Я плохо помню чудное мгновенье

Фрумкер Георгий

У меня французский вроде. “В добрый вечер” - “бон суар”. Я скажу “бонжур” при входе, Уходя - “оревуар”.

Мне бы выпить малость зелья - Кто бы чем бы не вертел, Враз мамзелю как газель я Навертел бы на вертел.

Вот и домик. И гризетка, Вся готовая уже. И в окно стучит нам ветка На четвертом этаже.

Эти утренние грезы… А любовь - вся впереди. Начал скромно: “Если косы…”, Намекая на дожди.

Ей растегиваю блузку, Нежно ручками греша, А она почти по-русски Говорит мне: “Но, Гриша,

Мне бы франки или марки, Ну, а песни про дождей Можешь петь, но только в парке, Там… для харьковских… людей.”

НЕОКОНЧЕННАЯ ПОВЕСТЬ О НЕНАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ - Папа! А дядя Маресьев настоящий человек?
– спросил Мишка.
– Да, - сказал я рассеянно.
– Настоящий.
– Папа! А у него ног нет?
– Да, сынок, нет.
– А у тебя есть?
– Ты же видишь, что есть, зачем же спрашивать?
– Значит, ты - ненастоящий человек?! Из разговора с моим, тогда еще пятилетним, сыном.

Все реальные герои повести - вымышлены. Боре, Володе, Саше, Мише, Фиме, Юре - моим друзьям посвящается эта коротенькая повесть.

Есть три вида пишущих людей. Одни начинают писать после того, как нечто поймут. Другие пишут, и в процессе писания начинают нечто понимать. Третьи должны написать книгу, чтобы наконец понять то, о чем они написали. И тогда они видят, что их книга написана неправильно, и.. и печатают ее. Автора не помню.

“Звонок был долгий. В другое время начальник отделения I-Ц оберст…” Я поймал себя на мысли, что в который раз взял то, что попалось под руку. Интересно, почему “И один в поле воин”? Наверное, соответствовало моему абсолютно идиотскому состоянию. “Какой дурак держит ее на полке?!” - раздраженно подумал я. Правда, надо признаться, что в этот мартовский день меня раздражало практически все. Пробило два тридцать, и моих еще не было. Захотелось чаю, но ужасно лень было тащиться на кухню. Да еще встречаться с Диной Соломоновной. Конечно, я ей нахамил. Но извиняться не хотелось. Хорошо, что она еще ничего не сломала. Я начал вспоминать и как-то отвлекся… Дина Соломоновна была подслеповатая и глуховатая соседка, страдающая бессонницей. То есть, это она говорила, что страдает. По моим наблюдениям, она отходила ко сну часиков эдак в семь. А поднимала ее нелегкая в четыре утра, когда все нормальные люди спят. В принципе, наша коммуналка напоминала копошащийся муравейник. Одни еще не спят, другие - уже. И, естественно, когда на кухне гремят посудой в четыре утра, то хочется высказать все то, что у тебя накипело. А тут еще ее счетчик висел напротив моей двери. Как не воспользоваться! Тем более, что у меня есть кое-какие понятия об электричестве. Чик - и ровно в четыре тридцать ее счетчик отключался. А поскольку стояла ранняя весна, то она (Дуня Соломоновна, как ее называет Мишка) ни черта не видела. Недельки две прошло относительно спокойно, а потом меня кто-то “продал”. Со мной перестали здороваться, и опять гулко резонировали кастрюли. В общем, я валялся в туфлях на диване, не желая вставать. “Позвонить Фимке, что ли, пульку расписать?” - подумал я. Но сегодня среда, и он вряд ли сможет. У нас сложились традиционные пятницы, а иногда и субботы. Во входных дверях повернулся ключ. Это было хорошо слышно, так как входная дверь находилась напротив нашей. Дверь раскрылась, и зашел Мишка.
– Привет, - весело сказал он.
– Ну, привет, - вяло отреагировал я.
– Какого черта ты так рано?
– Было только четыре урока, - сказал Мишка.
– С чего бы это?
– Потом было комсомольское собрание. Тольку разбирали.
– Он что, стекло разбил?
– удивился я.
– Батя, не сходи с ума!
– сказал сын - Ты что, Тольку не знаешь?! Толик был, пожалуй, самым тихим и спокойным в их сумасшедшем 9”Б”. Неглупый паренек, хотя и учился на одни “тройки”.
– Ну, так что же все-таки произошло?
– переспросил я Мишку, пропуская его реплику мимо ушей.
– Изменник Родины, - зловещим шепотом сказал Мишка.
– Постановили взять под стражу прямо с комсомольского собрания.
– Что за идиотские шуточки!
– возмутился я.
– Вовсе нет!
– сказал Мишка.
– На стол билет, и - таким не место в нашем монолитном и доблестном классе. Короче, он уезжает с родителями.
– Я как-то догадался, что не один. Куда? В Израиль?
– Не думаю, что именно туда. А просто покидает нашу необъятную.
– Ты, я надеюсь, не выступал?
– встревожился я.
– За кого ты меня принимаешь!
– сказал Мишка, но конкретно ничего не сообщил. “Ладно, потом сам все расскажет”, - подумал я, не сильно размышляя об этом. Мишка повернулся и ушел в другую комнату. Но через секунду вышел и, чуть улыбаясь, спросил: - Старик, а ты чего так рано? Что, с Ленкой не срослось? Сказать, что я похолодел - это не сказать ничего. Дело в том, что мой несравненный отпрыск попал в точку. Да еще как попал! Но тут мне следует отойти от диалога с сыном и попытаться разъяснить ситуацию. Две недели тому назад в моем отделе появилась довольно смазливая девочка с неплохой фигуркой. Около месяца назад я заявил шефу, что зашиваюсь с чертежами. Сказал просто так, от нечего делать. Ни о каких чертежах не могло быть и речи, да и самой работы как таковой не было. Мы переделывали типовые проекты. Причем очень просто: работка - не бей лежачего. Половину вычеркивали, а остальные чертежи чуть-чуть подправляли. В основном, вся наша деятельность сводилась к футболу и анекдотам. Единственный, кто трудился в поте лица - это Борис Ефимович. Писал мемуары. И даже решил прочитать всему институту доклад об одном из Сталинских ударов на каком-то фронте. Он и попросил Димку Запольского начертить ему схему битвы. Большего разгильдяя он, естественно, выбрать не смог. Остальные хотя бы делали вид, что работают. А Димка даже когда работал, все были уверены, что он ни черта не делает. Доклад был назначен на четыре тридцать, за сорок пять минут до окончания работы. Борис Ефимович нас крайне обрадовал тем, что пообещал уложится в какие-нибудь полтора-два часика. В обед ко мне подошел Димка и попросил отпустить его за схемами. “Хорошо, - сказал я.
