Я - осень, а ты май
Шрифт:
Хотя, разве, мы за что-то боролись?
А еще Кира в ходе разговора показывает, что не глупа. Понимает все редакторские фразы, специфический юмор, и немного рассуждает за политику с Александром Дмитриевичем. Это неожиданно ранит больнее внешности и прочих достоинств — ведь я знаю, какой умный Максим.
И сейчас рядом с ним как будто действительно достойная.
Тогда почему он то и дело прожигает меня взглядом, который я ощущаю даже через пару метров, одежду, и вообще глядя в совершенно другую сторону?!
Когда Максим неожиданно двигается в мою
Я иду к выходу первая, потому что не хочу устраивать никаких разборок на виду. Пусть Макс и готов к представлению, и ему всегда похрен на мнение окружающих, но я совсем не такая. А эта работа — реально интересная и с зарплатой, позволяющей мне потянуть новый дом.
Я спиной чувствую, как Максим пробирается следом, и толкаю входную дверь, выходя на улицу. Здесь свежо и даже прохладно, но я смело делаю пару шагов с крыльца.
А затем замираю, чувствуя, как за моей спиной близко-близко остановился он.
Что мне ему сказать? Еще только утром я рвала нашу связь, безжалостно стирая диалог, чтобы поскорее забыться. А теперь он в паре сантиметров, и еще с каждой минутой все прочнее входит в мою новую жизнь…
— Ты похудела. — Неожиданно произносит Максим, каким-то чудом сдувая напряжение от молчания, но добавляя новое, от этих странных слов.
Похудела? Серьезно? Это именно то, зачем он меня сюда позвал?!
— Для любой женщины это комплимент, — осторожно реагирую я, разворачиваясь к нему лицом, и рискуя смотреть не выше его кадыка над плотно застегнутой рубашкой.
— Не в твоем случае.
Что?! Я поднимаю взгляд, натыкаясь на его, и вцепляюсь в свою злость, как в единственный спасательный круг. Пока я не таю под его подошвой, а могу быть заряженной от грубых слов — мы сможем спорить на равных.
— Объясни? — рычу я, замечая, что никакой вины в каре-желтых глазах нету.
— Ты и до этого выглядела идеально, — он бросает эти слова так просто, словно они само собой разумеющиеся в этой ситуации, и ничего другого никто и помыслить не мог, — а что?
Ну и вот что мне с этим делать? Он ведь на сто процентов искренен, и вроде как сказал комплимент, но от этой его интонации становится еще хуже.
Я не могу на него злиться, потому что он не стремится меня обидеть.
Но и чувствовать к нему благодарность я тоже не могу. И желать его, и даже чуть-чуть надеяться на взаимность… Боже, этот круговорот боли просто сведет меня с ума!
— Ничего, — буркаю я, запахивая пиджак вокруг талии, — ты, кажется, хотел поговорить?
— А ты не хотела? Или для тебя совсем не удивительно увидеть меня здесь?
Я хмурю брови, пытаясь до конца осознать его фразу. Он что, думает…
— Если тебе интересно, знала ли я, что ты появишься здесь — то нет, для меня это точно также сюрприз.
Максим приподнимает брови, и почему-то хмуро смотрит на мое тело. С недовольством проводит по своей рубашке ладонями, словно хотел бы снять ее, но в итоге просто находит пачку сигарет, и достает наружу.
— Как-то
Он действительно произнес все это? Вот так, мне в лицо, подкуривая сигарету, и выпуская дым в сторону от моей дрожащей на ветру фигуры, которая все еще почему-то не влепила ему пощечину…
— Я, конечно, понимаю, что тебе удобнее так думать, — боже, ну сколько предательской дрожи в моем голосе! — но, мистер Центр Вселенной, позволь напомнить — я не знала, что ты перевелся. Я думала, ты работаешь в музее, а не…
— Почему ты не сказала, что переезжаешь?! Какого черта ни слова о том, что меняешь работу, ломаешь жизнь, ломишься в Москву?! Какого хрена вообще ни словом, ни эмоцией ни дала понять, что ты уже не «девочка с Урала», а твоя работа больше не домашние открыточки, а редакторская коптильня со всеми вытекающими?!
— А должна была? — мой тихий вопрос себе под ноги, и Максим молчит, ожидая продолжения. — В том общении между нами… Я действительно тебе что-то должна была рассказать?
Он хмуро курит, а я смотрю на носки своих красных туфель. Холодно. Сейчас мне слишком холодно, чтобы продолжать стоять здесь, но я все равно не могу уйти, будто приклеена к месту рядом с этим мужчиной…
— Я спрашивал, как дела.
— Я и отвечала. Правду.
— А сказать что-то вроде «Максим, я скоро переезжаю в Москву, и буду работать как раз под твоим носом» было не судьба?
Он уже говорит спокойно, но это не менее больно.
— С чего ты решил, что это нужно? Наша с Марусей жизнь… Она никак тебя не касается. Ты же сам поставил рамки. А все остальное не входит в понятие «только восемнадцать плюс».
— Ясно. Какие еще новости? Может, ты и живешь теперь где-то поблизости?
— Даже если так — то что?
— Просто пытаюсь выяснить, чтоб избежать вот таких… Сюрпризов.
Я молча делаю шаг по направлению к крыльцу, намереваясь уйти, но спотыкаюсь, падая. Максим мгновенен — и вот я уже в его крепких руках, прижата к груди, а запах дыма проникает в легкие, сладкой ждущей болью ложась на мои губы.
Мы уже были вот так когда-то. Только в прошлый раз я целовала его, а он в ответ искусывал мои губы как ненормальный. С тех пор запах табака именно его армянских сигарет для меня подобен пытке — потому что все тело в возбуждении и ждет, когда же это снова повторится.
Ну как заставить себя поверить, что подобное больше не случиться… Никогда.
— Осторожнее, малыш.
— Я не малыш, Максим.
Он со вздохом смотрит на меня сверху вниз в своих руках, будто одним взглядом дает понять, какую глупость я сморозила. Не отпускает, все еще зачем-то удерживая в кольце объятий, а я не могу сделать ни единого шагу назад — потому что сама влипла в его такие знакомые мышцы.