Я не могу без тебя
Шрифт:
– Привет, Эффи!
– Привет, Арчи!
Волосы собраны в высокий пучок, строгий профиль, хорошие манеры – такой была Эфания Воллес, воплощение домоправительницы в самых лучших английских традициях. Вот уже десять лет она, бывший врач на службе МИ-6, была верным другом и помощником Маклейна, выполняя разнообразные функции – экономка, телохранитель, доверенное лицо. Главное, она помогала своему работодателю не потерять самоидентичность, она единственная знала, кто он. Вот что значит старая школа: звание чемпиона по стрельбе и красный пояс по тэквондо помогали ей отлично справляться со своими обязанностями, и по характеру она была ближе к телохранителю,
– Как все прошло?
– Без проблем.
В шикарный салон, оформленный в стиле минимализма, вела стеклянная дверь: хрустальные светильники, паркет из акажу, покрытый белым лаком, кожаная обивка диванов и элегантная мебель. Окна, расположенные по кругу, пропускали солнце, заливая салон светом и создавая впечатление, будто человек находится под открытым небом.
Арчибальд достал полотно из сумки и показал Эффи. Она замерла, рассматривая автопортрет с искренним восхищением.
– А что тот молодой полицейский? – спросила Эффи.
– Преследовал меня, как я и предполагал. Ты волновалась?
– Я перечитала его досье. Мне показалось, будто он непредсказуем. Береги себя, ты очень рискуешь.
– Игра стоила свеч, разве нет? – произнес Маклейн, указывая на картину. – И потом, мы же идентифицировали полицейских, гонявшихся за мной. Я следил за ними, знаю о них все, по крайней мере гораздо больше, чем они обо мне.
– Да, но этот – какой-то особенный.
– Нет! Такой же, как другие.
– Но он единственный, кто догадался сопоставить даты смерти, – возразила Эффи.
– Да, – усмехнулся Арчибальд и пожал плечами. – Любой осел мог бы рано или поздно догадаться.
– Он выслеживал тебя три года.
– Ну и что? ФБР выслеживает меня уже двадцать пять лет!
Маклейн, скрестив руки на груди, уставился в плоский экран, на котором картинка того, что происходит в ближайшей акватории, транслировалась с наружных камер наблюдения яхты.
– Он многого не умеет, – добавил он. – Нетерпеливый и пока неуклюжий, самонадеянный, мечется без поддержки в вакууме недоверия. Пожалуй, он переоценивает свои способности детектива, и при всем при этом ему не хватает уверенности в собственных силах.
– Со временем он может стать опасным.
– Чтобы стать опасным, ему надо многому научиться, а он, видимо, считает это ниже своего достоинства.
Маклейн присел к столику со стеклянной столешницей и приготовился вкусить свои любимые блюда, которые повар только что приготовил: говяжье филе Россини, нарезанное тонкими кусочками, с молодым картофелем, пассированным с тмином.
Эффи решила, что разговор окончен, и встала, чтобы покинуть салон. У нее испортилось настроение, но Арчибальд окликнул ее:
– Слушай, этот тип, Мартен Бомон…
– Что?
– Я бы хотел еще раз посмотреть его досье.
– Хорошо, я принесу.
Мартен дошел до сквера Монсури, потом свернул на мощенную булыжником улочку, тянувшуюся под уклон, напоминающую очаровательные закоулки старого района Бикон-Хилл в Бостоне. Вдоль дороги на тротуаре росли редкие невысокие деревца, с другой стороны на первых этажах частных домов, построенных в эпоху сумасшедшего расцвета арт-нуво, теснились лавочки художников. Затем свернул на улицу, где растительность была более разнообразна и богата. Плющ карабкался по стенам, почти полностью покрывая фасады, аромат цветущих глициний распространялся везде, в то время как архитектура домов становилась все более причудливой, разнообразной, стены с деревянными перегородками, как у фахверковых
Мартен толкнул калитку в небольшой уютный садик, располагавшийся перед студией художника, над входом в которую находился дивный витраж.
Дом со студией принадлежал пожилой англичанке Вайолет Хадсон, последней супруге и музе американского художника Генри Хадсона, одного из набистов, которые в начале прошлого века, провозгласив эзотеризм и высокую духовность основой своего направления, вели неустанную борьбу за идеи авангарда. Хадсон умер в 1955 году, оставив значительную часть своих картин в наследство жене. Со временем произведения художника сильно поднялись в цене, но вдова отказывалась расставаться с ними. На них она была изображена в полном расцвете своей красоты, с развевающимися на ветру волосами, в облачении воздушной ткани, обнаженная, соблазнительная, чувственная. По стилю манеру художника можно было бы сравнить с Климтом или с Мьюшем.
Года два назад глубокой ночью в дом пробрались грабители, напали на пожилую даму, связали ее, украли почти половину картин. Полиция занялась расследованием, и Мартен, обожавший творчество художника, мечтал раскрыть злодейское похищение, совершенное с применением насилия. Судя по почерку преступников, они не являлись профессионалами, версия похищения по заказу сумасшедшего коллекционера тоже отпадала. Он предположил, что грабители действовали с поспешностью, выдававшей их неподготовленность и спонтанность действий. Настаивал, что, скорее всего, так могли бы поступить токсикоманы, решив ограбить старушку, чтобы быстро продать награбленное и выручить деньги на новую дозу. Мартен оказался прав. Опыт работы в отделе по борьбе с наркотиками помог ему. Он вычислил грабителей, пошел по их следу и обнаружил часть похищенных картин в ячейках камеры хранения Северного вокзала.
После раскрытия этого дела Мартен подружился с Вайолет, сумев оценить ее необычный склад ума и высокую культуру. Пожилая дама попросила его проконтролировать установку в доме системы охраны против взлома, чтобы больше не волноваться за свое наследство. Она также подыскивала какого-нибудь жильца, чтобы сводить концы с концами, и Мартену удалось завоевать ее доверие.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить хозяйку, он поднялся по винтовой лестнице к себе на второй этаж. Там, в бывшей мастерской художника, Мартен с тех пор и жил. Он принял душ, потом рухнул на постель и забылся тяжелым сном без сновидений.
7–
Дуэлянты
Теперь я точно знаю, что нежелание человека следовать хорошим советам, даже тем, что он сам себе дает, делает из него идиота.
– Привет, мистер Шалунишка!
Арчибальд почесал за ухом кота, который терся у его ног. Тот замурлыкал от удовольствия и распушил свою шерстку с черными и рыжими пятнами, блестевшую на солнце, как панцирь черепахи. Маклейн встал из-за стола и взял котика на руки, чтобы устроиться с ним в глубоком уютном кресле. Перед ним стояла открытая коробка для сигар, он нашел длинную и тонкую «Коибу», взял со стола досье на Мартена Бомона и погрузился в чтение.