Я (не) продаюсь
Шрифт:
С наступлением вечера начала нервно вздрагивать от каждого приходящего оповещения. В это время обычно звонил Тигран. Знала, что опять не возьму, совру. Но ждала. Зря. Он не позвонил. Обиделся наверно из-за вчерашнего. Подумал, игнорирую его. Может быть, понял, что вру. Стало так жалко себя. У меня тут горе, а он...Тихо заплакала. Начала было сама набирать ему, но передумала. Завтра. Завтра успокоюсь побольше, позвоню и всё расскажу. Завтра у меня уже будут силы такое рассказывать. Произносить вслух.
Так и заснула с телефоном в руках.
****
Соседки по палате попытались растолкать меня к завтраку, но я лишь вяло отмахнулась. Не хочу.
Недовольно приоткрываю глаз от настойчивого звонка. Щурюсь спросонья, смотря на мигающий экран. И от неожиданности резко просыпаюсь. Этой то ещё что надо? Первый порыв был - не брать. Но слишком уж удивительное событие в моей нынешней жизни- звонок почти бывшей уже свекрови.
– Да?
– откашливаюсь, прочищая горло. Медленно сажусь на кровати, кривясь от болезненных прострелов внизу живота.
– Ну...Здравствуй...Анна,- едко цедит в трубку Изольда Степановна.
Я недоуменно моргаю, избавляясь от сна окончательно. Нет, мы никогда особо не были дружны, но соблюдали холодный вежливый нейтралитет. Всё-таки интеллигентные люди, а своей интеллигентностью Изольда Степановна очень кичилась.
– Здрасьте,- бормочу я.
– Ну, рассказывай!
– доносится в трубке с нажимом.
– Что?
– я правда не понимаю.
– Как посмела где-то ублюдка нагулять, а матери своей про Виталю наплести, а? Какая ж ты бесстыжая, а! Это ж надо! Сама значит с мужиком каким-то по морям, Виталика бросила здесь разгребать одного всё. А как хвост прижало, так о сыночке моём и вспомнила...Не нужна ты ему…Девка!
– Чтооо?
– мне становится смешно. Истерическое веселье накатывает волнами,- Что вы несёте вообще? Да забирайте вы Виталика своего с потрохами!
– Что-что, а то! Что, если думаешь разжалобить его, то не выйдет. Повестку тебе уже прислали в суд, девка бесстыжая. Так позвонила мамаша твоя, сказала, узнала про повестку от знакомой с почты, и что как это Виталику не стыдно, когда ты тут в больнице лежишь. Что вроде как от него. А он то и ни сном, ни духом! А знаешь что, Анька...А это тебя Бог наказал, что при живом муже с другим мужиком путаешься! Ещё и небось тоже женат да с детьми, а у тебя вот не будет! Есть в мире справедливость! Ееесть!
Меня окатывает кипятком. Горло обвивает колючей проволокой. Свекровь говорит ещё что-то, но я кроме шума крови в ушах мало что слышу. Прямо в цель попала. В яблочко. Самую мою тёмную мысль достала и передо мной потрясла. Что это потому, что нельзя вот так...В чужую семью лезть, какая б не была...Нельзя...с чужим... Душа деревенеет.
– Значит так, Изольда Степановна,- перебиваю разбушевавшуюся женщину мёртвым голосом,- Вы правы, я уезжала на море с другим мужчиной. Очень влиятельным мужчиной, богатым, который согласен помочь мне с судом, если он состоится. И тогда уж я отберу Виталькину кредитную машину и дачу, которую он вам покупал, а оформлял на себя, ясно? – слышу, как свекровь тяжело дышит в трубку. Сопит как разъяренный бык, - Неделя вам на размышление. И, либо идём к нотариусу и подписываем мировую, либо советую вам рассаду на будущий год не покупать.
– Ах, ты, сссууу..
Я сбрасываю вызов. Меня колотит так, что телефон буквально
47.
Как? По телу прокатывается россыпь ослабляющих колких мурашек. Кажется, у меня просто едет крыша. Боюсь моргнуть- он ведь исчезнет. Но Тигран и не думает испаряться. Просверливает меня тяжелым недобрым взглядом, медленно отрывает плечо от дверного косяка и делает шаг в палату. Но тормозит, оглядев нашу такую женскую комнату. Все в домашнем: кто в шортах, кто в хлипком халатике. Лежат, не прикрывшись, у одной капельница. Зайти мужчине в этот женский горестный мир- преступление. Чёрные глаза, сделав круг по помещению, застывают на мне.
– Выйди- бросает коротко и отступает в коридор.
Я киваю ему, судорожно сглотнув. Жду, когда скроется за дверью. И только потом аккуратно спускаю подкашивающиеся ноги. Не хочу почему-то, чтобы Керефов видел, как тяжело мне даются подъем и наклоны. Ходить уже нормально, но слезть с кровати, не скривившись, мне пока недоступно. Зачем он здесь? Зачем? Мысли путаются, как и я сама. Даже понять не могу: рада или нет. Знаю только, что сердце сейчас из груди выпрыгнет.
Тигран сидит на дальнем диванчике в конце коридора. Хмуро смотрит, как я медленно к нему приближаюсь. Цепко подмечает, как неловки мои движения. Поджимает губы, хочет что-то сказать, но молчит. Я тоже. С беззвучным оханьем присаживаюсь рядом. Сцепляю руки в замок. Тигран упирается локтями в расставленные колени и начинает задумчиво крутить зажигалку между пальцами. Жду. Молчит.
– Ты как здесь?
– я почти уверена, что это Оля, но...
– Ольга твоя,- обрывает мои размышления Тигран.
– Ты же в командировке...
– Был,- говорит он с нажимом и наконец поворачивается ко мне.
Тёмный взгляд скользит по моей сгорбленной фигуре (сидеть прямо- тяжело), задерживается на животе. Невольно скрещиваю на нём руки, обнимая себя.
– Как сама?
– интересуется глухо.
– Нормально,- мои губы сохнут от напряжения.
Вижу, что ему хочется больше сказать, но сдерживается. Но это вообще не его- сдерживаться. Аура вокруг тяжелеет, словно увеличивая давление атмосферного столба. Не человек, а природная аномалия.
– Врач сказала - хорошо всё. В понедельник можно забирать тебя,- пасмурный взгляд впивается в меня.
– С врачом говорил?
– Только что.
– Она же выходная…
– С дежурным.
– Повезло. Мне дежурные ничего не говорят.
– Мне поначалу тоже.
Замолкаем. Тигран снова переводит глаза на мелькающую в руках зажигалку.
– В палату отдельную хочешь?
– отстраненно интересуется.
– Нет.
Пауза. Опять.
– Надо что- нибудь?
– через пару секунд хрипло.
– Нет, спасибо,- я слабо улыбаюсь.
– Спасибо,- хмыкает Тигран, запрокидывая голову и выпрямляясь. А потом вдруг зло, с сарказмом,- Спасибо, блядь! Всё? Закончили разговор???
Его взгляд хлёстко бьёт по моему лицу. Желваки прокатываются по заросшим щекам, но Керефов сжимает челюсти и проглатывает продолжение. Только чёрные глаза яростно мерцают. В них горит главный вопрос. Тигран не произносит его вслух, но он будто набатом звенит между нами.
– Не было у меня сил рассказывать. Не хотела,- отвечаю я. Голос сухо шелестит как скомканная бумага. Поджимаю губы и добавляю твёрдо,- Имею право. Это моя жизнь.