Я ненавижу магические академии
Шрифт:
– Я хочу выяснить, какая разница между поцелуем под воздействием зелья и без его воздействия, – важно ответила я.
Да, пусть не думает, что мне так уж важен его поцелуй. Интерес – чисто научный, и не более.
– Видите ли, фьорда Берлисенсис, – мне показалось, что он с трудом сдерживает смех, – в этом случае нарушается чистота эксперимента. Вы же сейчас опять под воздействием зелья, правда, уже другого, под названием «Спиритус вини».
– А мы потом еще один проведем, – предложила я. – Чтобы уж совсем чистый
– Я просто поражен вашим стремлением к знаниям, – сказал Кудзимоси, но голос у него почему-то был совсем не восхищенный. – Это похвальное качество для студентки. Вот только для эксперимента одного подопытного все равно мало.
– Мало? – удивленно переспросила я.
– Ну да, должна быть репрезентативная выборка.
Я и пытаться не стала повторять это слово. Не нужно мне никаких выборок, мне вполне достаточно одного этого подопытного. Правда, так и непонятно, согласен ли он принять участие в эксперименте? А если нет, зачем он тогда меня вообще поцеловал?
– А зачем вы меня тогда поцеловали, фьорд Кудзимоси? Почему вы мне просто зелье не влили?
Пальцем я теперь в него тыкала вполне обвиняюще, мне даже самой понравилось. Плечо у него было такое твердое – одно удовольствие тыкать. Поэтому одним разом я не ограничилась. Вот ведь гад! Заманивает в науку, а потом участвовать в эксперименте отказывается.
– На тот момент это казалось самым простым способом влить в вас зелье, – пояснил он. – Сделай я это силой, и к синяку вокруг талии прибавились бы еще на руках и, возможно, еще где-нибудь.
– Способом? – обиженно протянула я. – И многим вы таким способом помогаете?
– Вы первая, – любезно сообщил он мне.
И мне так жалко себя стало. Жениха не нашла, декан целовать отказывается. А тут еще выясняется, что он на мне методику отрабатывал. Я не выдержала и начала всхлипывать.
– Фьорда Берлисенсис, у вас еще печенье осталось, которое мы в кафе покупали?
– При чем тут печенье? Вы на мне опыты проводили, я вот мучаюсь теперь, а вы только о еде и думаете. Как это некрасиво с вашей стороны!
– При том, – довольно холодно сказал он мне, – что когда пьешь, непременно закусывать надо. Эко вас развезло, фьорда.
– Я в полном порядке, – ответила я высокомерно.
И даже попыталась отпустить его руку. Но он так начал раскачиваться перед глазами, что я торопливо опять вцепилась в его рукав – еще упадет без поддержки. Но всхлипывания не прекратились. Более того, усилились и превратились в рыдания. Сначала я не поняла, в чем дело, я же совершенно спокойна, но быстро догадалась – это были не мои рыдания. И доносились они с соседней аллеи. А это значило, что кому-то так же плохо, как и мне.
Я попыталась пройти напрямик через кусты, но Кудзимоси потащил меня в обход, утверждая, что ветки здесь слишком густые, и если даже нам удастся через них продраться, то мое платье непременно пострадает. Я ему
– Ильма, на земле нельзя сидеть, уже холодно, можно простудиться и заболеть, – я с трудом, но вспомнила, что мне обычно говорили в таких случаях.
Про то, что она испортит платье, я промолчала. Все равно после травы оно точно будет испачкано, и это может вызвать только новые слезы, а нам же успокоить ее нужно. Но девушка на нас даже не смотрела. Она уткнулась лицом в колени и никак не реагировала на мои вопросы.
– Нужно за Фелан сходить, – наконец поняла я. – Они же подруги.
Или бывшие подруги? Хотя сегодня они очень даже мило беседовали, когда я в начале бала Фелан с Ильмой видела. Потом-то мне совсем не до них было.
– Я схожу, – предложил Кудзимоси.
Он ушел за Фелан, а я все пыталась добиться от Ильмы, что же с ней случилось. Но кроме довольно невнятного «Серен», выдавить из нее ничего так и не получилось. Похоже, бал для девушки прошел совсем не так, как ожидалось. А ведь причесанная и нормально одетая она была вполне хорошенькая. Я вздохнула и просто начала ее гладить по плечу. Кусты перед глазами немного раскачивались, но уже не так как это делал Кудзимоси, который меня и не поцеловал. Хотелось пристроиться к Ильме сбоку и зареветь с ней в унисон. Но Берлисенсисы не плачут. Особенно из-за всяких коварных экспериментирующих гадов.
Фелан к подруге почти бежала, насколько ей это позволяли высокие каблуки.
– Ильма, что случилось? – испуганно спросила она.
Ильма в ответ разразилась рыданиями с новой силой. Пришлось ответить мне.
– Это все из-за Серена, – сказала я уверенно. – Мужчины, они все такие. Как говорит моя бабушка, если им открываешь душу, они так и норовят туда плюнуть.
И уничтожающе посмотрела на Кудзимоси, который подошел вместе с аспиранткой, но стоял немного поодаль, Возможно, он даже и не слышал моих слов. А жаль. Пусть бы знал, что я о таких, как он, думаю.
– Он сказа-ал, что меня не любит, – подтвердила своим подвыванием мои слова Ильма. – И вообще, женщина – это камень на шее у мужчины. Он хочет быть свободным и жениться не собирается ни сейчас, ни позже.
– И что? – несколько резко сказала Фелан. – Он тебе никогда ничего и не обещал, насколько мне помнится. Это ты сама начала подстраиваться под его вкусы.
– Плохие у него вкусы, неправильные, – сказала я свое веское слово.
Но меня никто не слушал.
– Но я думала, со временем… – всхлипывала Ильма.