Я не Монте-Кристо
Шрифт:
— Сынок, — заговорила Фон-Россель, и ее тон мгновенно стал ласковым и нежным, с Никитой она говорила так, будто они находились в здании суда, и она зачитывала ему приговор, сухо и отрывисто, — Никита наверняка встречает Новый год с близкими людьми, ты и так его задержал. Мы не можем остаться, ты же знаешь, нас ждут.
— Он меня ничуть не задержал, — ответил Никита в тон ей, полуофициально, — а действительно, зачем такому маленькому мальчику ресторан?
— Он с рождения везде со мной, — Фон-Россель очень старалась, чтобы прозвучало нейтрально, но Никите показалось, что она оправдывается перед ним, и он
— Тебя ждут в городе, да? — Данил подошел к Елагину и дернул его за руку.
— Нет, — мотнул головой Никита, сжимая маленькую ладошку, — я не встречаю Новый год уже восемь лет. Не с кем. Просто ложусь спать.
Ему показалось, или Сальма вздрогнула?
— Ма-а-аам! — затянул плаксиво Данил и умоляюще взглянул на мать, не выпуская руки Никиты. — Пожалуйста!
Они оба выжидательно уставились на нее, и тут, к огромному изумлению Никиты, черные глаза сверкнули под длинными ресницами, и Сальма кивнула:
— Хорошо. Оставайтесь, господин Елагин, — она повернулась, чтобы выйти, и у него непроизвольно вырвалось:
— Слушай, ты тоже оставайся, лучше побудь с ребенком, ну зачем тебе тот ресторан?
Фон-Россель развернулась обратно и вытаращила на Елагина свои чернющие глаза, он очень постарался не выглядеть сконфуженно.
— Вы приглашаете меня остаться в собственном доме? А не обнаглели ли вы, господин…
— И перестань называть меня господином, можно Никитой или, если тебе так принципиально, просто Елагиным, — быстро проговорил Никита, решившись идти до конца. Если она и выставит его, так хоть он выскажется от души, — а то у меня такое чувство каждый раз, будто я в гареме. Или в борделе, — добавил беззвучно, одними губами и снова испытал состояние, близкое к шоку, когда понял, что она смеется под своей маской.
— Когда раздавали наглость и нахальство, вы стали в очередь дважды, Никита Елагин, — заключила Фон-Россель, — зато с вежливостью и тактом вы решили даже не заморачиваться.
Никита только развел руками, причем в одной из них по-прежнему была ладошка Данилы.
— Так мы остаемся? И ты тоже? Ура! — закричал тот и бросился обнимать сначала мать, а потом Никиту.
— Я сейчас позвоню и предупрежу, что нас не будет, — сказала в никуда Сальма, но Никита понял, что это предназначалось ему.
— Думаю, для того, чтобы выехать, сюда пришлось бы пригонять снегоуборочную машину, — решил он поддержать разговор.
— У нас есть своя, — холодно ответила милиардерша.
— Конечно есть. У вас тут и атомный реактор наверняка свой имеется, и космическая станция «Мир», — кивнул Никита, но Россельша так взглянула на него, что он предпочел заткнуться.
— А мы будем праздновать? — подпрыгнул Данил, глядя на мать. — Как в ресторане?
— Для начала вам с Никитой нужно поесть, — обняла та его за плечи, — а я посмотрю, из чего можно приготовить праздничный ужин.
— Ты сама будешь готовить? — снова влез Елагин.
— Я отпустила всех помощников по дому, — ответила Сальма, и Никита понял, что так она называет прислугу, и это вызвало у него невольное уважение.
— Мама вкусно готовит, — сообщил Данька Елагину, преданно глядя то на него, то на мать.
Он вообще напоминал сейчас разшалившегося щенка, прыгающего вокруг хозяев и отчаянно метущего хвостом. И внезапно Никита понял, что
Она совсем лишилась рассудка, раз осталась дома, да еще и Елагину позволила к ним присоединиться. Но Саломия даже не пыталась обманывать себя — ей самой очень этого хотелось. Конечно, заглядывающий в глаза сын играл не последнюю роль в принятии решения, и с этим Саломия тоже ничего не могла поделать.
Отец и сын, они словно чувствовали свою родственную связь, причем оба. Данил смотрел на Елагина с обожанием, как будто и не знал его считаные недели, а тот, в свою очередь, искренне привязался к мальчику. Их мальчику. И Саломия не смела вмешиваться, будто стальная рука удерживала ее.
«Ты ведешь себя неосмотрительно, Сальма, — твердил Вадим, — он явно что-то задумал. Ты не думала, что он подбирается к тебе через ребенка?». Но Саломия чувствовала, что это не так. Никита даже не смотрел в ее сторону, так, мельком мог скользнуть взглядом, зато при виде сына в нем будто вспыхивали живые огоньки, его взгляд теплел, и он переставал казаться замороженной льдиной. Или айсбергом.
Напротив, рядом с Данькой Никита скорее напоминал ей большого дикого зверя, играющего со своим детенышем — бережно, терпеливо и заботливо. Вот и сегодня Саломия понимала, что выглядит странно, прячась за дверью, но не могла заставить себя уйти, наблюдая за этим увлекающим зрелищем. Ей даже чудилось, будто Елагин обнюхивает Даньку, как настоящий хищник, вдыхает его запах и жмурится от удовольствия, мотая головой. Еще немного, схватит зубами за загривок и утащит в логово, где копошится остальной выводок.
Она знала, что муж обманывал ее, когда говорил, что хочет четверых детей, он уже тогда искал способ избавиться от них обоих, но глядя, как Никита поднимает хохочущего Даньку под потолок, а тот цепляет игрушки на елку, ее уверенность таяла на глазах. И это ей совсем не нравилось. А теперь им предстоит вместе провести вечер, встретить Новый год, и как она все это переживет, Саломия представляла себе очень смутно.
Она спряталась на кухне и постаралась успокоиться, перебирая запасы в холодильнике и прикидывая, что можно приготовить к праздничному ужину. Готовую еду уничтожили проголодавшиеся украшатели елки, а на завтра Саломия собиралась заказать что-то в ресторане, поскольку всех своих домашних помощников, включая охранника, отпустила домой, к семьям.
Продуктов было достаточно, Саломия решила приготовить любимую Данькой картофельную запеканку, запечь в рукаве индюшиную ногу, а потом вспомнила, что в доме имеется один здоровый мужчина, и достала свинину на медальоны.
— Нужна помощь? — она не слышала, когда Никита вошел, а потому от неожиданности чуть не уронила мясо в мойку.
— А где Данил? — постаралась сделать вид, что ничего не случилось, ей вообще следовало избегать плавных движений, за которыми так любил наблюдать Никита в их прошлой жизни, в планы Саломии не входило, чтобы хоть чем-то напомнить Елагину его жену.