Я не киллер, я – палач
Шрифт:
Утром, позавтракав, она вспомнила, какой сегодня день недели и только вздохнула: знакомство с банкиром вынужденно откладывалось на два дня. Но тогда, может, их использовать с толком? Надо бы в самом деле съездить в Сарафаново к матери и тетке, отвезти им мобильник, а то и не позвонишь им, и не поговоришь… Мать, понятное дело, волнуется за нее… Но сначала надо сходить в магазин, купить телефон попроще и положить на него денег побольше, а потом – одеться по-дорожному в старые джинсы и кроссовки и – на выезд из города, на трассу, ловить попутку до Сарафаново.
Стелла тряслась в стареньком «зилке»,
– Что это? – спросила она, указав на него пальцем.
– Дорожный знак: «Населенный пункт «Гусиный Пруд», – охотно ответил водила.
– А чего это он в канаве валяется?
– А того, что такого населенного пункта больше нет! – чему-то радуясь, сообщил водила.
– Как нет?
– А так: деревня-то вся вымерла! Кто в город, кто в другую деревню уехал, а кто и помер! Не живет там больше никто, уж года два, как не живет. И знак потому сломали…
Внезапно Стеллу осенила мысль.
– А ну-ка стой! – приказала она водиле.
– Зачем? До Сарафаново еще пилить и пилить.
– Да остановись ты! Я передумала в Сарафаново ехать!
– Это чего так? – удивился водитель, но машину, тем не менее, остановил.
Стелла вышла и захлопнула дверку:
– Давай, трогай!
– А ты?
– Назад вернусь, забыла дома кое-что…
Она пошла назад по обочине дороги в сторону города, пока не дошла до знака. Водила сказал правду: на нем было написано: «д. Гусиный Пруд. 3 км». Свернув на проселочную дорогу, ведущую в заброшенную деревню, девушка быстро пошла по ней, удаляясь от трассы…
Домов в деревне было немного. Стелла легко могла бы их пересчитать, если бы задалась такой целью. Но ее не интересовало, сколько их здесь было. Девушка увидела один более или менее сохранившийся дом с краю и взошла на крыльцо. Дверь была заколочена. Стелла взялась за доску и подергала. Доска не поддавалась. «Нужен гвоздодер», – подумала она, сходя с крыльца и направляясь к следующему дому. Этот был даже без стекол. Кому понадобилось выбивать их? Последнему, кто уезжал отсюда? Вряд ли, деревенские не относятся так варварски к домам, даже заброшенным. Ей было жутко ходить одной по вымершей деревне, заглядывать в окна и трогать заколоченные двери. «Зачем мне все это надо?» – думала она и шла к следующей двери.
Но вот девушка нашла ту, которая оказалась закрытой всего лишь на щеколду и вставленную в нее щепочку. Стелла выдернула щепку и толкнула дверь. В полумраке она разглядела сохранившуюся кое-какую обстановку: старый огромный комод, русскую беленую печь, покосившийся стол на трех ногах, железную кровать, сколоченный из дощечек самодельный табурет… Похоже, хозяева вывезли то, что еще могло служить им, а эту рухлядь просто бросили догнивать. Стелла ходила по комнатам, ей было страшно и даже жутко, но одновременно интересно. За печкой она нашла деревянную скалку – чересчур большую для обыкновенной скалки. Она как-то видела в кино, что в начале двадцатого века таким вот орудием выглаживали в деревнях одежду после стирки. Подержав в руке доисторический утюг, она убрала скалку на место.
Девушка уже собралась уходить, когда заметила в первой комнате
Мать и тетка весь день расспрашивали Стеллу: как она устроилась в городе, не присмотрела ли квартиру, не нашли ли себе работу?
Девушка уплетала испеченные матерью пирожки с яблочным повидлом, запивая их яблочно-вишневым компотом, и отвечала на вопросы:
– Я ищу, ма, ищу! Ну, согласись: не могу же я пойти на первую подвернувшуюся работу. С этим делом торопиться не надо, а то устроишься на зарплату в сто рублей, как потом жить на них?
– Да, доча, это верно, ты не торопись, ты выбирай, как следует. Деньги-то хорошо припрятала?
– Хорошо…
– А как там Иван поживает?
– Как можно поживать с такой женой, как Зинка?!
– Ну, да, да… Зинка его пилит, знаю, она такая заноза!.. А ты пирожки-то еще ешь, не стесняйся. Тетя Вера сейчас курицу зарубит, на ужин куриный суп сварим… Ой, а яблок-то, яблок сколько в этом году уродилось! Мы яблочное варенье по вечерам варим, да и так режим их и сушим, на компот зимой…
Стелла слушала мать, отмечая про себя, как она сдала после смерти Беллы. И волосы вон совсем седые, и с памятью проблемы стали, сама призналась. Ей было до щемящей боли в сердце жалко мать, но в то же время она понимала: пока она ничего не может для нее сделать. Та опять начала говорить, что хорошо бы переехать жить в город, а то дояркой ей работать тяжело: руки стали болеть. Суставы ломит, какая уж тут дойка!
– Ма, я тебе мазь из города привезу, специальную, обезболивающую, – пообещала Стелла, – будешь на ночь руки мазать, – и суставы твои пройдут… Я в рекламе видела…
Матрена даже прослезилась и обняла дочь.
– Ладно. Буду ждать твою мазь…
Потом вдруг, вспомнив о приближающейся годовщине смерти Беллы, спохватилась:
– Ой, скоро ведь поминки! Ты приедешь?
– Ма, ну ты чего спрашиваешь?! Конечно, приеду. Может, даже с дядей Ваней приедем.
– Тогда гречки привези побольше и изюма – килограмм, не меньше! И еще риса тоже: здесь в магазине все так дорого!..
Стелла кивала, а мать вдруг опять начала рассказывать, какие замечательные уродились яблоки в этом году, как они с Верой делают по вечерам варенье… «Забыла уже, что про яблоки-то говорила», – с горечью подумала Стелла.
Домой она уезжала на другой день ближе к вечеру. В ее дорожной сумке лежала литровая банка свежего молока, полтора десятка яиц в детском пластмассовом ведерке (чтобы не побились в дороге!), сметана в пол-литровой банке, пакет с пирожками и еще один – с яблоками.
Распаковав все это дома, Стелла затарила, как она любила говорить, холодильник. Порядок! Теперь можно пару дней вообще не ходить за продуктами в магазин.