Я, не я, Жанна
Шрифт:
– Спасибо, Руслан, но уже поздно. Мы с Полиной домой поедем.
– Не хочу домой, – надулась я. – И вообще, как тебя сюда занесло?
– Ну…
Мне это «ну» не понравилось.
– Только не говори, что просто мимо проходила.
– Всё-таки сварю кофе, – засуетился Русик, и тут я поняла.
– Ты её позвал! Сдал меня!
– Поля, уймись, – вмешалась Жанна. – Я сама попросила сообщить, если появишься. Неужели трудно предупредить, куда идёшь? Или хотя бы телефон не отключать? Вроде взрослый человек, всё понимаешь…
– Только не начинай!
Нет у меня больше сил доказывать очевидное.
Я медленно поднялась, натянула шапку, подхватила пальто с вешалки и молча поволокла себя к выходу. Шарк, шарк.
Дождь на улице перестал, но воздух словно пропитался водой. Сырость моментально просочилась за воротник, в рукава и ботинки. Тусклые лампы фонарей отражались в блестящем асфальте, ветер тащил по тротуару растерзанную упаковку от чипсов. Я придавила её ногой, упаковка смялась с громким треском. Надо отпустить, пусть летит в жаркие страны. И не трещит больше. Пусть будет тишина. Пока не хлопнет дверь и не застучат каблуки Жанны. Вспомнилась забавная штука – металлофон: бьёшь молоточком по железной пластинке, и она звенит вроде тонких каблуков по мокрому асфальту. У меня был игрушечный металлофон в детстве, кажется, папа подарил.
На папу рассчитывать тоже не приходится. Он до сих пор сидит во Владивостоке из-за проблем с автомобильным филиалом. Пару раз приезжал ненадолго, но даже сумку до конца не распаковывал. Мы связываемся по скайпу, редко, потому что папа занят. Плюс неудобная разница в часовых поясах: когда здесь день, там – ночь. А я думаю: неужели его бессонница прошла? А если нет, что ему мешает звонить этой своей ночью? Думаю, но не спрашиваю. Терпеть не могу скайп. Людям и так непросто получать удовольствие от разговоров, а когда болтовня становится обязанностью, это вообще невыносимо. Но не будешь же в онлайне просто на кого-то пялиться, или читать книжку, или ещё что. Как объяснить, что тебе нужны не слова, а присутствие? Быть рядом, и всё.
Не то чтобы я сильно скучала по папе, просто часто чего-то не хватало. Все эти месяцы, с апреля по сентябрь. И вот сейчас до меня дошло, чего именно, – мне не к кому прислониться спиной.
Застучали Жаннины каблуки, пискнула сигнализация, дверцы машины разблокировались, и я влезла на переднее сиденье. Жанна юркнула за руль, включила печку:
– Домой?
– Нет, на бал.
Жанна улыбнулась, но я не стала вежливо скалиться в ответ. Перебьётся.
Она пожала плечами:
– Ладно.
Поехали без музыки. Ночью и без неё хорошо: пробок нет, светофоры мерцают оранжевым, огни – жёлтые, белые, жёлтые, белые – гирляндами скользят по бокам проспекта. Мотор гудит чуть слышно, спокойно… в тепле разморило, накатила сонливость. Так и заснула бы, но Жанна вдруг сказала:
– Прости меня.
– Что?
– Не думала, что расстроишься. Клянусь. Честно, не понимала, почему ты обиделась.
– Теперь поняла?
Я с минуту ждала ответа, но зря. Ясно-понятно. Жанна старается не обманывать, ей легче промолчать.
– Ясно-понятно, – вслух повторила я.
– Слушай, никто не знает, что в блоге – о тебе, – зачастила Жанна. –
– Какая разница, главное, что я знаю, – сонливость слетела в секунду. – Знаю, что ты запросто рассказываешь о моём личном. Это личное! Моё! Нельзя брать чужое, про себя пиши. И не заливай больше про доверие, воры и предатели его не заслуживают.
– Полина! Зачем драматизировать? Ведь никаких последствий…
– Это интернет, мама! Все на виду! Даже если не называть имя, рано или поздно правда выплывет! Надо мной вся школа ржать будет!
– Ну нет.
– Да!
Помолчали.
– Хорошо, – сдалась она.
– Ты не будешь вести этот блог?
– Буду. Но про тебя – ни слова.
– Врёшь.
Я разочарованно уставилась в окно. Видеть её не могу. Жанна коснулась моей руки:
– Пожалуйста, поверь. Я не подведу. Обещаю.
Дома сон покинул меня окончательно. Пока ехали, думала: вот доползу до кровати и вырублюсь часов на двадцать. Ага, щас. Веки хоть пальцами прижимай, потому что иначе глаза открываются как у старой советской куклы, только у куклы они распахиваются в вертикальном положении, а у меня – когда ложусь. И мысли, мысли. Хотелось верить Жанне – ошиблась, бывает, главное, что осознала. Она, может, и взбалмошная временами, но к обещаниям относится серьёзно. Но я не верила.
А ещё надо было спросить, почему на заднем стекле её машины наклейка «Продаётся».
И предложить смотаться на каникулах во Владивосток. Мы там не бывали, интересно же.
А завтра первым уроком – самостоятельная. А я учебник в руки не брала.
Блин!
Пришлось вставать, выдёргивать из рюкзака геометрию и топать на кухню. Там я зажгла газ под чайником, открыла книгу, но сразу отложила в сторону и потянула с подоконника журнал сканвордов. Без ручки, ручкой в нём нельзя.
«Боевой зигзаг коренного австралийца».
Бумеранг.
4
К первому уроку я плелась как ёжик в тумане. Туман был самый настоящий, ёжик тоже – колючий, сонный, потерянный. Полночное чтение геометрии знаний не прибавило, осталось только бабушкино средство: положить учебник под подушку в надежде, что теоремы сами переползут в голову. Так я и в зубную фею снова поверю. Хотя она всё равно не явится – наше сотрудничество закончилось после того, как я не согласилась на шоколадку и попыталась вернуть молочный зуб на место с помощью суперклея.
– Привет!
Есть же у кого-то настроение жизнерадостно орать по утрам.
– Эй, Полина! Подожди!
Я обернулась. От соседнего подъезда стремительно надвигалось яркое пятно. Неоново-жёлтая куртка, короткая стрижка торчком, ехидная улыбка. Ксю.
Обычно Ксю выходит пораньше и мы не пересекаемся. Да, живём рядом, учимся в одном классе, но общих интересов – ноль без палочки. Так уж получилось. Она была мне другом, пока в прошлом году не сошлась с парнем из выпускного и не пропала. В смысле, стала очень занятой. Будто надела сапоги-скороходы и унеслась на своих длинных ногах в прекрасное далёко. А когда любовь выветрилась, Ксю ко мне не вернулась, осталась в компании старших. Но это нормально.