Я один вижу подсказки 2
Шрифт:
– Ну что ж, давай продолжим нашу партию...
Он аккуратно взял слона и переместил на С5. Его движения были плавными, уверенными.
Всё сходиться?
Его ходы… они есть у меня.
Слава богу, я хотя бы знаю эти обозначения. А то совсем было бы плохо... Слон на С5 – понятно. Это поле, куда он поставил фигуру.
Сделав ход, Реми снова улыбнулся, чувствуя, что игра идёт по его сценарию. Он явно наслаждался этим моментом, его самодовольная улыбка говорила о многом.
Но я только мысленно
Мой следующий ход был уже известен – Лfe8+.
Ладья на поле е8. «F» – вертикаль, откуда идёт ход. И главное – «+» указывает на шах. Король Реми был под угрозой.
Это был не какой-то гениальный ход, но достаточно крепкий. И всё же реакция Реми была неожиданной: он вскинул бровь, и его взгляд стал острее.
– Интересно... очень интересно... – произнёс он, едва скрывая любопытство.
Тук.
Он просто защитился от шаха и передвинул короля.
А вот теперь настал, пожалуй, решающий момент.
Я двинул слона на Е6.
Реми, словно почувствовав мой ход заранее, усмехнулся и саркастически добавил:
– Раньше я думал, что ты скрывал свои навыки... Но ты оказался таким же бездарем.
Он уверенно «съел» моего ферзя с противоположной стороны поля, полагая, что всё идёт по его плану.
Я тихо цокнул языком и сказал:
– Ты разве не заметил?
Да, я не профессионал, но сейчас я вижу всю партию до самого конца.
Как только Реми забрал ферзя, активировалась «мельница» – серия шахов, позволяющая мне, играющему за чёрных, забрать несколько его фигур.
Мельница – мощный приём в шахматах. Это комбинация, которая чередует шахи и вскрытые шахи, создавая давление на короля противника.
Реми осознал, какую ошибку он совершил, но было ещё не всё потеряно. На доске шёл 18-й ход, и до конца партии оставалось ещё много.
Реми знал, что такой дилетант, как я, наверняка начнёт делать ошибки, даже если сейчас провёл несколько удачных ходов.
Он взял пальцами короля и вернул его под удар.
– Хах... – вырвалось у меня.
Не теряя времени, я конём забрал его пешку.
Реми нахмурился, спрятав свои эмоции за спокойным лицом.
– Хм, – едва заметное хмыканье выдало его напряжение.
Ещё один ход, и я конём забираю следующую пешку. Затем настала очередь его ладьи.
– А как тебе это? – выплюнул он, словно пытаясь сохранить уверенность в своей позиции.
Мы продолжали играть, но было ясно: борьба отчаянна лишь с его стороны. Я следовал чёткой стратегии, ход за ходом приближая победу.
Реми не мог понять, почему я пожертвовал ферзя. Но к этому моменту я уже отнял у него двух слонов и ладью.
На двадцать пятом ходе игра была практически решена. В обычных матчах в такой ситуации белые сдаются. Но Реми отказывался верить
– Как так? Я не верю... – его голос был полон сомнений и растерянности.
Он не стал тянуть руку в знак сдачи. На кону стояло слишком много.
Правда в том, что кульминация нашей игры уже прошла. Теперь наступала скука – по крайней мере, для меня. Хотя, для кого как.
Я хотел сокрушить его окончательно. Он сделал ход пешкой.
– Тебе нужно было просто сдаться... – сказал я, двигая ладью и съедая ещё одну его пешку.
И дальше началось настоящее уничтожение. Я методично забирал одну за другой его фигуры, оставляя Реми без шансов. Он молча наблюдал за падением своих фигур, каждая потеря давалась ему с трудом.
– Этого не может быть... – тихо произнёс он, отказываясь до конца верить в происходящее. На его лице больше не было самодовольной улыбки.
Всё изменилось в один миг, хотя он не понял, в какой именно.
Только что Реми обучал меня тонкостям игры, а теперь я буквально размазываю его в этой партии. Вся ирония ситуации была почти разочаровывающей.
Его король оказался загнан в угол...
– Шах и мат. Или, если хочешь иначе: твой король мёртв... – сказал я, наблюдая за его паникой.
Система тут же отреагировала, прислав сообщение:
[Вы выиграли. Вы можете озвучить свою просьбу в любой момент.]
Эти слова прозвучали как приговор. Слишком жестоко. Реми только что проиграл не просто пари.
Чёрт с ним, с моим желанием. Оно уже не казалось таким важным. По сути, он проспорил мне самое ценное – свою жену и дочь. Их жизни. И это был для него самый болезненный удар.
Я никогда бы не подумал, что такой серьёзный и сильный мужчина может так сломаться. Но вдруг я увидел, как по его лицу потекли слёзы. Они капали, одна за другой, и он плакал.
Что я мог ему сказать?
Какие слова могут утешить убийцу?
Сказать, что всё будет хорошо? В такую ложь даже ребёнок не поверит. Преступник должен нести ответственность за свои грехи. Его страдания и боль – это плата, которую он заслужил. Он должен чувствовать себя так. Каждый, кто стоит на его месте, должен испытать это.
Вот только его боль не ограничивалась просто слезами. В какой-то момент он сорвался, закричав:
– Это ты во всём виноват!
Его хладнокровие, что было с ним на протяжении всей игры, исчезло. В ярости он схватился за шахматные фигуры обеими руками и швырнул их на пол.
Те самые шахматы, что минуту назад были важнее всего, разлетелись по комнате, разбившись о стены и пол.
А я лишь подумал: «Как же хорошо, что у нас был договор с системой... Если бы не она, он точно попытался бы меня обмануть.»