– Только запиши в книгу, что идешь к смежникам.” В три тридцать Борис Ефимович несколько занервничал и пытался у всех по очереди выяснить, который час. В четыре он снял трубку и сказал, что позвонит в морг. Я перехватил его руку и объяснил, что не надо нервничать, все, мол, будет нормально. В четыре двадцать он схватил шариковую ручку и начал что-то лихорадочно писать. Витя Беленко закричал на весь отдел: “Борис Ефимович, умоляю, не пишите заявление на увольнение. Вы еще нам так нужны.” И чуть потише добавил: “До зарплаты.” Дело в том, что весь отдел был должен Борису Ефимовичу от пятерки до червонца. И тут Борис Ефимович взорвался: - Мальчишка! Сопляк! Вы все не дождетесь!.. Чего конкретно мы не дождемся, никто так и не узнал. В этот момент влетел Димка со схемой. С Борисом Ефимовичем произошла поразительная метаморфоза. Чуть подвывая, он бросился к Димке и залепетал: - Дмитрий Александрович (тут я вспомнил, что у Димки, оказывается, есть отчество), голубчик, Вы же меня подводите! Димка высокомерно взглянул на старика и заметил: - Я в своей жизни еще никого не подвел. Я обещал и выполнил, - и гордо отошел к столу. Оставалось семь минут до начала доклада. За полторы минуты Борис Ефимович похватал все со стола и пулей вылетел в дверь. В актовом зале собрался тот кворум, который обычно присутствовал на лекциях о международном положении. Половина сотрудников из каждого отдела срочно уехала что-то с кем-то согласовывать. Я не мог смотаться. Старик работал в моем отделе, и это было бы некрасиво. На доске висели красочные схемы. Димка сидел в первом ряду и всем своим видом выражал: “Могу, если захочу”. Борис Ефимович при галстуке и при указке стоял возле схем и что-то невнятно, но вдохновенно бубнил. Я горестно

стал подсчитывать, сколько еще предстоит сидеть, но в этот момент произошли какие-то странные события. Докладчик ткнул указку в схему и со словами: “Наш батальон находился прямо.. ” - видимо, передумал читать доклад и решил сыграть в детскую игру “Замри”. Секунд тридцать он озадаченно таращился на схему, а затем, повернувшись к залу, нашел Димку глазами и растерянно спросил: - Дмитрий Александрович, а почему же наш батальон находится в тылу врага?!
– Не в этом дело, - сказал Димка бодро.
– Мы так быстрей победим. “Скорая” подъехала минут через сорок. Старика увезли в больницу, а Димке объявили “строгача”. Тем не менее стол, за которым сидел Борис Ефимович освободился всерьез и надолго. Таким образом, оказалась незаполненной одна штатная единица.
– Свято место пусто не бывает, - глубокомысленно изрек наш местный алкаш Олег Николаевич.
– Кого нибудь пришлют. Я решил напомнить шефу об этом, и две недели назад он привел нам чертежницу. (Каким образом чертежница могла заменить инженера, никто не понял. Но все выразили бурную радость). Это и была Ленка. Вернее, Быкова Елена Петровна. Появление ее было весьма эффектным. Весь мужской пол обратил на нее внимание. Особенно Димка. На следующий день он явился на работу прикинутым, как надо. Однако, не был по достоинству оценен ни самим объектом его ухаживаний, ни мной. И без особой необходимости я услал Димку в пыльный пригород для согласования. Димка, правда, повозмущался недолго, потом, пропев из Высоцкого, “и рано, видимо, плевать на королей”, отбыл. Лена выдала реплику: “Мужчины так не поступают”-, и тут же рассмеялась, осознав всю комичность сказанного. Димка сумел вернуться на следующий день, умудрившись все быстро согласовать. Обычно у него на это уходила неделя. А еще через какое-то время я попросил Елену Петровну задержаться на часок. Она отнеслась к этому легко. Мы минуты три говорили о работе, потом минут сорок флиртовали и пикировались. Исходя из всего этого, я посчитал дело завершенным. Забрав вечером ключи от квартиры у Левки, назавтра я объявил в двенадцать часов, что мне надо идти в Главпроект. А мимоходом заметил, чтобы Елена Петровна сделала запись в книге, так как я беру ее с собой. Поймав на себе иронично-презрительный взгляд Димки, мы оделись и вышли. Но на улице Лена сразу пресекла все попытки завести ее в “один интересный дом, тут недалеко, показать коллекцию старинного оружия”. Она сообщила, что приблизительно догадывается, какой вид оружия я хочу ей показать, выразила надежду, что это оружие не очень старинное, добавила, что вообще боится не только оружия, но и крови, чем заставила меня остолбенеть. Вежливо поблагодарив за половину свободного дня и послав воздушный поцелуй, уехала на трамвае. В состоянии глубокой прострации я тут же заехал к Левке и вернул ключи (это была совершеннейшая глупость с моей стороны, поскольку ехидный Левка тут же заметил, что все это естественно, так как у меня отсутствует элементарное обаяние), и, с горя выпив стакан вина, завалился домой, где был разгадан сыном. Несмотря на весь кретинизм своего положения, я все же сообразил, что с Мишкой надо вести себя по-мужски. И я ничего лучшего не нашел, чем сказать: - М-да, старик. Ни фига не вышло.
