Я обязательно спасу Тот
Шрифт:
Становится холодно, будто меня обдало ветром, и я обнимаю себя руками.
– Думаю, какие-то элементарные задания вроде стирки или готовки ты выполнять можешь, поэтому будешь помогать Феликсу. Он научит тебя всему, что тебе пригодится, а однажды ты попадешь на настоящее задание. Когда созреешь.
– И как узнать, что я созрела для этого?
– вяло шевеля губами, спрашиваю я.
– Ты сама придешь ко мне и скажешь, что готова.
– хлопает в ладоши мужчина. На его лице играют блики и на секунду мне становится не по
– За работу ты будешь получать зарплату. Думаю, сойдемся на пятидесяти долларах в неделю.
Ну это всяко лучше той мелочи, которую мне выделяли на завтраки.
– Первое время ты не сможешь выходить за пределы отеля. Только по заданию или в сопровождении члена Дома.
– То есть, меня будут держать здесь, как заложника?
– вырывается у меня.
– Я не жертва обстоятельств, какой меня считают. Я сама выбрала нечто подобное.
– Что-то не заметил рвения к вступлению в наше братство.
– Я не выбирала Дом. Я выбрала свободу, но её у меня отбирают. Снова.
– Это ненадолго.
– успокаивает меня мужчина.
– Как я уже сказал, такие меры предпринимаются только первое время. Тебе не стоит так переживать, Брук.
– Никто и не переживает.
– У тебя есть шанс показать себя и доказать всем нам, что ты чего-то стоишь.
– поучительно вскинув указательный палец, сипит Аларик.
– Всё это выражается в том, как ты поведешь себя в такой обстановке. Любой дурак может выжить в родительском доме под присмотром, а вот в одиночку, работая, без поддержки семьи - уже проблемно.
– Я смогу, мистер Клиффорд.
– уверяю я старика.
– Вы еще будете гордиться тем, что я живу в Вашем доме.
– Очень на это надеюсь, солнце.
***
Я захожу в свою новую комнату и оглядываюсь, попутно опуская сумку на пол.
По периметру стоят три кровати. Одна из них - с всклокоченной постелью ядовито-зеленого цвета, на изголовье которой висят несколько футболок, а по одеялу разбросаны интересные украшения в виде сережек с перьями и кожаных напульсников. На стене у кровати - парочка небольших глянцевых плакатов, на полу - уютный коричневый ковер.
Вторая же выглядит опрятней даже не смотря на пугающее количество мелков для рисования и большого альбома с тонкой изорванной обложкой. Постель заправлена, на стене висят прикрепленные к обоям фотографии незнакомых мне людей, лица которых перечеркнуты двумя красными линиями.
Последняя кровать пустует, ведь на ней, вокруг и над не находится ровным счетом ничего - пустой пол, пустые стены, пустой матрас. Наверняка это пустое пространство предназначено для меня.
Все комоды и тумбочки завалены вещами, а книжный шкаф - книгами. Старыми и новыми. Почти повсюду на стенах пестрят картины - натюрморты, пейзажи, портреты, и я мысленно восхищаюсь таким манящим разнообразием. А затем моё внимание привлекает огромный холст с одним зеленым кругом посередине.
Я прохожу к центральному окну и распахиваю его настежь, сразу опуская голову и оценивая высоту.
– Не советую.
– раздается чей-то голос позади.
– Днем во дворе полно народу, а ночью мы выпускаем собак.
Я оборачиваюсь.
Оливковые глаза. Вот правда, они на самом деле оливковые! И лицо необычайно-светлое, но ничуть не уставшее, а такое, какое может быть у человека, с утра умытого холодной водой.
Незнакомка стоит ровно, тонкие руки придерживают невесомую ткань платья, а волосы треплет внезапно налетевший сквозь окно порыв ветра.
Мне приходится пару раз моргнуть, чтобы убедиться в её реальности - настолько девушка призрачная и нежная. Даже ходит она, будто не отрывает ног от земли, а взгляд цепляется за меня и не отпускает до последнего.
– Красивые картины.
– только и могу произнести я.
– Да, знаю. Единственное наследство моей семьи.
– и будто бы невзначай взмахивает рукой, указывая себе за спину, после чего снова принимается копаться где-то в комоде.
– Только мой отец являлся поклонником натурализма, а маме по душе был авангардизм.
– И как они жили, представители разных художественных направлений?
– интересуюсь я.
– Не вели войну за ведущий жанр?
Незнакомка поднимает на меня взгляд и я сразу понимаю, что зря пыталась пошутить.
– В пьяном угаре папа пробил маме череп бейсбольной битой. А так, в принципе, жили вполне мирно.
Я неловко пожимаю плечами.
– Не повезло.
– Ну почему же?
– вскидывает брови она.
– Больше отец не выносил мне мозг. Один раз вынес мозг маме и всё. Успокоился.
Я поджимаю губы, зачем-то делаю вид, что разглядываю окружающую меня обстановку, и задумчиво хмыкаю.
– Я Брук.
– Я знаю.
– рассеянно улыбается незнакомка.
– А еще я Ева.
Она достает из ящика черный маркер, открывает его, медленно двигается в сторону висящих на стенах фото и перечеркивает изображение мужчины азиатской внешности.
– Тео рассказывал о тебе.
– припоминаю я, не желая вдаваться в мысли и догадки.
– И Аларик сказал, что я могу занять пустую кровать в вашей комнате.
– Это кровать Клеменс. - раздраженно поправляет меня Ева, передернув плечом.
– Разве?
– с ноткой удивления в голосе произношу я.
– Значит, придется искать другое место.
Я запускаю руки в карманы и, кивнув девушке напоследок, направляюсь к двери. Но меня останавливают:
– Клеменс больше не живет у нас, так что можешь спать здесь. Но никогда не говори, что займешь место кого-то.
Я окончательно путаюсь в словах Евы, поэтому молча киваю.
Теперь она кажется мне еще и сумасшедшей.