Я - осень, а ты май
Шрифт:
— Ты лучший на свете мужчина. Я так… Так рада, что мы с тобой тогда начали общаться. И еще что несмотря на разность, у нас куча точек соприкосновения… И вот это твое ворчание, не знаю, как жила без него раньше. Я знаю тебя не то, чтобы много… Но как будто всю жизнь. Ты понимаешь?
— Более чем.
Настена улыбается, словно мои два скупых слова — это больше того, на что она даже рассчитывала. Я что, так редко балую ее своими словами? Кажется, я каждый день повторяю, какая она охуенная…
— А еще я хочу быть с тобой как можно дольше. В идеале — всегда.
— Команда по разъебу Вселенной?
— Именно! — хохочет Настя, и тут же становится серьезной, — я люблю тебя, Максим. Уже очень сильно давно…
— Давно?
Я знаю, что это — не тот ответ, на который она рассчитывала. Но мне вдруг показалось это очень важным, и стало дико нужно узнать… Словно я что-то нащупал, нечто тонкое, едва уловимое, но решающее между нами вообще все…
— Давно…
— Не скажешь?
— Ты не поверишь и будешь смеяться…
— Ну а ты попробуй.
Настя вздыхает, опускает взгляд, но тут же смело поднимает его снова. Умница, девочка — уж меня-то стыдиться тебе не нужно. Потому что, кажется, ты понимаешь за нас двоих больше, чем я сам порой за себя.
— Когда ты впервые вошел на кухню.
Я перебираю в голове, о чем речь, и думаю, что на ее кухню мы вошли вместе. Может, речь о моем доме, когда они болтали с матерью, и я их прервал? Или о рабочей столовой…
— Все мимо, мужчина. Кухня на съемной картире в Екатеринбурге. Ты вошел туда, сказал что-то про чистоту, а дальше… Я обернулась и пропала.
Что?
Наверно, впервые в жизни у меня пропал дар речи. Даже съязвить не могу — просто смотрю на смущенно улыбающуюся Настю, и не могу до конца поверить сказанному.
— В нашу… В нашу первую встречу?
— Ну да. Черт, так и знала, что не поверишь. Я и сама не верила, что так можно… Но если отмотать время и понять, что я чувствовала к тебе тогда и сейчас… То да, это любовь с первого взгляда. Просто смелости признаться себе в этом тогда не хватило.
Смелости не хватило.
Возможно, это не только про нее, а?
Я хмуро гляжу прямо перед собой, видя лицо женщины, а на деле разглядывая весь мир. Свой собственный, в центре которого та, что убедила меня в своей силе. В том, что биться и грызться нужно с теми, кого ты не боишься обидеть, а свою слабость надо доверять, и вручать в руки самым близким.
Она однажды вручила ее мне.
А я по идиотству не оценил и не справился.
Но мне, кажется, выдали какое-то дохрена огромное количество шансов, и я теперь слишком хорошо вижу все, что ускользало от меня ранее. Она самая противоречивая малышка из всех, но как будто специально под такого, как я. И мне понадобилось куда больше времени, чтобы самому понять это, изменить свои убеждения, перевернуть собственный мир, и…
Признаться, наконец, самому себе в очевидном.
— Выходи за меня.
Настя смешно охает, вытягиваясь подо мной, и смотрит так, словно вообще не верит своим глазам, и ушам в том числе.
— Чего?
Это не совсем нормально —
Но когда мы с ней были про нормальные среднестатистические отношения в романах? Мы тут — про жизнь вообще-то, а кому не нравится, пусть смело валят нахер из нашего мира.
— Выходи. За. Меня. — Терпеливо повторяю я, наблюдая, как яркие алые пятна расползаются по ее лицу.
— Ты так шутишь что ли? — пугливо интересуется Настена, и возится подо мной, словно хочет спрятаться от моего пронизывающего взгляда.
— Никогда в жизни еще не был так серьезен. Так я дождусь ответа?
— Что… Максим, ты же ненавидишь брак! Мы обсуждали это, помнишь? Ты сам рассказывал, что это все — тупая хрень, и не имеет ничего общего с настоящими отношениями…
— Прекрасно помню, что и когда говорил тебе. И более того — не отказываюсь от своих слов, хотя за время нашего знакомства перевернул кучу своих правил с ног на голову. Но дело не в этом. Когда мы обсуждали брак, то рассматривали его с точки зрения выгоды для двух партнеров. Я сказал тебе тогда, что заключенное на бумаге посторонней тетей однофамильство никак не сыграет на том, есть любовь или нет. Брак — тупая хрень, придуманная для удобства, и двое людей могут прожить сколько угодно вместе и без каких-либо штампов в паспорте.
— И… Зачем тогда…
— Во-первых, я тебе и тогда сказал, что могу представить себя в браке. У меня нет страха или табу перед женитьбой. А во-вторых… Нам с тобой так будет удобнее.
— Удобнее?
— Ну конечно. Когда ты забеременеешь и родишь, мне не придется никому доказывать, что ребенок мой. А еще если со мной что-то случиться, то ты будешь моим выгодоприобретателем. А еще так привычнее в глазах общественности, и потому…
— Ты издеваешься?! Ты делаешь мне предложение, перечисляя все положительные стороны такого решения?!
Я натурально ржу, скатываясь с Настены, и утягивая ее теперь на себя. Зажимаю ногами брыкающуюся женщину, фиксирую, руками обхватываю ее руки — и вот она уже зло дышит напротив, нереально разгоняя в нас обоих адреналин, а во мне пробуждая дикое желание первой брачной ночи.
— Ну что за глупая женщина мне досталась, — цокаю языком, и легонько целую ее в плотно сжатые губы, — как не скажи, не нравится. Еще и возмущаться вздумала, когда я ей руку и сердце…
— Скорее, руку и брачный контракт!
Мне стоит огромного труда заставить себя прекратить подшучивать, и вернуть разговору серьезный тон. Ну не люблю я всю эту хрень с романтикой… Тошнит, если честно. Но знаю, что этой девочке требуется словесное подтверждение того, что я ежедневно доказываю делами, а потому просто тяжело вздыхаю, и стараюсь добавить в голос того, что чувствую на самом деле.
— Я предлагаю тебе выйти за меня замуж, потому что люблю тебя и хочу от тебя детей. Все остальное — реально хрень, которая идет по боку, и вообще ни разу не важна. Ты и Мария — просто центр моей Вселенной, и я хочу, чтоб все видели это, и не смели протягивать сюда свои грязные лапы.