– И тут же ринулся в атаку.
– А ты откуда узнал? (Кстати, как он догадался, я так и не узнал, хотя в дальнейшем допытывался. Интуиция?) Сын повзрослел прямо на глазах. Но к такой постановке дела он не был готов и, смутившись, нервно закашлял, а потом заговорил более низким голосом.
– Да, понимаешь, - пробасил он, - Ленка - старшая сестра Васи Быкова. Помнишь, он к нам приходил?
– А затем добавил: - Я к ней сам подбивал клинья. Я чуть не прыснул, но, сдержавшись, продолжал наседать: — А ты чего это кашляешь, куришь, что ли? Это уже выглядело грозно. Я должен был как-то восстановить пошатнувшуюся отцовскую репутацию.
– Обижаешь, начальник, - слегка возмутился Мишка.
– Смотри, матери ничего не ляпни, - продолжал я в том же духе, имея в виду то ли курение, то ли Ленку. Все равно - пускай сам разбирается.
– Само собой, - пожал плечами Мишка, расставляя точки над “и”.
– Что я, ребенок, что ли? Таким образом, я абсолютно резонно решил, что наш диалог закончился. Сын удалился в свою комнату, а у меня резко улучшилось настроение. Я поднялся и даже вытер пыль с совершенно чистого стола. Ну, что ж. Настала пора рассказать немного о себе. Правда, что значит немного, когда речь идет о самом себе? О себе “немного” не получается. Такой уж у меня странный характер. Например, моя мама говорит обо мне, что я люблю правой рукой чесать левое ухо. У папы несколько другое мнение. Он считает, что со мной ни на какую тему нельзя говорить серьезно. Жена, в основном поддерживая мнение моих родителей, тем не менее имеет свое собственное. Она считает, что ко всему прочему, я - бездельник, не умеющий ничего доводить до конца. Однако они все ошибаются. Например, я вспоминаю, как 18 лет тому назад я весьма конкретно заявил матери очень емкую фразу: “Мама, я женюсь”. С отцом я говорил абсолютно серьезно три года назад, попросив одолжить мне 150 рублей, которые, кстати, еще не вернул. Последний довод относительно моей полезности в доме я привожу жене, демонстрируя выключатель, установленный полтора года назад и, наконец, закрытый крышкой в прошлом месяце. Итак, кое-что о себе. Мне 40 лет. Я - и.о. начальника электроотдела в небольшом проектном институте. У меня красивая жена и двое детей. Оболтусу Мишке в июне стукнет шестнадцать, а Оленьке уже скоро десять. Вот так, с краткими анкетными данными Брагинского Александра Боруховича (в миру - Борисовича) покончено. И, как писал Булгаков: “За мной, читатель!” Ну, если, конечно, таковой имеется.

Около трех часов дня мы курили в коридоре, разговаривая Бог знает о чем. Мы - это Димка, Олег Николаевич и, конечно, я. Вчера было очередное собрание, где разбиралось недостойное поведение нашего бухаря, так что сегодня он, трезвый, как стеклышко, злился на всех. Я, как мог, пресекал его крамольные мысли о родном правительстве, но Олега несло.
– Нет, что вы думаете, - возмущался он, аппелируя ко мне и Димке.
– Мы и выпить-то как следует не успели. Только расположились, как менты подошли. И что интересно, я же их прекрасно знаю. Один из них в нашем доме живет и бухает, между прочим, за милую душу. Выслуживается, гад, перед своим начальством. И вообще, все пьют. Ты вчера видел по телеку “хозяина”?! Бухой в доску. А ты разве не пьешь?
– распалялся Олег.
– И ты, и Димка? Так что же они ко мне прицепились?
– Это у него челюсть прострелена, - сказал Димка.
– Не знаю, что у него прострелено, а только пьет, - кипятился Олег Николаевич.
– Слушай, Олег Николаевич, - наконец не выдержал я.
– Сегодня пятница. Иди-ка ты домой. Отдохни.
– А я работать хочу, - зло сказал Олег.
– Делай, что хочешь, только не морочь мне голову, - я махнул рукой и отправился в свой отдел.
– А вам жена звонила, - ласково промурлыкала Лена.
– Просила перезвонить. Я набрал номер жены.
– Сегодня преферанс отменяется, - безапелляционно заявила моя Танюша.
– Мы идем в гости.
– К кому это?
– поинтересовался я, даже не сделав попытки возмутиться.
– Дома расскажу, - отрезала она.
– Смотри, не задерживайся. И повесила трубку. Я был настроен на “пульку”, но делать нечего - дал “отбой” Левке на сегодня и договорился с ним на субботу. Домой я пришел в половине шестого. Таня зашла, видимо, минут на десять раньше меня.
– Ну, рассказывай, куда это мы собираемся идти?
– спросил я не очень радостно.
– На проводы, - ответила Таня.
– К Зискиндам. Они уезжают.
– М- да… - глубокомысленно промычал я.
– Это естественно, что уезжают. Вот если бы приезжали, то это называлось бы встреча.
– Давай не болтай, - сурово отрезала она.
– Лучше собирайся.
– А я готов. Брился утром. Переодеваться не буду, да и не во что.
– Надень серый костюм, - приказала жена тоном, не терпящим возражений. Мне было наплевать, в чем, собственно, идти, но не хотелось вступать в долгие дискуссии, и я поплелся переодеваться.
– Между прочим, на белой рубашке нет двух пуговиц, - крикнул я из своей комнаты.
– Под галстуком не будет видно, - спокойно объяснила она. Как будто это ее не касалось.
– И пожалуйста, не приставай. Через полчаса мы уже были готовы. И это было необычно, поскольку моя благоверная быстрее, чем в два часа не укладывалась.
– Давай на такси.
– предложил я на улице.
– Не сходи с ума, здесь пятнадцать минут ходьбы. И вообще, мне нужно с тобой поговорить.
