен, чем скайлайн.
Простая, тихая, умиротворяющая.
Кроме моментов, когда она слизывает горчицу с губ, а затем с пальцев.
В этот момент она совсем не умиротворяющая.
Мы по-прежнему мало разговариваем. Всё ещё похожи на прохожих, случайно встретившихся в одном месте.
Но
— Это правда, что Томас Мур хочет написать ваш портрет?
— Да, — простодушно признаётся она.
— Думаете согласиться?
— Нет. Он уже написал мой портрет, хотя и не знает об этом. Я — то существо на картине с танцорами, израненное и растерзанное, с кровью на обрубках крыльев и торчащими лопатками. Не хочу, чтобы он видел что-то другое.
Мне не жаль, что Джейн не хочет быть изображённой, но я против того, что она думает о себе только в определённых терминах. Только как о чём-то сломанном и никогда не собранном вновь. Мне чертовски жаль.
«Почему мне жаль?
Вернее, почему мне жаль так сильно?»
— Скоро нам снова придётся открыть тему психотерапии, Джейн.
— Не сейчас, — со вздохом шепчет она. — Вы знаете, что картина продана? Интересно, кто захотел обладать этим… смотреть на эту вещь. Видеть эту постоянную боль.
На мгновение я задумываюсь над ответом.
— Тот, чьи крылья никогда не отрывали, и кто не знает, каково это на самом деле. Или тот, кто знает, что это такое, и находит эту постоянную боль по-своему очищающей. Вот что делает искусство, Джейн. Оно помогает исцелиться или почувствовать себя менее одиноким. Или это может быть кто-то, у кого есть мотив, о котором мы не знаем.
— Надеюсь, это будет второй тип покупателя. Тот, кто сможет понять, что он не одинок, нас много таких с обрубками вместо крыльев. Вы предпочитаете абстрактное искусство, верно? У вас дома я видела странные и прекрасные работы, на первый взгляд не поддающиеся расшифровке.
Я наблюдаю за Джейн; она постоянно отводит взгляд на воду, кажется, что девушка делает всё возможное, чтобы не смотреть на меня. Понимаю, она делает это для того, чтобы я не смотрел на неё. Старается скрыть свою раненую половину в укрытии, созданном гримом и тенью. Мне хочется подойти ближе и развернуть её лицо к себе, потянув пальцами за подбородок.
Но я этого не делаю. Уже слишком, что я стою здесь, и мне наплевать на её шрамы, видимые или скрытые, и говорю с ней о том, о чём не говорю ни с кем.
— Абстрактное искусство принадлежит только мне. В нём есть красота, которую не все понимают, а те, кто понимает, делает это по-своему. Мне нравится ценить то, что для кого-то является чистым безумием. Это помогает мне чувствовать себя менее банальным.
— Поэтому вы помогаете мне? Потому что я нестандартна? Ведь я тоже как абстрактная скульптура. У меня непостижимая красота! — Она горько
Когда я уже собираюсь сделать очередное замечание, звонит мобильный телефон. Я достаю его из кармана и смотрю на дисплей. Лилиан. Я подавляю ругательство, но лицо всё равно выдаёт меня в мимолётной эмоции. Я отклоняю вызов, и через мгновение получаю сообщение.
Пожалуйста, позвони мне. Мне нужно тебя увидеть. Я под твоим домом.
— Бл*дь, — бормочу я.
Джейн ни о чём меня не спрашивает, она продолжает пить молочный коктейль из трубочки, созерцая реку.
Я пишу сообщение Лилиан.
Ты можешь уйти, меня нет дома, и я не знаю, когда вернусь.
Она отвечает сразу.
Я буду ждать тебя.
Сердито бросаю ей вызов.
Тогда ты будешь ждать до рассвета.
Ответ огорчает меня и злит одновременно.
Ты ждал меня четырнадцать лет. Я могу подарить тебе восход солнца.
Мне хочется выбросить мобильный телефон в реку. Я снова блокирую её номер. Затем убираю телефон обратно в карман.
Только теперь Джейн спрашивает меня:
— Всё в порядке?
— Нет, — молниеносно и искренне отвечаю я.
Она встаёт со скамейки и бросает стакан с молочным коктейлем в урну.
— Я вызову такси, адвокат, — говорит она. — Идите решать свою проблему.
— Мне не хочется её решать. Не сейчас. Мне просто хочется повеселиться и не думать.
— Мне… мне очень жаль. Что вы расстроены, я имею в виду. Уверена, если вернётесь в галерею, то найдёте много способов развлечься и не думать.
Она не ошибается. Чуть больше двух миль отделяют меня от уверенности в том, что смогу выбрать себе развлечение на ночь из множества молодых женщин в галерее, которые даже не делали вид, что не замечают меня. Могу поймать такси для Джейн, попрощаться и отправиться обратно. Я могу снять любую цыпочку и поехать с ней домой. Могу сделать так, чтобы Лилиан меня заметила. Могу много чего сделать, и всё это если не улучшит, то, по крайней мере, не ухудшит моё самочувствие.
Но я ничего не делаю. Ничего характерного для меня. Ничего, что сделал бы другой Арон. Не будет киски, что подцепил взглядом и трахнул не глядя.
Я выхожу на улицу и действительно останавливаю такси. Открываю дверь, позволяю Джейн сесть.
Потом сажусь и я.
— Полагаю, сегодня тебе снова придётся меня терпеть, — говорю ей и называю таксисту её адрес.
Она не ругает меня за то, что снова обратился на «ты». Я сделал это без объяснений и разрешения, будто что-то вдруг свело нас вместе.
Джейн молчит, возможно, не дышит. Она передвигается к окну, застыв, как маленькая статуя. И судорожно сжимает юбку, как в первую нашу встречу, когда рассказывала мне о нападении Джеймса.