Я - осень, а ты май
Шрифт:
— Насть.
Максим выкидывает сигарету, и одной рукой тянет меня на себя, утыкая носом в грудь. Я, как тонущий, хватаюсь за его куртку, очень стараясь не всхлипывать, ведь его близость — самое мощное оружие.
Потому что я чувствую, что могу этого лишиться. Могу, в любой момент, из-за вот таких вот истерик…
— И я, и Кира последние лет пять переобуваем колеса в этой мастерской. Она расположена удобно, и менять ее только потому, что иногда там бывает моя бывшая — просто смешно. Так что нет ничего удивительного, что мы там пересеклись —
Я сжимаю ресницы, чувствуя себя маленькой девочкой, которой разжевывают очевидные вещи. Просто теперь до тошноты становится все понятно, и стыдно от своей истерики…
— А тебе я не рассказал об этом, потому что не считаю в своей встрече с Кирой ничего интересного. Для тебя — уж точно. Вот нахрена я должен выделять из своего дня это событие? Оно ничего для меня не значит. Спроси ты меня через неделю — я бы вообще забыл, что мы виделись.
— Правда?
Тяжелый вздох — и мое лицо поднимают за подбородок, хмурясь на мокрые щеки и ресницы.
— Ну вот откуда ты снова тут вылезла, Плакса? Кыш, и верни мне мою умненькую, уверенную в себе Настену — я, блять, весь день за ней скучал.
Моя счастливая улыбка, кажется, готова осветить сейчас половину района. Максим качает головой, и быстро целует меня в губы, так, словно и не хочет, но не в силах удержаться.
— Весь — весь день? — переспрашиваю, радостно шагая рядом с ним к машине.
— Угу.
— Вот прям каждую минутку?
— И всю ночь буду, если не заткнешься.
Его ворчание — и мой смех, пока мы мчим домой по вечернему пригороду. Мне так хорошо, так легко и спокойно — что я не сразу понимаю, что это еще не все.
— А я могу спросить прямо еще о нескольких вещах, чтобы потом не было… Вот такого.
— Можешь, можешь, — морщит лицо Максим, и подъезжает почти вплотную к моим воротам. — Только давай уже дома.
Мы быстро отпускаем Ксению, и я заглядываю к спящей Марусе, убедиться, что все хорошо. Дочка спит в любимой позе на животе, а ее одеяло комком под нею, и это — моя картина спокойствия и гарантии, что здесь все в порядке.
Максима я нахожу в своей спальне, удобно расположившего на нашей кровати — и сажусь на край рядом, любуясь его расслабленной позой.
Может, ну его, разговор этот?
— А ты сможешь задавать свои вопросы с пробкой в попочке? — мурлычет Максим, как будто тоже любуясь мною из-под полуопущенных ресниц.
— Маньяк! — смеюсь я, и усаживаюсь удобнее, напоминая себе, что с ним всегда лучше прямо. — Думаю, тогда нам точно будет не до разговоров.
— Ох, ну ладно, давай. Я слушаю.
Мой план был сперва просто достать телефон, и спросить про следующую фотку — мол, когда она была сделана,
— А… Как ты относишься к изменам?
Глава 28
Настена
Я замираю, когда складка между бровей мужчины становится глубже, а поза перестает быть расслабленной. Он опирается на руки, и тяжело приподнимается, принимая сидячее положение, и с все большим пониманием поглядывая на меня.
— Откуда такие вопросы?
— Кира подсказала, — не пытаюсь скрыть очевидное, и Максим кивает на мои слова, — тут есть что-то, что мне не понравится?
— Смотря с какой стороны посмотреть.
Я терпеливо жду, пока он разминает свои чудесные пальцы, и немного жалею, что решила продолжать разговор. Гораздо более сильно я хотела сейчас лежать, зажатой между ним и кроватью, и чувствовать эти руки где угодно на своем теле.
Но с другой стороны, после нашего ужина стало ясно как день — покоя мне не будет, пока я не получу ответы. А Максим, кажется, сегодня в том редком ресурсе, когда готов помочь мне с тараканами в голове.
— За мои тридцать четыре года у меня были разные отношения, — медленно произносит Максим, взвешивая каждое слово, и наблюдая за моим лицом в поисках реакций, — бывало и нечто серьезные. А бывал и просто секс.
Я киваю, потому что слышала уже подобное. Но при чем тут…
— Было и нечто посередине.
Что?
— Полиамория, Насть.
Я честно пытаюсь понять. Достаю из закромов все знания об этом, прикладывая так и эдак на свое мировоззрение и представление о любви в частности.
Не выходит. На ум лишь приходят дурацкие картинки о шведской семье, а еще сценки из юмористических передач, где два полиаморфа приводят в дом кого-то на «позаниматься любовью». Но все это настолько далеко от того, в каких отношения я была, и на каких идеалах росла, что голова тяжелеет, а во рту появляется неприятный кислый вкус.
— Можешь объяснить подробнее?
— Как это было у меня? Ну, смотри. Мы жили вместе с девушкой, около года. И у нас существовала договоренность, что несмотря на нежные чувства друг к другу, мы вполне можем испытывать влечение к другим партнерам. И удовлетворять их с другими — тоже.
— Ага.
Ясно. Понятно. Хорошо. Ок.
Это все, что сейчас способен выдать мой язык, потому что мозг слишком активно занят перерабатыванием информации. Мой Максим — и… Вот так? Боже, да я же совсем из тех, кто даже думает о подобном!
— Это не было изменой, Настен. Мы заранее проговорили подобные штуки, а потому я со спокойной душой мог поцеловать другую на какой-то вечеринке, к примеру. Также я мысленно предполагал, что и моя девушка совершает подобное — и относился к этому спокойно, без ревности и прочего.