– Я весь во внимании, - отреагировал я, предупредительно повернув голову в ее сторону.
– Будь серьезным и не паясничай, - деловито начала она.
– Я хочу, чтобы Зискинды прислали нам вызов из Вены.
– Лучше джинсы из Италии, - быстро вставил я и замолк под ее грозным взглядом.
– Или ты будешь нормально разговаривать, или мы никуда не идем.
– Или, - согласился я.
– Выбираю второе.
– Я не шучу, - продолжала Таня.
– Я хочу, чтобы они прислали вызов.
– Ну и что мы с ним будем делать?
– спросил я.
– У нас ведь его никто не купит.
– И тут же заткнулся, так как догадался, что зарвался.
– Танюша, - пробормотал я примирительно.
– Ну на кой черт нам этот вызов? Я никуда не собираюсь. Мне и здесь неплохо.
– Подумай о сыне, - резко перебила она.
– Еще два года - и его заберут в армию.
– Никуда его не заберут, - бодро возразил я.
– Он поступит в институт. Тут надо признаться, что в этом я и сам не был уверен. О сыне я думал все время и прекрасно понимал, что здесь, в Киеве, ему ничего не светит. Но надо было привести жене хоть мало-мальски убедительный довод.
– Ну еще же все-таки два года, и незачем паниковать.
– Я и не паникую, - ответила Таня.
– Мне просто все осточертело. Ты уходишь на свою работу, чем ты там занимаешься, один бог знает. Возвращаешься домой на все готовое. А я должна мотаться как угорелая.
– Ну зачем ты так?
– благодушно спросил я жену.
– Я котлеты делал, посуду мыл..
– Когда это, интересно, и где? Во всяком случае, не дома. А помнишь, что ты сделал из той несчастной курицы, когда я была больна?!
– Все было нормально, - отчаянно отбивался я.
– Это у тебя во рту горчило. Воспоминания о той прекрасно очищенной и помытой, хотя и сваренной с потрохами курице, видимо, переполнили чашу ее терпения и она твердо заявила: - Хочу вызов - и точка.
– Ну, хорошо, хорошо, - примирительно согласился я.
– Пусть присылают, а там посмотрим. Кстати, я даже не знаю, мы должны им что-нибудь подарить, или нет? Проводы - это почти как новоселье.
– Хорошо, что сообразил, - усмехнулась Таня.
– Я им янтарь купила. Нам, кстати, тоже. И еще я заказала три фотоаппарата ТТЛ с совсем небольшой переплатой.
– Ну и черт с ней, с переплатой - так с переплатой, - согласился я только для того, чтобы остановить бесконечный разговор. Мы уже входили в подъезд. Надписи на стенах были самыми обычными: от трех до пяти букв. В пролете между вторым и третьим этажом я остановился. На стене было выведено: “Зискинд - жид.” - Таня, - говорю я.
– Это черт знает что такое. Надо исправить. В исправленном и доработанном виде фраза стала выглядеть так: “Зискинд - жив, Зискинд - будет жить”. Вполне удовлетворенные, мы пошли дальше. С четвертого этажа шум начал нарастать. Я поднял голову и посмотрел на площадку последнего этажа. Человек десять (это только те, кого я сумел увидеть) стояли, облокотившись о перила, и курили. Мы поднялись наверх. Толпа несколько раздвинулась, пропуская нас, и мы начали пробираться, многократно по дороге здороваясь. Зайдя в коридор, я занервничал. Мне, вероятно, передалось общее настроение. Таня сумела протиснуться к Изе, расцеловалась с ним и отдала янтарь, чем вызвала бурю восторгов у Беллы. Возбужденная чета Зискиндов с непередаваемым выражением лиц схватила меня за руки и потащила к столу.
– Я должен с тобой выпить, - заявил Изя, тут же налил мне полстакана водки и маленькую рюмочку для себя.
– Ты извини, - добавил он.
– Мне нужно быть в форме. Выпив водки и закусив бутербродами, находившимися здесь в огромном количестве, я пришел в благодушное состояние. Таня отошла в сторону, взяв под руку Беллу, и что-то ей зашептала. Стоял страшный галдеж. Белкина сестра тихо плакала в углу. Выпив еще полстакана водки с неизвестным ранее Витей, я решил ее успокоить.
– Дорочка, - сказал я.
– Ну, перестань. Давай поговорим спокойно. Вы же не навсегда расстаетесь. Ты позже приедешь к ней. Слезы у Доры мгновенно высохли, и она посмотрела на меня с возмущением.
– Ты ненормальный, - объявила она мне.
– Ты что, не знаешь, где работает Коля? Коля работал на заводе имени Патона, хотя и не в очень секретном отделе.
– Так пусть уходит со своей работы, - бездумно сказал я.
– Может быть, куда-нибудь я его смогу пристроить. Как ни странно, это абсолютно идиотское предложение заинтересовало Дору.
– Ты что, серьезно?
– спросила она. Меня уже понесло, видимо, сказались вторые полстакана водки.
– Абсолютно, - бодро продолжил я.
– Пусть он завтра мне звякнет. Дора вся обмякла и, обняв меня, ласково поцеловала.
– Я тебе сама позвоню, - кивнула она. Меня кто-то похлопал по плечу. Обернувшись, я сильно удивился и ошарашенно спросил: - Юрка, а ты что здесь делаешь?
– Жду тролейбус, - топорно сострил он.
– Пошли, бухнем. Мы подошли к столу, и он тут же налил себе полный стакан и мне немного.
– Тебе больше не надо, - изрек наставительно Юрка.
– Ты уже подшофе. Я же вижу.
– Не надо - так не надо, - миролюбиво согласился я. Мы выпили и закусили.
– Так все же, что ты здесь делаешь?
– продолжал я настаивать.
– Ты же чистокровный русак.
– Не приставай, - отрезал он.
