Я (не)твоя собственность
Шрифт:
Взгляд сфокусировался на белом пластиковом стаканчике с водой. Его поднесли к моим губам. Теплая жидкость плавно влилась в пересохший рот, а я все равно захлебнулась, закашлялась. Перекатилась на бок, упираясь руками в грязный пол, судорожно хватала ртом воздух. Взгляд выцепил из месива джинсы Димы. Потом кобуру с пистолетом у него на плечах. Потом его встревоженное несчастное лицо с покрасневшими глазами. Его губы двигались. Он что-то говорил. Говорил, несмело касаясь холодной рукой моего предплечья. Этот холод чувствовался даже сквозь плотную ткань худи. Оно размера «L», как и штаны.
– Не может быть! Я не верю!
– Это правда, Света, прости! Макса больше нет. И тебе нужно уезжать.
Макса больше нет!
Рыдания снова сотрясли мое тело. Зажав рот рукой, я выла сквозь стиснутые зубы.
Кто-то взял меня на руки и отнес обратно на кровать. Осторожно опустил на пружинный матрас и он провалился вниз под моим весом.
– Нет! Нет! Не-е-е-т!
И вдруг я почувствовала влагу. Между ног, на бедре. В шоке уставилась на стремительно промокающую ярко-розовую штанину. Прикоснулась к ней рукой. Наткнулась на шокированные взгляды парней. И в этот момент меня скрутила схватка.
Глава 43
Машины летели по пустым еще дорогам в сторону города. Я полулежала на заднем сиденье и пыталась дышать. Сжимала до белизны губы, кусала их, чувствуя металлический привкус во рту. Боролась с болью, которая усиливалась словно с каждой минутой. Стонала сквозь стиснутые зубы.
Дима сидел на переднем сиденье в полоборота и с тревогой ловил взглядом каждое мое движение. Егор то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. Бросал в гарнитуру отрывистые команды охранникам в машине сопровождения. Тихо матерился.
А я… А я рожала на тридцать третьей неделе беременности. Рожала недоношенного ребенка. Рожала только что потеряв Макса. Мой сын появится на свет в тот же день, в который погиб его отец. По словам Егора, взрыв грянул в половину первого ночи…
Меня снова прихватило. Возникло ощущение, что живот сейчас лопнет. Я зажмурилась, попыталась продышать схватку. Не вышло. Как и засечь интервал между ними.
Тридцать третья неделя. Господи…
А завтра мы с Максом должны были идти на плановое УЗИ. На восемь утра, потому, что в десять у него была важная встреча, после которой они должны были подписать еще один миллионный контракт.
Но теперь мы не пойдем на УЗИ. Не будем, держась за руки смотреть на монитор, как двигается наш сыночек. Слезу душили. Боль ослепляла. Я приказывала себе думать о ребенке. Но и это не помогало. Ведь первой мыслью было то, что моя истерика спровоцировала преждевременные роды. Что я могу его не сберечь…
Казалось, прошел год прежде, чем впереди замаячили ворота больницы. Нас уже ждала бригада врачей. Дима вынес меня из машины, положил на каталку. И в этот момент я увидела, как стремительно краснеет ткань моих брюк. Новый приступ боли, острой, невыносимой, сорвал в темную, непроглядную бездну.
Проснулась я от ощущения холода. Он сковывал все тело, вызывая сильную дрожь.
– Светлана? – женщина с медицинской форме, так похожая на тетю Любу, ласково улыбнулась. – Вы меня слышите.
Я дернулась. Положила руки на живот. Ладони наткнулись на холод. В одурманенном мозгу замелькали воспоминания. Боль, кровь. Яркий свет ламп над головой, лица врачей в медицинских масках, голоса. Движение, словно меня куда-то везли… Капельница… Крик! Я точно слышала детский крик! Мой малыш, мой сыночек…
– Ребенок, - просипела спекшимися губами.
– У вас мальчик. Два килограмма сто пятьдесят граммов, сорок пять сантиметров. Он в детском отделении…
– Я хочу его увидеть! – к горлу подкатил комок.
– Сейчас нельзя. Чуть позже сможете его навестить.
– Что с ним? – не знаю, откуда у меня взялись силы схватить женщину за руку. – Скажите мне!
– С ним все хорошо, - он ласково пожала ее.
– Он дышит сам, в реанимации нет необходимости. Но мальчик недоношен, потому некоторое время побудет в боксе…
– Дайте мне его увидеть! – расплакалась я, - Пожалуйста!
Попыталась привстать и поняла, что не чувствую ног.
– Успокойтесь, Светлана. Швы разойдутся. Вам нужно отдыхать. С малышом все…
– Я хочу его увидеть! Дайте мне увидеть моего ребенка! – из последних сил завопила я. – Да вы знаете, кто мой муж? Если что-то будет не так, он вашу больничку с землей сравняет…
Кто мой муж… Кем был мой муж. Нет! Ну, не-е-е-ет! Макс! Ма-а-акс!
Боль и ужас разрывали сердце, лишали рассудка. Я извивалась, пытаясь встать, но не могла. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Но я едва это замечала, сходя с ума от страха за своего малыша и боли от смерти любимого мужчины. Отбрасывала руки врача, пытающегося меня удержать.
Женщина нажала какую-то кнопку. Через несколько секунд в палату влетели еще медики. Плечо обожгла игла. Я сразу отключилась.
А когда проснулась, за белыми жалюзи вставало солнце. Тупо болел шов и спина. Остро болело сердце. Обведя взглядом палату, я увидела, что мама спит в кресле. Привстала. Все заболело сильнее, но я хотя бы чувствовала свое тело. И ему хотелось пить и в туалет.
Мама дернулась, открыла опухшие от слез глаза. Подорвалась с кресла ко мне.
– Дочка…
– Зачем ты приехала? – чужим голосом просипела я.
– Не затем, чтоб искупить вину, Света. Понимаю, поверить трудно, но это так. Я просто вдруг поняла, что у меня есть ребенок. Что часть меня где-то там, в другой стране, совсем одна. Я не буду просить у тебя прощения… Тридцать лет, наверное, нельзя простить. Попрошу просто позволить быть рядом. Позаботиться о тебе хотя бы сейчас. Я…я видела внука. Никитку, да? Тот парень, Егор, сказал, что вы… Что вы так его назвали. Он замечательный. Так похож на тебя. И на Макса. Мне так жаль…
Я разрыдалась. Закрыла лицо руками и завыла в ладони, сотрясаясь всем телом. От этого сильнее разболелся шов. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с той, что терзала душу. Мама села на кровать и обняла меня. Так, как никогда раньше не обнимала, по крайней мере, в моей сознательной жизни.