Я (не) верю себе. Как перестать быть заложником прошлого и смело идти по жизни
Шрифт:
Эта позиция похожа на положение человека, который стоит перед шведским столом и берет только макароны и хлеб с маслом, в то время как другие, не стесняясь, угощаются рыбой фугу, морскими гребешками с икрой белуги, белыми трюфелями и фриттатой с лобстером. Почему же наш герой берет только макароны? Ему неловко. Кажется, это все для кого-то другого, а вдруг им не хватит, если я возьму, а вдруг они подумают, что я – хапуга и эгоист, выскочка? Как они на меня посмотрят? Да и вообще стыдно есть такие деликатесы, когда не у всех есть возможность.
И вот уже «едоки деликатесов» начинают вызывать раздражение
И тут накатывает следующая волна неприязни: они что, не замечают? Почему они сами не предложат мне алмазную икру, ведь я же вон какой хороший. Такие эмоциональные качели никогда не останавливаются: от идеи собственного превосходства до ничтожности, от восхищения теми, кому «можно», до ненависти: «Эгоисты!» А знаете, что самое главное: он или она точно так же могут взять эту алмазную икру, но не разрешают себе. И оттого злятся на тех, кому «можно». Это беда человека с глубинной детской травмой, о которой мы подробно поговорим в главе 3.
Если подытожить: человек с мышлением жертвы уверен, что ресурсы (деньги, любовь, алмазная икра в конце концов…) ограничены и выбора нет. Он ничего не просит, делает что говорят, не возражает, не высказывает своего мнения, не ценит себя. Такие люди чаще всего принимают решения из страха – страха осуждения, критики, отвержения, страха совершить ошибку и еще десятка других страхов. В отличие от Жертвы человек с мышлением изобилия уверен, что ресурсов хватит на всех. Поэтому он легко берет и отдает.
Психология Жертвы – это набор автоматических реакций, суждений и убеждений, которые стали ответом на «нелюбовь». «Нелюбовь» – это «Терпи!», «Побили – значит, заслужил(а)», «Закрой рот», «Хочешь – перехочешь», «Не смей перечить». Психологи сказали бы, что жертвенность – это адаптационный механизм, то есть то, что когда-то помогло нам адаптироваться в не самых благоприятных или даже самых неблагоприятных обстоятельствах. В будущем такие люди зачастую начинают жить как роботы: ходят на работу, в загс, в роддом – а на самом деле внутри пустота, зияющая дыра, в которой темно и иногда гуляет сквозняк. В такой жизни нет ни любви, ни смысла.
Когда ты не любишь себя, ты отчаянно ждешь, чтобы тебя любил кто-то другой, чтобы он закрыл наконец эту «дыру». И в то же время все равно не можешь «напитаться» этой любовью, не веришь, что достоин ее. Поэтому Жертва легко принимает на свой счет все плохое и с большим трудом – хорошее. Ей кажется, что все прекрасное случайно и быстро закончится. Все эти умозаключения помогли нам выжить там и тогда, но топят нас здесь и сейчас. Жертвенные паттерны неочевидны и оттого коварны. Их сложно не то что признать, а даже заметить.
Жертве свойственны сильные чувства: страх, злость, тоска, беспомощность, стыд, обесценивание себя и других, желание «слиться» с кем-то, чтобы было не так тревожно жить, или, наоборот, сильное избегание близости. Она живет в круговороте повторяющихся историй: каждый мужчина – тиран, каждый работодатель задерживает зарплату, каждый «друг» предает. Эти признаки говорят о том, что мы имеем дело с травматическим опытом, который не прожит и не переработан. Над Жертвой нависла зловещая тень прошлого в виде повторяющихся сценариев и оставила на сердце шрамы, которые будут очень долго заживать.
По
Я была в этой роли. И точно знаю, что это не роль «злодея» и «лентяя». Это внутренняя тюрьма, отчаянный тупик и искреннее непонимание: как и куда бежать, чтобы что-то было по-другому. Это такой клубок неверия в себя, ощущения своей ничтожности, страхов, отсутствия энергии, в котором, какую нить ни потянешь, чтобы выбраться, она обрывается, и ты снова в той же точке. Чужой успех, чужое счастье доставляют тебе почти осязаемую боль. Это самая печальная и незавидная роль на свете.
Когда я пишу эти строки, мне очень хочется обнять всех тех, кто узнал себя в описании. Мне хочется обнять маленькую девочку или мальчика внутри вас, ту самую или того самого, в которых когда-то не верили важные люди. Мне хочется заглянуть вам в глаза и, если удастся, то даже глубже, куда-то, где прячется душа, и сказать: «Вам сейчас трудно, но вы на верном пути. Очень скоро в вашей жизни все изменится. Я буду рядом до тех пор, пока вы не почувствуете больше устойчивости и веры в себя. А пока я стану тем, кто будет в вас верить».
Сейчас я сделаю вдох и выдох и продолжу описание жертвенных стратегий с большой болью за тех, кто сейчас там, где я была всего 14 лет назад, с верой в то, что вы пройдете все трудности и выйдете из них Героем. Ниже я разложу по полочкам аспекты проявления психологии жертвы.
Стыд и вина
Основные чувства, которые управляют действиями Жертвы, – стыд и вина. Слово «стыд» образовано от индоевропейского корня steu/stu. Первоначальное значение слова – «то, что заставляет цепенеть, коченеть». И действительно, от стыда мы прячемся, сжимаемся. Стыд и вина – спутники жизни тех, кого часто ругали в детстве. «Я недостаточно хорош», «Я все делаю не так», «Меня не поймут», «Меня бросят» – эти мысли возникли не по нашей воле, но в наших силах положить им конец – сделать для себя то, чего не смогли родители.
Жить со стыдом значит чувствовать себя отвергнутым и проигравшим. Эта эмоция – последствие презрения и психологического насилия со стороны близких. Стыд – это опыт изоляции, в котором мы чувствуем себя беспомощными. Он мешает человеку удовлетворять свои потребности и заставляет его мучительно контролировать то, что не поддается контролю.
Вина – часто маркер того, что вы взяли на себя чужую ответственность или, наоборот, не взяли свою, – произошла какая-то путаница с границами. Если ребенок в детстве отвечает за родителей (например, за мамину грусть, или папино пьянство, или их развод), то, вырастая, он чувствует вину перед всеми подряд. Иногда люди замещают вину злостью, срываясь на других по поводу и без. Важно, что само по себе это чувство не означает, что вы сделали что-то плохое, и тогда психологи говорят «невротическая вина», то есть для нее нет реального повода.