– Кстати, мы завтра у тебя в четыре часа. Мне Лева звонил. Внезапно его кто-то оттащил в сторону. А ко мне подсел довольно странный тип, абсолютно лысый и с большой бородой. Он тут же предложил выпить и, поскольку я чувствовал себя нормально, то легко согласился. Мы выпили граммов по сто и отошли в сторону. Я, видно, пришелся ему по душе, так как он разговорился. Правда, я не понимал, о чем он говорит, но все же решил со всем соглашаться и постоянно кивал.
– Понимаешь, - объяснял он возбужденно.
– Я взял по трешке за грамм. А тут мне достали два ружья и я остался без “бабок”. Я ему посочувствовал, потому что у меня в кармане был только червонец.
– Так, может, ты заберешь?
– спросил лысо-бородатый.
– Я тебе по два пятьдесят отдам, считай, даром. Не могу сказать, что меня сильно заинтересовало его, может быть, лестное для меня предложение, но, раз уж мы с ним выпили, я почувствовал моральную ответственность, и решил его выручить.
– Ну, хорошо, - еще раз кивнул я.
– Только для тебя.
– Достав из кармана десятку, отложенную для преферанса, я протянул ему и сказал: - Давай четыре грамма. Мне стало просто интересно узнать, что же так дорого стоит. Однако, как ни удивительно, мужик не выразил никакого желания отдать мне то, что только что так рьяно предлагал. Напротив, он ошалело посмотрел на меня и бочком-бочком выскользнул из комнаты. Больше особых приключений в тот вечер не случилось. Когда меня забирала жена, я был уже прилично на взводе, так как успел еще пару раз приложиться. Однако чувствовал себя довольно бодрым и в несколько путаной форме изложил ей разговор с этим парнем. Как ни странно, она не выразила ни малейшего сочувствия.
– Кретин, это были кораллы, - проинформировала меня Таня. Сделал вид, что обиделся, и всю оставшуюся дорогу молчал, хотя это было тяжело. Утро субботнего дня прошло абсолютно неинтересно. Таня, уже давно не воспринимавшая меня всерьез, приняв мою головную боль за обиду, решила извиниться за “кретина”, что оказалось довольно-таки сложно, поскольку я подчистую забыл, что вчера обиделся. Когда же она мне напомнила, я вначале решил возмутиться, но резонно сообразив, что все равно ничего хорошего из этого не выйдет, предложил сходить на базар. Это несколько ее удивило, но, тем не менее, она выразила радость. Я был послан за мясом и укропом. Мясо купил прекрасное, для чего, чтобы не торговаться, выложил свой кровный рупь. А вместо укропа взял петрушку, потому что я встретил соседа, который рассказал мне какую-то небылицу, добавив в конце: “Такая вот петрушка”, чем, естественно, сбил ход моих мыслей. Надо отдать должное Тане, она даже не рассердилась. Во время субботней печеной картошки произошел идиотский разговор с Оленькой. У нее, кстати, начались школьные каникулы. Так вот.
– Папа, - спросила она, - а мы куда поедем?
– Не знаю, - ответил я.
– Зоопарк еще закрыт. А куда ты хочешь?
– В Канаду, - спокойно заявила Оленька. Честно сказать, я не нашел, что ей ответить. Увидев мою слегка отвисшую челюсть, в разговор вмешалась жена, причем с криком.
– Не задавай папе дурацких вопросов!
– орала она.
– Не трогай ребенка!
– рассердился я.
– Она все слышит и повторяет. Ну, с чего ты решила, что мы поедем в Канаду?
– Мама говорила с какой-то тетей по.. телефону и сказала.. сказала, там хорошо, -ответила Оленька, слегка запинаясь.
– Ты с ума сошла!
– закричал я.
– Во-первых, при ребенке. Во-вторых, по телефону. Вернее, во-первых то, что во-вторых. А если он прослушивается?
– Ага, - поджала губки Таня.
– Ты сам дрожишь, а свой зад поднять боишься. Так и будешь всю жизнь дрожать и ни черта не добьешься!
– Да, - вдруг брякнул Мишка.
– Мне тоже уже надоело. Там - молчи, здесь - нельзя.
– Папа, - добавила хворосту в огонь Оленька.
– Хватит бояться. Скажи все.
– Да вы что, все ненормальные?!
– взбесился я.
– Прекратите немедленно! Это получилось так неожиданно с моей стороны, что все действительно замолчали.
– Чтобы больше на эту тему не было разговоров, - сурово предупредил я.
– Особенно при ребятах.
– Каких это ребятах?
– слегка удивилась Таня.
– При Юре и Леве, что ли? Так Юра сам хочет уехать. Ты что, не видел, как он умолял Изю и Беллу прислать вызов?
– Так он же русский?
– Ну и что? А его Нина - наполовину еврейка. Вот он и хочет смотаться. А Лева, - продолжала она.
– У него уже вызов на руках. Только его первая жена не дает разрешения..
– То есть, как это первая?
– теперь удивился я.
– У него же нет второй.
– Ты меня на слове не лови, - заметила Таня.
– Ну, бывшая, скажем так. Какое это имеет значение?
– А вот Фима не хочет ехать, - ляпнул я не к месту.
– Не “не хочет”, а не может, - она повысила голос.
– И вообще, помой посуду, - абсолютно нелогично закончила она наш спор. Помыв посуду и подремав на диване минут сорок, я поднялся в довольно бодром расположении духа. Мишка смотался к товарищу, а Таня, забрав Оленьку, пошла к подруге, предварительно предупредив, чтобы мы не очень накуривали. Первым с бутылкой водки явился Левка, что было удивительно, так как он обычно опаздывал. По его сияющей физиономии можно было определить, что произошло нечто неординарное. Кроме того, он уже был “под градусом” и, хотя как раз это было его нормальным состоянием, выглядел довольно смешно.
– Ну, выкладывай, в чем дело, - начал я.
– Теоретически я был готов, но практически - отнюдь, - торжественно заявил Левка.
– Очень объясняющая фраза, - заметил я, радостно потирая руки.
– По этому поводу надо выпить. Вопреки прекрасному предложению, он стал ходить по комнате, возбужденно повторяя свое “отнюдь”.
