Я отворил пред тобою дверь

Юденич Марина

– Пить, пожалуйста... И нужно остановить кровь... Уже много вытекло.. Помогите...

Тогда я поворачиваюсь и снова, но уже гораздо быстрее и увереннее иду в начало автобуса Решение формируется в моей голове очень быстро и вообще сейчас мысли мои чрезвычайно ясны и стремительны, словно кто-то завел во мне очень четкий отлаженный механизм Командир террористов встречает мое появление у своего кресла с легким удивлением., впрочем я его скорее забавляю, нежели раздражаю.

– Что надо?
– лениво интересуется он у меня.

– Там сзади человек истекает кровью.

– Я знаю, - он по-прежнему спокоен, ему совершенно наплевать на истекающего

кровью человека.

– Послушай, - неожиданно для самой себя говорю я ему и слова мои диктует сейчас тот самый неизвестный механизм заведенный кем-то во мне, я едва успеваю их выговаривать, - при твоей профессии с тобой такое может случится каждую минуту Правда?
– спрашиваю я и не надеюсь на ответ, но он вдруг отзывается.

– Ну, правда, и что?.

– А то, что и к тебе тогда кто-нибудь может быть захочет подойти и помочь Понимаешь?.

В ответ он смеется Он, безусловно, понимает о чем я веду речь, но ему отчего-то смешно и сеется он так, словно знает нечто, что не известно мне, отчего мои слова кажутся ему глупыми Оказывается, я понимаю его смех правильно, и уже в следующее мгновенье слышу подтверждение своих мыслей.

– Глупая женщина - произносит он смеясь и больше не говорит ни слова, а, перестав смеяться, внимательно смотрит на меня И снова какая-то сумасшедшая интуиция вдруг обретенная мною подсказывает, что в этот момент он решает мою судьбу и судьбу истекающего кровью человека, а возможно и всех остальных пассажиров автобуса - детей и их напуганной воспитательницы, и еще я остро ощущаю, словно вижу почти наяву, как в нем борются два возможных ответа на мою просьбу, два решения, словно две вечно противостоящие друг другу силы Наверное выбор не занял у него много времени, этот человек из породы тех, кто решения принимает стремительно, но мне кажется что миновала вечность Наконец он небрежно роняет, продолжая сверлить меня немигающим взглядом своих светло-карих, почти желтых глаз.

– Хорошо, я добрый - иди лечи его, если умеешь, - и что-то коротко то ли сообщает, то ли приказывает своим людям.

Первое, что увидел Павлов, когда пришел в сознание были документы из его портфеля разбросанные на уровне его лица - он еще не ощущал своего тела и не понимал, в каком положении, где оно находится и вообще, что с ним происходит - только увидел небрежно разметанные бумаги на уровне глаз и ближе всех к нему - копию четвертой гравюры, драгоценный листок, бережно упакованный им перед дорогой в пергамент, теперь валялся без него и был к тому же покрыт какими-то бурыми пятнами Это Павлова возмутило и он сильно рванулся вперед, стремясь немедленно защитить свои бесценные бумаги, но испытал острую очень сильную боль, от которой на несколько мгновений в глаза померк свет Вместе с картиной окружающего мира к нему вернулось и ощущения пространства, он понял, что лежит на полу, покрытом жестким ковром с коротким туго закрученным ворсом, пол пах бензином и пылью и его пространство было ограничено с обеих сторон невысокой ступенькой над которой возвышались толстые основания кресел Это был проход между креслами с большом автобусе и едва сообразив это, Павлов вспомнил все Он еще раз попытался пошевелиться на сей раз, чтобы встать на ноги, но снова острая боль на несколько мгновений ослепила его и даже лишила сознания Очевидно он вскрикнул или застонал, потому, что сверху раздался ломкий мальчишеский голос.

– Вам больно?.

– Больно, - ответил Павлов, уже не пытаясь пошевелиться, чтобы поднять голову и взглянуть на мальчика, но тут же попросил его, -

Собери, пожалуйста мои бумаги.

Он еще плохо ориентировался в происходящем и не мог оценить степени опасности своей просьбы, но бумаги и особенно гравюра для него сейчас были главным и гораздо более существенным, чем даже собственное ранение, лишавшее его возможности двигаться Мальчик послушно сполз с кресла и присев на корточки начал аккуратно собирать разбросанные по полу документы Теперь Павлов увидел его лицо - смуглое, обрамленное короткими вьющимися волосами На вид ему было лет тринадцать.

– Я сильно ранен?
– спросил Павлов, немного успокоившись за судьбу своих бумаг.

Мальчик внимательно посмотрел на него и неопределенно пожал плечами.

– Крови много, рану не видно Они стреляли в спину, я видел, потом тащили в автобус, - он говорил с легким южным акцентом, более всего похожим на грузинский.

– Откуда ты?
– спросил Павлов Все, что произошло с ним на дороге после слов мальчика вдруг вспомнилось ему, включая сухой треск сзади и удар в плечо "Значит, детские крики мне не почудились", подумал он, глядя как смуглый мальчик старательно укладывает собранные листы в аккуратную стопку.

– Из Цхинвали Знаете, где это?.

– Конечно Ты грузин?.

– Осетин С грузинами мы воюем - серьезно, но просто, как о деле вполне обычном, сказал мальчик.

– Как тебя зовут?.

– Таймураз А вы - еврей?.

– Нет, русский, - Это хорошо, - задумчиво сказал Таймураз.

– Почему?
– Павлов не удивился его вопросу, в конце концов они были в Израиле, но глубокомысленное заключение мальчика повергло его в изумление.

– Они, может быть, вас не убьют тогда Еврея бы убили...

– Кто они?
– Павлов, наконец вспомнил, что ничего не знает о террористах, в чьих руках оказался, да и вообще о том, что собственно произошло.

– Палестинцы Они с евреями воюют.

– А почему они напали на вас?.

– Мы- заложники Теперь они будут что-нибудь просить у евреев, а если они не дадут - убьют нас.

– Детей?
– конечно Павлов и сам мог догадаться о смысле произошедшего в целом, но то что захвачен был автобус с российскими детьми не укладывалось в его голове, насколько он мог сейчас соображать и анализировать ситуациюподобного история еще не знала.

Мальчик же, напротив, был совсем не удивлен и вроде бы даже не испуган.

– Детей еще лучше, - серьезно со знанием дела заметил он, - так больше подействует.

– Послушай меня, - Павлов постарался, чтобы голос его звучал как можно более убедительно и спокойно, - Никто не посмеет вас убить и никто этого не допустит Но вот со мной может что-нибудь случится Сам говоришь, крови много, а рану не видно, поэтому я хочу тебя попросить об одной услуге Можно?.

Мальчик только кивнул головой, но по выражению его глаз было видно, что он очень хорошо понимает, что имеет в виду Павлов и к просьбе относится крайне серьезно.

– Так вот, пускай эти бумаги пока будут у тебя И если со мной что-нибудь произойдет, ты их сохрани А потом, когда вас освободят отдай кому - нибудь из взрослых, лучше всего из нашего посольства Знаешь, что такое посольство?.

Мальчик снова кивнул.

– И скажи, что передать надо в Московский университет, МГУ Запомнишь?.

– Запомню А что там?.

– Это исторические документы Очень древние, вернее их копии для ученых они очень важны.

– Вы ученый?.

– Да, я преподаю в Московском университете.