Я Пилигрим

Хейз Терри

– И мне тоже, – произнесла Ингрид с горечью, сделав резкое осуждающее движение большим пальцем в сторону Хайрюннисы. – А мы тут про тебя говорили. Мистер Уилсон как раз спрашивал, не бисексуальна ли ты.

– В самом деле? – удивилась Камерон. – И что ты ему ответила?

Она подтащила к себе стул и села. Никаких видимых признаков беспокойства Камерон не выказывала, и мне оставалось только восхититься самообладанием обеих женщин.

– Сказала, что у тебя были романы с девушками, но исключительно с чернокожими. Решила, что, раз мы имеем дело с

мужскими фантазиями, надо предложить ему полный набор.

Камерон рассмеялась.

– Убийство не чисто мужская фантазия, – заметил я.

И объяснил Камерон, что теперь речь идет о расследовании убийства, поведав, в частности, о фейерверках и отправке зеркал во Флоренцию. При этом я все время пытался оценить поведение двух женщин, чтобы найти разгадку их подлинных отношений: состояли ли они в лесбийской связи, или же просто две привлекательные молодые особы прибыли в Бодрум и случайно там встретились? Чей же все-таки голос слышал я в спальне Французского дома? Кто была та женщина, которая знала о тайном ходе и, как я был уверен, выманила Доджа к краю утеса и столкнула его? Неужели Ингрид?

– Таким образом, у нас есть фотография Доджа и убийцы, сидящих в библиотеке. Единственное, чего не хватает, – его лица, – заключил я.

Обе женщины глядели на меня пораженные: слух о существовании этого фото еще не дошел до них.

– Это была ваша идея – проявлять зеркала? – спросила Ингрид, и я почувствовал, что атмосфера нашей встречи изменилась. Если даже этой дамочке и не понравилось, как я одет, она теперь явно зауважала мои аналитические способности.

– Моя, – скромно ответил я.

– Чертовски оригинальная мысль, – задумчиво произнесла она.

Я стал объяснять, с какими трудностями сталкивается каждый, кто пытается незаметно попасть на территорию имения, бросив:

– Поэтому должна быть какая-то тайная тропа или проход.

Развивать эту тему я не стал. Ингрид, наклонившись, взяла свою дешевую сумочку и поставила ее на стол.

– Извините, – сказала она. – Мне нужно принять лекарство от простуды.

Она пошарила внутри, но тут сумочка выскользнула из рук и все ее содержимое просыпалось на стол и пол. Мы с Камерон, нагнувшись, собирали вещи: помаду, мелочь, фотоаппарат в потертом чехле и всякую всячину. Распрямив спину, я увидел, что Ингрид перекладывает со стола в сумочку свое имущество. И обратил внимание на стеклянный флакон с вытравленным на нем изображением цветка.

– Духи? – поинтересовался я, взяв его в руку.

– Да. Я купила их на Большом базаре в Стамбуле, где какой-то парень смешивал компоненты духов вручную. Сильное средство: свалит слона за пятьдесят шагов.

Улыбнувшись, я снял колпачок, опрыскал руку и сказал:

– Гардения.

Бросив на меня взгляд, Ингрид поняла: что-то неладно.

– Не пойму, вы что, по совместительству еще и цветовод?

Выдавив на лице улыбку, она забрала духи, но было уже поздно.

Все мои сомнения, касающиеся ее голоса, вмиг рассеялись. Теперь я знал точно: именно эта женщина была в спальне

Камерон. Выйдя из комнаты для гостей и направляясь к потайному лифту, я тогда ощутил в коридоре этот же оставшийся после нее уникальный запах.

– Нет, я не цветовод, а спецагент ФБР, расследующий несколько убийств. Скажите, вы давно встречаетесь с этим парнем, Джанфранко, в честь которого назвали собаку?

Обе женщины услышали неприкрытую агрессию в моем голосе и поняли, что все изменилось.

– А какое отношение имеет Джанфранко ко всему этому? – спросила Ингрид.

– Отвечайте на вопрос, миссис Коль.

– Не помню.

– Это он показал вам туннель, ведущий в дом?

– О чем вы говорите?

– О Французском доме.

– Никакого туннеля там нет, – возразила Камерон.

Я обернулся к ней, сам поразившись закипевшей во мне ярости: Додж как-никак был ее мужем, и все друзья в один голос твердили, что она его обожала.

– Только не надо мне говорить, что нет туннеля. Я сам по нему прошел.

– Неужели? Даже если он существует, – парировала Ингрид, – никто мне его не показывал.

– А вот Джанфранко утверждает обратное, – сымпровизировал я, надеясь вытрясти из нее признание. Но это не сработало.

– Он лжет! – выпалила вдова.

Камерон была совершенно обескуражена и тем, что она услышала, и моим гневом. Ингрид же, напротив, не утратила присутствия духа и отплатила мне той же монетой.

– И вы ему поверили? Франко – ваш свидетель? Парень, который щупает на пляже женщин среднего возраста за десятку с мелочью? Да любой приличный адвокат порвет его в клочья! А вы, интересно, в курсе, что этот парень торгует марихуаной? Небось не знаете, что на самом деле его зовут вовсе не Джанфранко и что никакой он не итальянец? Ну конечно, какая женщина потеряет голову от парня по имени Абдул! Хотя что я вам рассказываю? Вы же, наверное, все это и сами успели выяснить.

Ингрид смотрела на меня в упор, а я мысленно ругал себя. Я, конечно, почувствовал, что по-английски Джанфранко говорит скорее со стамбульским, нежели с неаполитанским акцентом, но времени обдумать это у меня не было.

– Вижу, вы не распознали его национальность, – сказала она, улыбнувшись.

– Это не столь существенно. Меня не волнует его настоящее имя и происхождение.

– А для меня это вопрос доверия. Джанфранко его не заслуживает вовсе, да и ваши акции тоже падают.

– Вы юрист, миссис Коль?

– Нет, но я много читаю.

Что-то в ее манере держаться, в том, как смело она бросала на меня гневные взоры, навело меня на мысль о репетициях.

И я спросил наугад:

– Где это было: в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе?

– О чем вы?

– Вы ведь обучались актерскому мастерству?

Ингрид никак не отреагировала, но я заметил взгляд, брошенный Камерон, и понял, что угадал.

– Вы вправе выдвигать любые теории, мистер Уилсон, но, по-моему, если Абдул, то есть Джанфранко, знает потайной ход в дом, то, скорее всего, и Доджа убил именно он.