– Что такое? — саркастически заметил я.
– Освободилось место попугая? А ты, видать, репетируешь?
– Ну да, - ответил он, продолжая ухмыляться.
– Она подписала.
– Кто подписал? Что подписал?
– заорал я так, что Левка вздрогнул.
– Ты можешь быть нормальным человеком? Знаю, что тяжело, но все-таки постарайся.
– Ты чего орешь, как идиот, - перепугался Левка и коротко объяснил - Моя б/у жена. Разрешение. Теперь понял? Должен сказать, что просто плохое настроение у меня бывает редко. Это, видимо, от постоянной привычки шутить. Даже в абсолютно не юмористических ситуациях. Но тут на меня мгновенно навалилась внутренняя боль. Здесь была и идиотская мысль о партнере по преферансу, о друге, которого я знал 23 года, и. как ни странно, о его отдельной квартире. Надо заметить, мы сами не всегда отдаем себе отчет о факторах или невидимых флюидах, которые на нас влияют. В данном случае все было естественно, без присутствия сверхъестественных сил. Просто я не хотел признаваться себе, что сказанное Левкой так сильно на меня подействовало.
– Налей-ка водки, - попросил я. У меня мгновенно пропало чувство юмора, да и общее состояние стало дурацким. Полстакана водки привели меня в состояние если и не нормальное, то, по крайней мере, близкое к нему.
– И когда ты собираешься?
– спросил я Левку.
– Сие, друг, от меня не зависит, - многозначительно ответил он.
– Тут много проблем. Я ведь с сыном уезжаю.
– То есть как это - с сыном?
– опешил я.
– Да так. Моя заявила - или с сыном, или не дам разрешения.
– Подожди. Сколько твоему Мишке?
– Шестнадцать. Ты что, забыл, что они с твоим и тезки, и ровесники?
– Странно, - удивился я.
– Последнее время он ведь жил с матерью. А как же она так легко его отпускает?
– Ничего странного не вижу, - пожал плечами Левка.
– Боится, что его заберут в армию. Но это еще не все, - добавил он.
– Она сказала, чтобы мы уезжали, а через год сама приедет.
– Ну, это тебя, естественно обрадовало, - уколол я его.
– А черт его знает, - тихо сказал Левка.
– Может, это и к лучшему. Я почувствовал, что начинаю беситься.
– Да ну вас всех! Вы - психи. Ну, что тебе плохо в Киеве? Квартира, бабки, девочки.. Ты просто дурью маешься, - закончил я свою тираду.
– С догматиками и идиотами дискутировать не желаю, - отрезал он.
– Усек?
– И к какой же категории прикажешь мне отнести себя?
– искренне заинтересовался я.
– К чему-то среднему. Но я тебе уже сказал: в таком тоне дискутировать не хочу, - стоял на своем Левка.
– Я уже решил, и ты меня не переубедишь. Скорее, я тебя смогу. Да и Татьяна твоя постарается.
– Уже, - машинально произнес я.
– Чего уже?
– Агитирует уже, правда, пока безрезультатно.
– Нашел, чем хвастаться, - хмыкнул Левка и, внезапно перестав ходить по комнате, сел на стул.
– Я первый раз вижу, чтобы человек выставлял напоказ свою глупость. Дальше последовало его красноречивое излияние, которое я как-то не сумел заблокировать. Говорил он около получаса и, если бы не Танин звонок, то продолжал бы и дальше. Таня радостно кричала в трубку: - Я достала ружье! Ты понимаешь? К Соне зашел человек и принес три ружья, - верещала она.
– Так я взяла одно. Убей меня Бог, если я помнил, кто такая Соня.
– Молодец, - грустно заметил я, чтобы хоть что-то сказать. Голова у меня уже совсем не работала.
– Уж чем-чем, а патронами я обеспечу. Ты же знаешь, что отец Фимы подрабатывает в тире. Можешь не сомневаться, что… Тут я услышал щелчок - Таня положила трубку.
– Что случилось?
– перепугался Лева.
– Ты очень странно выглядишь. Я вдруг непостижимым образом вспомнил, что вчера лысый бородач что-то говорил мне насчет ружей. Сегодня ружье достала Таня. Наклевывается прекрасный способ проверить, не сошел ли я с ума.
– Лева, - спросил я негромко - Тебе нужно ружье?
– Ну, конечно, - закричал он.
– Ты еще спрашиваешь?! Я бы и два купил. Сейчас их практически невозможно достать. Мне тут же захотелось похвастаться, и я ехидно заявил: - А вот Таня достала. Левина реакция была непередаваемой. Он скатился на пол и стал дико хохотать. Способность говорить вернулась к нему только через пару минут.
– Т-т-теперь я понял, - проговорил он, икая, - о каких это.. патронах ты.. ты.. ты.. говорил.
– Икал он с очень приличной скоростью.
– Это она.. достала фото.. ой.. ружье.. идиот! Я начал кое-что соображать. Однако, полностью во всем разобраться так и не успел. Явились Фима и Юра. Пулька получилась самая дурацкая. Лева ни черта не соображал, видимо, от счастья, а у меня по-сумасшедшему шла карта. Вторую решили не расписывать. Допили Левкину бутылку водки и мой коньяк. Когда пришла Таня, в комнате было накурено и стоял невообразимый шум. Несмотря на это, она не только не возмутилась, а немедленно подключилась к теме разговора. Их общее мнение обо мне не соответствовало моему собственному, но перекричать сразу четверых не получалось. Воскресенье прошло незаметно. На рыбалку ехать не хотелось - было прохладно и моросил дождь. Весь день я провалялся на диване в наипаршивейшем настроении. Днем позвонил Юра и спросил, смотрю ли я борьбу по второй программе. Я сказал, что нет. Поблагодарил его за звонок и, предвкушая удовольствие от борьбы (я занимался борьбой в четвертом классе ровно три дня, пока не вывихнул руку. Но Мишке рассказывал, что был КМСом - кандидатом в мастера спорта и, если бы не травма, точно стал бы чемпионом Украины), включил телевизор. Там действительно речь шла о борьбе. Диктор, не переставая, твердил об этом. Правда, была одна мелочь - это была борьба за урожай. “Ну, ничего”, - подумал я. Юрка от меня тоже дождется… В понедельник, прямо с утра, мне позвонила Лора.
