Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям

Кронгауз Екатерина

Дарья П. Попробуйте на минуту представить что Лена преувеличила действия няни и наполнила их намеренно негативом “грубо унесла, оказала психологическое давление” (никто не знает, какое и было ли оно?) – и тогда что выходит? – что уже лена ревнует к няне и зачем то ее оговаривает?;)) у вас какой-то всегда треугольник выходит – что так что эдак – кто-то в вашей концепции оказывается ревнивцем и манипулятором. Вам наверное (это мнение) – надо выстроить отношения в этом треугольнике. Лене ключи дали вы, не дети, Лена ваша подруга и ей дозволено вами посещать дом в любое время без предупреждения (не рассуждая о том, насколько это в целом правильно для дома с детьми и личной жизнью родителей). Но раз это все – ваши правила, то у детей – свои, и надо Лене объяснить что если она приходит поздно – не нужно сбивать режим детей. Или нужно? Что в интересах детей по-вашему?

Надежда

К. Плюсуюсь к Дарье. Мне кажется, вам нужно установить какие-то правила и для Лены тоже. Всё, конечно, понятно, но, боюсь, от вас так няни убегать начнут. В конце-концов человек на работе, отвечает за детей, в данном случае патриций процесс заключался в том, чтобы уложить детей спать вовремя без психов и тд. Кто-то тут писал про мужа пришедшего с работы – елки-палки, Лена – не муж. Простите, может, резко прозвучит, но какого, еще раз простите, Лена ходит когда хочет в дом, где есть маленькие дети. Я понимаю про члена семьи, про ваши симпатии и любовь детей, про ключи и тд. Но вы ставите няню в странное положение. Я не вижу здесь проблему ревности. Тут либо человеку дают нормально работать, либо нет.

Глава 31

Как говорить про детей?

В детстве мне запрещали говорить слово “блин”, лучше уж, говорили мне, матом, а не пошлым эвфемизмом. Но матом, конечно, тоже запрещали. Мой папа, филолог-просветитель, вырастил меня чувствительной к языку. Местами даже нетерпимой к разным его проявлениям. Например, к “языку мамочек”. В обычной-то жизни мы сталкиваемся только с “посмотри, какая ляля”, но при попадании в мир сайтов для родителей, мир детских площадок и материнских групп в соцсетях перед человеком открывается абсолютно новый полноценный язык. Работая в журнале “Большой город”, мы с моей золовкой даже составили словарь этого языка. Помимо очевидных “доча”, “кушать сисю”, “мы на гв”, “деть”, “чадо” и “мы покакали”, туда вошли “сисечник-годовасик”, “у нас сс”, “пузожитель” и “овуляшки”. Список можно продолжать бесконечно: “молочка”, “петушонка”, “таматурка”, “развивашки”, “шевелюшки”, “титя”, “покак” и, наконец, “тугосеря”.

Считается, что ты должна говорить на этом языке просто по факту рождения своего ребенка. Начиная с роддома тебя будут называть не иначе как “мамочка”.

В полной мере я столкнулась с этим языком в своем собственном сообществе Momshare – это было мучительно. Как только люди не начинали свои вопросы: “Мамис”, “Мамочки”, “Девочки”, “Мамули”, “Мамсы”. И это было только начало. Простой вопрос, где делать страховку для ребенка, звучал как “Дорогие мамочки, где вы страховали свое драгоценное сокровище?”. Однажды я даже устроила неприличное публичное разоблачение этого языка, потому что женщина назвала своего ребенка “бесценной хрупкой вазой”. Мне казалось это таким надругательством над здравым смыслом и здравым отношением к ребенку, что я не могла успокоиться. Я думала, что люди, которые считают своих маленьких детей “хрупкой вазой”, потом превращаются в людей, которые считают их “мягкой глиной”, а потом и “чурбаном”.

В итоге я решила провести консилиум для того, чтобы раз и навсегда понять, что это, почему и как с этим бороться. Круглый стол был собран для журнала “Афиша” – были призваны педиатры, психологи и мой папа в качестве союзника и специалиста по языку.

Первое, о чем заявила психолог Анна Варга: “Критиковать язык бессмысленно: язык отражает важнейшие ценности”. А потом стали разбираться в ценностях.

Педиатры Федор Катасонов и Анна Сонькина-Дорман рассказывали о том, как сложно иногда понять, что болит у ребенка, когда речь идет о половых органах – как только люди не называют пенис собственных сыновей: “свистулька”, “крантик”, – и что иногда приходится отвечать родителям теми же словами. “Если приходит пациент, мне без разницы, как они это называют. Главное, чтоб не болело”, – сказал Федор Катасонов. С называнием пениса в русском языке в принципе проблемы – что с маленьким, что с большим. Какими только словами и взрослые не называют у себя этот орган. Но язык физиологический, сексуальный вообще в русском пока плохо выстроен – либо медицинский, либо грубый, либо детский. Так что тут родители не виноваты.

