Я не твоя собственность
Шрифт:
— Ей было уже почти четырнадцать лет, Далия. Это очень хороший возраст для собаки. И она прожила потрясающую жизнь, — разумно говорит мне сестра.
Я делаю глубокий вздох.
— Как мама это все восприняла?
— О, ты же знаешь ее. Она плакала все ночь, но сегодня уже получше. Мы пойдем с ней сегодня в крематорий домашних животных. Это особенное место, которое я отыскала в Интернете. Они сжигают животных и отдают нам ее прах в урне. Я пока подержу ее прах дома, да? Мама сказала, чтобы мы ничего с ним не делали, пока ты не вернешься
— Ох, Дейзи, — вдруг я начинаю плакать.
— Я не хочу, чтобы ты плакала. Сьюзи никогда никого не обижала, поэтому она ушла в хорошее место. Мы увидим ее снова. Я сейчас отправлю ее фотографии тебе на емайл. В конце дня умереть, это очень хорошая смерть
— Хорошо, спасибо, — выдавливая я из себя.
— О, Далия, пожалуйста, не грусти. Мы встретимся с ней снова, — пытается успокоить меня Дейзи.
— Я должна идти, но позвоню тебе позже, — говорю я, и открываю пришедшее письмо в почтовый ящик. Фотографии. Я рассматриваю каждую в отдельности, слезы медленно текут у меня по лицу. Я должна была быть дома. Мне следовало быть дома. Дейзи даже прислала фотографию Сьюзи после смерти, с языком, зажатым между зубами. Чувствуя себя полностью опустошенной, не желая ее никогда видеть такой, я сразу же удаляю это фото. Слышу, как звонит телефон на стене. Секунду я думаю проигнорировать и не отвечать.
— Босс хочет тебя, — говорит Ной.
— Скажи ему, я не могу прийти прямо сейчас, — рыдаю я, и кладу назад трубку.
Я по-турецки сажусь на кровать, мне хочется помолиться за Сьюзи.
— Где бы ты ни была сейчас, солнышко, просто помни, я люблю и всегда буду любить тебя! — говорю я со слезами на глазах. Я настолько поглощена своей молитвой, стараясь послать ей всю свою любовь, что не слышу шагов, поднимающихся вверх по лестнице. У меня чуть ли не останавливается сердце, когда дверь внезапно с грохотом открывается и в дверях появляется Зейн.
— Что случилось? — спрашивает он.
Я просто пялюсь на него широко открытыми заплаканными глазами и не могу произнести ни слова.
Он проходит в комнату.
— Что случилось?
— Сьюзи умерла, — рыдаю я.
Он хмурится.
— Кто такая Сьюзи?
— Наша собака.
Он подходит и останавливается рядом со мной, с любопытством и удивлением глядя на меня.
— Твоя собака? Ты плачешь из-за собаки? — спрашивает он, проясняя ситуацию, словно до конца не верит.
— Да, я плачу из-за своей собаки. Она была с нами целых тринадцать лет.
— Ох, — говорит он и садится рядом со мной. — Полагаю, ты можешь взять другую.
— Ты хочешь сказать, что тот, кто потерял своего ребенка или члена семьи, может заменить его другим?
— Нет.
— Тогда не говори мне такое. Сьюзи была членом семьи, — отвечаю я со слезами на глазах.
Воцаряется неловкая тишина, затем он кладет руку мне на колено.
Я удивленно поднимаю на него глаза, видно это его способ утешить меня.
—
— Ничего, — шепчу я, немного шокированная, что мы общаемся на такую тему.
Он встает.
— Я буду внизу, если понадоблюсь.
— Спасибо, — отвечаю я.
Он серьезно кивает и уходит, тихо закрыв за собой дверь.
Я не вижусь с ним фактически до ночи, лежа в кровати, смотрю музыкальное видео, когда он прислоняется к дверному косяку, одетый во все черное — черное поло, черные джинсы, глаза полуприкрыты. Мне кажется, что он совершенно другой, может слегка пьян?
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.
— Я в порядке, — говорю я с опаской.
— Это работает?
Я хмурюсь.
— Что работает?
Он отталкивается от косяка и входит в комнату.
— То, что есть между нами. Это работает?
— Не очень, — правдиво отвечаю я.
— Почему? — спрашивает он, снимая свой пиджак.
— Ты действительно хочешь узнать правду?
— А почему нет? Удиви меня, — говорит он со злой усмешкой, и я понимаю, что он пил.
— Возможно потому, что я беспокоюсь о тебе, но ты всегда отталкиваешь меня.
Он наклоняет голову.
— Ты беспокоишься обо мне?
— Да.
— Как ты можешь беспокоиться обо мне? Ты не знаешь всего моего дерьма.
— Возможно, но даже, если я не знаю, я все равно беспокоюсь о тебе.
Он улыбается, но глаза у него светятся странным огнем.
— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты слишком много беспокоишься.
— Я волнуюсь за людей.
Он медленно кивает.
— Ты волнуешься, да. Тебе стоило бы заниматься йогой или медитацией, как твоя сестра. Это помогло бы тебе успокоиться.
В этот момент я толком даже не осознаю, что он сказал, но потом меня накрывает, словно ударяя под дых. Я смотрю на него, он на меня, потом делаю глубокий вдох.
— А откуда ты знаешь, что моя сестра медитирует?
Он ничего не говорит.
— Это ты, — обвиняю я его дрожащим голосом. — Ты все спланировал. Ты ее похитил, не так ли? — Лед у меня в голосе удивляет даже меня саму.
Он молча смотрит на меня.
— Да? — кричу я.
— Да, я, — признается он, оставаясь совершенно равнодушным к своим действиям.
Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, наполненными ужасом.
— Ты все еще беспокоишься обо мне, рыбка? — издевается он.
Во мне поднимается такая ярость, словно моя голова сейчас загорится и взорвется. Перед глазами плывут красные круги. С криком, наполненным болью и яростью, я вскакиваю с кровати и лечу на него, желая расцарапать ему лицо ногтями. В этот момент я ненавижу его всеми фибрами своей души. Он легко хватает мои руки и удерживает их высоко в воздухе, смотря на меня сверху-вниз, презрительно изогнув губы. Я пытаюсь пнуть его ногами, и он вдруг молниеносно крутит меня вокруг, прижавшись к моей спине, я полностью обездвижена в его захвате.