– Ну, что, узнал?
– сразу спросила она.
– Нет еще, перезвони часа в три, - ответил я и, как ни удивительно, мгновенно вспомнил, что должен был узнать. Не откладывая дела, я решил взять быка за рога и поговорить с моим шефом, тем более, что был с ним в хороших отношениях. Николай Иванович был мой одногодок. Когда-то его списали из авиации за пьянство. Парень он был неплохой. Мы часто срывались из института выпить по сто граммов (иногда и побольше) и поиграть часок на бильярде. Сегодня он грустно сидел в кабинете, рассматривая какие-то чертежи.
– Привет! Зачем тебе все это?
– показал я на горы бумаг. Когда никого не было в его кабинете, мы держались на “ты”. Шеф оживился.
– Саша, давай бухнем. У меня бутылка молдавского, товарищ принес.
– Не-а, не могу, - отрезал я.
– Решим один вопрос, тогда пожалуйста. В душе я был доволен, что у него уже есть бутылка. За второй он обычно не посылал никого, а шел сам, и в этот день уже на работу не возвращался. В принципе, Коля никому не мешал. Но если он приходил пьяный часа в два, то ходил по отделам и всем морочил голову.
– Ну, давай. Что там у тебя?
– спросил он.
– Значит, так. Помоги мне устроить сюда товарища, кстати, твоего тезку.
– Запросто, - быстро отреагировал Коля.
– Тезку - это запросто. Пусть прямо сейчас и приезжает, тем более, что бутылка есть. Я сильно обрадовался.
– Не в бутылках счастье, а в их количестве. Он и сам пару привезет. Я от тебя позвоню? Телефон дориного Коли я помнил хорошо, а коммутатор был 3-62.
– Замечательный номер, - расплылся Николай Иванович.
– Такой уж точно не забудется, - заметил он, имея в виду цену на водку.
– Попросите, пожалуйста, Николая Моисеевича, - но реакция моего шефа оказалась мгновенной. Все-таки, бывший летчик. Я даже не успел услышать ответ в трубке, как он хлопнул по рычагу.
– Ты что, обалдел.
– зашипел он.
– Какой-такой Моисеевич? Он что, еврей?
– Ну да, - ответил я удивленно.
– Николай Моисеевич Шрайберг. Шеф схватился за голову.
– Нет, - сказал он тихо.
– Ты уж меня, Александр Борисович, извини. Не могу. Думаешь, что я сидел в таком хреновом настроении? Из изыскательского отдела трое подали заявление на увольнение и все просят справку в ОВИР. Я озадаченно посмотрел на шефа.
– Послушай, но там же всего четыре человека?
– Пять. Пятый - Вася. Синьковка. Сам понимаешь, Вася никуда не поедет.
– Что же теперь будет?
– растерянно спросил я.
– Известно, что. Выговор по партийной линии. Очередной.
– Я тебя не об этом спрашиваю. Что будет с отделом?
– Да закроем к чертовой матери.
– Коля обреченно махнул рукой.
– Синьковку куда-нибудь пристрою. А Фирку отправлю делать кальки у чертежников.
– Он сделал многозначительную паузу.
– А если выгонят из партии, возьму, да женюсь на Фирке и укачу с ней к чертовой матери из этой… - Он замолчал. Это было похоже на правду. Полгода назад Коля ушел от жены и перебрался к Фире.
– Да, вот еще что, - вспомнил он.
– Могу тебя обрадовать. Не утвердили тебя в должности начальника отдела. Скоро придет твой начальник. Я его уже видел. Не хотел тебе говорить, но видишь, как все вываливается. И мне замену найдут.
– Шеф задумчиво достал бутылку.
– Ну, ты как хочешь, а я выпью. Ни слова не говоря, я повернулся и пошел в свой отдел. Набрал телефон Татьяны.
– Слушай, - сказал я сконфуженно, - ты можешь позвонить Доре? Скажи ей, что у меня ни черта не вышло. Я не смогу устроить сюда Колю.
– А зачем ты ей обещал?
– удивилась Таня.
– Ты что, ребенок? Не понимаешь, что его сейчас никуда не примут? Кстати, если завтра ты уволишься, то нигде не устроишься.
– Что-то ты заговорила стихами: уволишься - устроишься? И, вполне возможно, это мое близкое будущее. Мне только что объявили, что я не утвержден в должности начальника отдела и нам в среду присылают номенклатуру.
– Вот и чудесно!
– обрадовалась она.
– Еще месяц-другой покрутишься, а там все будет в порядке. Целую!
– заключила она и положила трубку. Ко мне подошел Димка.
– Александр Борисович, - сказал он заискивающим голосом.
– Мне надо с вами поговорить.
– Ну, давай, говори.
– Нет, не сейчас и не здесь.
– И ты, Брут, - заметил я полувопросительно.
– Что, у вас у всех иголки в одном месте? Его постная физиономия слегка прояснилась.
– Как же вы догадались?
– Да уж, догадались, - я процитировал Ильфа и Петрова.
– Заходили бы, сосед, в 66 поиграем.. Димка улыбнулся.
– Вы знаете, как я вас уважаю, но Вы… - Ладно, ладно, - перебил я его наставительно.
– Я тебе поговорю. Я пока еще твой начальник.
– Боюсь, что временно, - проговорил он, глядя прямо в глаза.
– А тебе это откуда известно?
– Шлюхами земля полнится. У меня связи во всех точках земного шара. Причем, иногда - половые. Ну, так что, поговорим?
– Ну, хорошо, приходи, - согласился я.
– Поговорим, если хочешь. Послушай, Димка, а сколько тебе лет?
– Тридцать два.