Филолог-папа Максим Кронгауз объяснил, что все это называется baby talk и существует практически всюду: “Это не детский разговор, не детский язык, не лепет. Это то, как взрослые говорят с детьми. И в огромном количестве культур он есть. Беби-ток не язык, а набор языковых приемов. Это может быть специальная лексика или

упрощенный синтаксис, он может касаться артикуляции – будь то излишне отчетливая артикуляция или, наоборот, сюсюканье. Есть культуры, где беби-тока не существует. В самоанской культуре с детьми до какого-то возраста вообще не разговаривают. В Папуа – Новой Гвинее живет народ, у которого принято разговаривать с детьми без использования специального беби-тока. В нашей же культуре это обязательная вещь. В русском беби-токе есть слова общеупотребительные: “папа” и “мама”. Согласитесь, что никакого раздражения они не вызывают. Лингвисты называют это редупликацией – повторением одного и того же слога. “Ма-ма”, “ба-ба”, “па-па”. А есть слова такого же устройства, которые раздражение как раз вызывают. Скажем, “ляля”. Или “вава” – собака. Но самое большое раздражение вызывают, по-видимому, “сися”, “кака”, “пися”. И это другая проблема: почему эти вызывают раздражение, а те не вызывают. Что касается местоимения “мы”, оно совершенно нормальное, так сказать, инклюзивное. Врач даже взрослому человеку говорит: “Что у нас болит?”, “На что жалуемся?”. Такое сочувственное присоединение. И для родителей совершенно естественно присоединиться к ребенку”. Профессор Кронгауз вспомнил еще, что часто, когда в семье появляются дети, родители начинают называть друг друга не по именам, а “мама” и “папа”, “дед”, “бабушка”. А психолог Анна Варга тут же объяснила: “В случае с младенцем имеет место так называемая активная материнская апперцепция. То есть мать общается с ребенком, как будто он ее понимает. Это выстраивание такого контакта, который матери кажется правильным. Он ее успокаивает, и ей комфортно. А вот “мы” про ребенка, который уже может двигаться сам, говорит о структуре семьи. Оно используется, если статус в семье повышается от исполнения родительской функции. Когда ребенок – очень высокая ценность, родитель повышает свой статус с помощью такой коалиции с ребенком. И родители с этого момента друг для друга меняют роли. Более важной становится роль деда или отца, а не роль жены, мужа и так далее. Меняется ценность ролей в семье, и это отражается в языке”.

Мы поговорили еще, и выяснилось, что у этого так раздражающего меня языка есть две части. Первая часть – язык, на котором говорят с детьми, этот самый беби-ток, и у него есть важнейшая обучающая функция. Педиатр Федор Катасонов сказал, что мы не только говорим с детьми особыми словами, но и особым голосом: “Считается, что отчасти это связано с тем, что детям так проще копировать, у них маленький голосовой аппарат, и слова, сказанные высоким голосом, им проще повторять”, а Кронгауз добавил: “Овладение родным языком – великая тайна. Взрослые люди язык не могут выучить, а ребенок за три года выучивает. И родители ему помогают, в частности через беби-ток. Роль беби-тока – в обучении через простое. Есть два регистра, которые входят в беби-ток: сюсюканье, или смазанная речь, и, наоборот, хорошая артикуляция, другая интонация, четкое выговаривание. Сюсюканье скорее психологическая вещь – мы сближаемся с ребенком и как бы имитируем его речь. А подчеркнутая артикуляция – это прежде всего обучающая функция”.

Вторая часть – этот “язык мамочек”, это попытка отфильтровать чужих и быстро дать понять, что говорящий сейчас выступает только и именно в роли матери. И проверяет, насколько окружающие такие же.

“Мы можем сколько угодно, сидя здесь, рассуждать о психологии, невозможности сепарации, смысла жизни только в ребенке. Нужно просто принять это и отнестись с уважением. Если группа в фейсбуке создается для взаимопомощи, а некоторые люди, приходящие за этой помощью, раздражают остальных, вопрос в том, хотим ли мы принять максимум людей такими, какие они есть, или хотим отсеять то, что нам не нравится”, – подытожила педиатр Анна Сонькина-Дорман.

Получилось, что этот разговор снова о том же, о чем я и так все время думаю, – о неприятии чужого подхода к детям и к их роли и статусе в семье, о раздражении на чуждый тип разговора. И что я выступаю в роли критика чужих привычек и манер, которую я так не люблю.

Да и, честно признаться, я сама все время называю детей какими-нибудь ужасными словами, типа “бубусик”, “кутик-обормутик”, “сюся-масюся” и, страшно признаться, “пиписёк”, и мне это нравится. Я-то, конечно, в шутку, но какая, в конце концов, разница?

Глава 32

Чужие дети раздражают?

Я люблю моих детей, как завещал апостол Павел. Ровно как в Библии написано: “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится”. Мое отношение к моим детям – единственное, пожалуй, что никогда не тревожило меня и не вызывало вопросов.