Я никогда не была спокойна

Эта книга была переведена при поддержке Министерства Иностранных Дел и Международного Сотрудничества Италии

Copyright © 2011 by Amedeo La Mattina

Утром 25 ноября 1965 года в своей римской квартире в районе Монтесакро умирает пожилая женщина. Она слегка приподнимается, силясь поцеловать лицо, которое, как ей кажется, склоняется над ее седой головой. Мамочка, мамочка…

В последний час жизни та жестокая женщина, что когда-то прогнала ее из дома, кажется ей такой родной. Мамочка, мамочка…

Шестьдесят семь лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела мать: та кричала на нее со ступеней их богатого черниговского поместья.

– Я ухожу, – сказала ей

дочь Анжелика.

– Не ты уходишь, а я выгоняю и проклинаю тебя. Да, ты будешь проклята всю свою жизнь, а когда будешь умирать, станешь просить у меня прощения, – кричала Анна Хофман, гневно тыча в нее пальцем.

Когда невысокая девушка сядет в повозку, которая довезет ее до станции, никто из братьев и сестер не выйдет попрощаться. Только слуги помогут ей погрузить чемоданы.

Русское проклятие прилипло к ней и сумело наполнить ее жизнь бесконечными разочарованиями. Однако Анжелика Балабанова ни разу не отреклась от своих идей, никогда не пожалела, что прожила жизнь в служении им. Она была миссионеркой, святой атеисткой. Она всегда делала только то, что диктовали ее чувства и идеалы. Среди страниц ее «литературного завещания» было найдено стихотворение ее любимого поэта Джакомо Леопарди, написанное от руки перед самой смертью. Оно представляет собой сплав идеалов, вдохновлявших ее в течение долгой жизни.

Когда в мой смертный часПередо мною встанет вопрос:Зачем я жил,За что боролся,Какую цель я ставил перед жизнью,Тогда из уст моих, уже немых от горя,Как кровь из глубокой раны,Наружу выйдет правда…За правду я боролся,И ложь я ненавидел.С теми, кто с большим трудомДобывает кусок хлеба,Другим даруя изобилие и роскошь,Я был всегда.И я хотел быть и боротьсяС теми, кто мозолистыми рукамиГотовит человечеству день завтрашний —День справедливости, свободы.Я не мог и не хотел наслаждатьсяИ не смирился.Не согнулся.Ни сердце мое, ни мой разумНе были равнодушны к боли других людей.Вот почему покой мне только снился.Но сегодня я спокойствие обрел.Я умираю [1] .

Первые восемнадцать лет жизни Анжелика провела практически в замкнутом пространстве. Одна, в окружении горничных, учителей музыки, занимаясь танцами и рукоделием, под присмотром гувернанток, получивших от госпожи Балабановой [2] жесткое предписание: девочка не должна ни с кем общаться и к ней никто не должен приближаться.

Мамочка не позволяет ей разговаривать даже с братьями и сестрами, испорченными государственными школами, учащимися вместе с детьми из простых семей. Окружение Анжелики должно быть безукоризненным. Мать не хочет, чтобы дочь говорила по-русски: это язык прислуги. Она должна изъясняться только на французском и немецком, а ее учителя – только носители языка.

Когда мне было семь лет, я купила себе русскую азбуку и тайком в кровати читала «Анну Каренину» [3] .

Отец умер, когда Анжелика была совсем маленькой. Она мало его помнит. Исаак Иванович – еврей, крупный землевладелец,

купец, он всегда в разъездах по России. Он не занимается воспитанием, но когда приезжает домой, мать обращается к его непререкаемому авторитету, чтобы присмирить дочь, у которой рано стал проявляться бунтарский характер. В эти редкие минуты Анжелика общается с отцом. Между ними постоянно вспыхивают ссоры.

Мать родила шестнадцать детей, семь из которых умерли. Анжелика – самая младшая. Когда она родилась, ее старшие сестры уже были замужем. Она растет без товарищей по играм и без друзей-ровесников. Ей не позволено ходить в школу, нельзя играть с братьями и сестрами, никто не дарит ей игрушек, она живет «в окружении одних только взрослых и стариков, причем взрослых с банальными и вульгарными принципами» [4] , никто не заботится о ней [5] . Она не получает никакого художественного образования, ей не рассказывают о природе, о реальной жизни, о труде, о животных, которых она очень любит (однажды, увидев в усадьбе конюха, яростно хлеставшего коня, она рассердилась и, подбежав, остановила его руку).

Мать считала, что самая младшая ее дочь, «венец семьи», должна выйти замуж за человека богатого, благородного и родовитого. Судьба девочки была уже предначертана, ей дали образование по образцу того времени и готовили ее к жизни за границей. Считалось особым шиком перемежать русский язык французскими словечками, а признаком культуры – сыпать цитатами на немецком: то и другое навсегда останется у Анжелики наряду с характерным русским акцентом.

«Кто на тебе женится, если ты не пьешь молоко или рыбий жир?» – наставляет мать. «Где вы видели девочку из хорошей семьи, которая не играет на фортепьяно?» – добавляет она, когда Анжелика отказывается часами изучать сольфеджио и играть гаммы. Больше всего Анжелику возмущает оглядка на общественное мнение: «Что о тебе подумают люди?» [6] Девочка очень рано начинает задавать вопросы об этих нелепых условностях, формальностях и несправедливости, которые кажутся ей невыносимыми.

Учительницы-иностранки на эти вопросы ответить не могут. Да им и не позволено отвечать. Они слова лишнего молвить не смеют и полностью подчиняются госпоже. Девочка же ждет от немецких и французских наставниц немного «понимания и любви», хочет, чтобы они с ней играли в веселые игры. Ей интересно знать, что там за деревьями и за речкой, бегущей по Чернигову, как выглядит мир за пределами этих богатых комнат. Наставницы не очень понятливы и, по мнению Анжелики, не слишком умны. И, как следствие, девочка предпочитает проводить время в обществе матери, которая, по крайней мере, обладает «острым умом»; дочь даже готова терпеть ее суровый характер, предпочитая его «холодному и безразличному отношению гувернанток» [7] .

Много лет спустя она случайно встретится с одной из них. Анжелика, уже известная революционерка, приезжает в Лейпциг на митинг; после ее выступления к ней подходит бедно одетая женщина с букетом красных роз.

Она берет Анжелику за руку:

– Я так горжусь тобой! – говорит она.

И добавляет, что состоит в рядах социал-демократической партии.

– Но тогда почему же вы не помогали мне, когда я была ребенком?

– Я не осмеливалась поощрять твои бунтарские настроения и не могла рисковать работой. У меня не было иных средств существования, кроме тех, что я получала от твоих родителей.