Я Пилигрим
Шрифт:
«Полицейское управление Бодрума благодарит Вас за проявленный интерес и готово предложить ФБР любую посильную помощь. Вы можете оставить себе копии врученных Вам материалов».
Вот так. Теперь я понял, почему женщина-детектив сдалась, как мне показалось, чересчур легко. Но я пойду ко дну, если копы осуществят свое решение: ФБР больше нечего делать в Бодруме, вновь открыть дело невозможно. Хорошенькая будет ситуация: труп погребен и все возможные свидетели рассеяны по свету. Моим первым побуждением было немедленно позвонить Кумали, но я сумел сдержаться. Сделать это можно
Управляющий внимательно наблюдал за мной. Я сказал ему, что жизнь преисполнена печали, но с этой проблемой Броуди Дэйвид Уилсон сталкивается не впервые. Господи, я так устал, что даже говорить начал витиевато, совсем как турок. Я отправился к себе в номер и стал бомбить Уффици письмами по электронной почте. А потом у меня осталось единственное желание – заползти в постель.
Однако надо было сделать еще один звонок. Вставив в телефон аккумулятор, я позвонил Бену Брэдли, чтобы сообщить: местные копы уверены, что Додж погиб в результате несчастного случая и закрывают дело.
– Господи Исусе, – только и сказал Брэдли.
– Но они не правы. Я пытаюсь добиться, чтобы дело не было закрыто, но вам надо сообщить об этом другим заинтересованным сторонам.
– Что я могу сделать? – спросил Бен.
– Оценить мои усилия. А я постараюсь как-нибудь решить эту проблему.
Я закончил разговор, но оставил аккумулятор в телефоне, ожидая быстрого ответа. Устал я очень сильно, но не успел даже добраться до постели, как раздался звонок.
– Забыл спросить, – сказал Брэдли. – Когда вы рассчитываете узнать, сработала ли ваша идея?
Брэдли, понятное дело, лишь передал вопрос Шептуна. В голосе Бена мне послышалась паническая нотка.
– Завтра в это же время, – ответил я. – Возможно, мне придется утром лететь в Италию.
Глава 23
Я проснулся в семь и немедленно позвонил Кумали с мобильного, но у нее тут же включился автоответчик. Я оставил сообщение, чтобы она срочно мне перезвонила, и продолжал набирать ее номер снова и снова, но даже через двадцать минут не смог связаться с ней.
Спустившись к конторке портье, я еще раз получил возможность насладиться своеобразием английского языка управляющего, когда узнавал у него адрес фирмы «Гул и сыновья. Пристань для яхт и корабельные плотники». Я ввел полученную информацию в навигатор «фиата» и уже через семь минут был в старом порту, перед домом, который Кумали белила на фотографии.
По виду это был типичный дом рыбака, двухэтажный, с керамическими цветочными горшками в окнах. Странно, но его облик вызывал чувство радости и уюта, которых в женщине-копе не было и в помине. Пройдя по дорожке, я позвонил в дверной колокольчик. Ответа не последовало.
Я пересек крошечную лужайку и направился по узкому проезду, идущему вдоль высокой стены здания, где размещалась фирма «Гул». Заглянул в гараж. Там стояла итальянская машина, «полное дерьмо», по выражению секретарши. Она была черного цвета, с поднятым складным верхом. Никаких следов жизни не наблюдалось и здесь. Подойдя к задней части дома, я прислушался: ни звука, ни
Вернувшись в машину и взглянув на часы, я отъехал, высматривая какой-нибудь садик за углом. Наверняка Кумали где-то рядом. Через десять минут я увидел маленький клочок травы и нескольких детишек на качелях. Рядом слонялись их матери, среди которых я, к своему величайшему облегчению, увидел Лейлу Кумали.
Припарковавшись, я вылез из машины. Женщина стояла спиной ко мне, раскачивая сына. Я был уже в нескольких ярдах от нее, когда одна из матерей окликнула ее по-турецки, указав на меня.
Кумали оглянулась. В первый момент в ее взгляде было столько ярости от моего неожиданного вторжения, что такая реакция показалась мне неоправданной. Но было и что-то еще, какая-то скрытность в ее манере держаться, в том, как поспешно сняла она сына с качелей. В это мгновение я почувствовал, что невольно прикоснулся к чужой тайне.
Женщина пристально смотрела на меня, а мальчик выглядывал из-за ее юбки. Я улыбнулся ему и сказал:
– Это, наверное, ваш сын?
К счастью, выражение моего лица не изменилось, когда ребенок, как видно почувствовав себя более уверенно, вышел из-за спины матери и я увидел, что он страдает синдромом Дауна.
Он улыбался, его лицо было по-детски невинным и не менее красивым, чем у многих детей, которых я знал. Малыш сказал мне что-то по-турецки, наверное «Доброе утро!», и, вместо того чтобы общаться с ребенком на языке, которого он не понимал, я почему-то отвесил сыну Лейлы поклон. Похоже, мальчику показалось, что это самое забавное, с чем он сталкивался в своей жизни, и малыш поклонился мне в ответ. Матери и все остальные дети, с интересом наблюдавшие за этой сценой, дружно рассмеялись, и вдохновленный этим сын Кумали еще несколько раз поклонился сумасшедшему американцу.
Единственным человеком, кто не нашел во всем этом ничего смешного, была его мать.
– Как вы меня разыскали? В моей записке ясно говорится, что я не желаю обсуждать…
– Я здесь не для того, чтобы спорить, – прервал я женщину-копа. – Мне бы хотелось, чтобы вы посетили Французский дом вместе со мной.
Это предложение несколько обуздало ее гнев.
– Зачем?
– Похоже, Додж был убит, и, возможно, нам удастся доказать это.
– Убит? И как же, по-вашему, злодей проник на территорию поместья?
– Не знаю. Первый шаг – установить, что в доме действительно был кто-то еще. Думаю, нам удастся сделать это.
Она подумала мгновение и покачала головой:
– Нет. Все доказательства явно свидетельствуют…
– Забудьте вы про доказательства. Доказательства – это всего лишь некий перечень фактов, которыми вы располагаете. А как быть с тем, что вам не удалось обнаружить? Как вы это назовете? Несущественным?
Сказанное было цитатой из моей книги, и я отругал себя за то, что вновь выхожу за рамки легенды. Но тут же вспомнил, что эта книга была выбрана для моего чтения в самолете, и снял с себя этот грех. Однако женщину убедить пока не удалось.