– Ого! Не может быть! И так все Димка, да Димка?
– Маленькая собачка - до старости щенок. Хотя и тривиально, но это так, - отпарировал он.
– Так я к вам заскочу. Может быть даже сегодня вечером.
– Приходи, - сказал я невнимательно, так как заметил Яшу Цацкиса.
– Ты с чего это приплелся?
– спросил я и тут же увидел, что у него подбит глаз.
– Что с тобой?
– Да эти скоты вот пошутили по-идиотски, - грустно ответил Яша.
– Юрка и иже с ним. Уже за сорок, а ума нет. Оказалось, что в отместку за какую-то Яшкину шутку эти умники развесили объявления, что, мол, продается обезьяна по кличке Яшка, четырех лет, и дали адрес Цацкиса. Яшка пару дней потерпел, а потом кому-то из покупателей дал в морду. Тот, не долго думая, врезал ему в глаз. Теперь Яшка ездил по всему городу, выискивая и срывая объявления.
– Ты позвони Юрке, - попросил он.
– Узнай, где он их прилепил. Я с ним после этого вообще разговаривать не хочу.
– Ладно, позвоню, - кивнул я.
– Слушай, Яш. Ты не можешь устроить дориного Колю на работу? Ты, кажется, его знаешь.
– Могу, - неожиданно согласился он.
– К себе, мастером участка. Цацкис работал начальником электроучастка. Имел и неплохие знакомства, и немалые деньги. Я решил быть с ним откровенным.
– Яш, по правде говоря, ему нужна работа, чтобы.. Он не дал мне договорить.
– Саша, ты не думай, что я осел. Это легко было сообразить, - заметил он.
– Изя ведь уезжает, и ниточка тянется к Доре и Коле.
– Умница, - улыбнулся я.
– Спасибо тебе большое. А Юре я сейчас же позвоню. Он сам все поснимает. Уж я ему устрою!.. На работе делать было нечего, и я предался грустным размышлениям. Вот так. Друзья разъедутся, кто куда. Придет жлоб начальник. Квартиры Левкиной не будет. Я прервал себя и позвонил Юрке.
– Ты зачем, такой сякой, объявления про обезьян пишешь, - начал я сурово.
– Над человеком, понимаешь ли, издеваешься. Снимай все сейчас же. Кажется, я его убедил, тем более, что присовокупил к своей тираде сообщение о яшкином подбитом глазе. Юрка что-то промямлил в ответ, мол, что уже почти все поснимал, но пусть парочка останется, пусть знает. Что должен был знать Яша, меня заинтересовало, и я узнал следующее. Яшка, будучи временно свободным, украл у Юры очередную пассию, Галку. И уехал с ней в Сочи на три дня. Это бы Юрка простил. Но Яша уехал на Юркин день рождения и еще прислал телеграмму: “Поздравляем. Целуем. Быть не можем. Прикованы к постели. Галя, Яша.” Я у Юрки не был. И узнал это только сейчас. А то бы Яше не сдобровать. Скотина. Часа через два, мучительно пролистав “Литературку”, набрал Дорин номер. Ее радость невозможно было передать.
– Сашенька, ну что для тебя сделать?
– спросила она, плача от счастья.
– Похудей на двадцать кило, - грубо пошутил я. Стало скучно. Лены не было. Она позвонила и сказала, что неважно себя чувствует. И я опять поплелся к Николаю Ивановичу. Того уже прилично развезло.
– Ухожу, - коротко бросил я. Шеф посмотрел на меня непонимающим взглядом.
– Да нет, не навсегда. Просто хочу домой.
– Ну и иди, - мотнул головой Коля.
– Никому ты здесь не нужен. — Это точно, - согласился я.
– Никому. Взяв такси, я поехал на участок к Яшке. А у него уже сидели Юрка и Коля. И когда только успели приехать? И даже помириться? Оказалось, не только приехали, а и вовсю отмечали Колино устройство на работу. Все свершилось, как в сказке. Жаль только, что не было Троцкого (так мы все называли Левку). У него была страсть - толкать длинные тосты и при этом молоть удивительную чушь.
– Позвони Инке, - сказал Юра.
– Троцкий, наверное, у нее. Левка работал наладчиком вентиляционных систем и постоянно числился в командировке. Но при этом торчал целыми днями в городе. Фирма его называлась как-то странно -Укрспецгордор плюс еще какая-то абракадабра, расшифровать которую никто не пытался. Я как-то спросил у него, что означает сия аббревиатура.
– А тебе зачем?
– спросил Левка подозрительно. Скорее всего, он и сам не знал.
– Инесса, привет, - сказал я.
– Левка не у тебя? Милая Инночка была, что называется, дама полусвета. Умная и красивая, но абсолютно бесшабашная. Дочь ее жила у матери, а она сама - в прекрасной двухкомнатной квартире. Мужа, директора комиссионки, крепко посадили года три назад. И она развлекалась, пустившись во все тяжкие. Короче, у нее в свое время перебывала вся наша братия.
– Не говори мне об этом идиоте, - возмутилась Инна, имея в виду Троцкого.
– Этот болван позвонил мне в два часа ночи, и я, нежная и удивительная, с клиентом за спиной вынуждена была битый час ему втолковывать, что я сегодня не дежурю по городу. Да, Троцкий и есть Троцкий, тут уж ничего не поделаешь. Извинившись, я положил трубку. Веселье шло своим чередом. Краем уха я слышал Колин рассказ об Изиной эпопее в Москве. Оказывается, он там вдребезги напился, да так, что полез прощаться с Мининым и Пожарским. У него, видно, уже порядком двоилось, и он объяснял всем у памятника, что сидят Минин с Пожарским, а стоит Долгорукий. Просто чудо, что его не замели. Стало еще скучнее, чем на работе, и я поехал домой. Дома меня ждал Мишка с подбитым глазом. Я не очень расстроился, но подумал, что это какая-то мистика, и спросил своего отпрыска, какого черта он дрался. Оказалось, что он даже не дрался, а просто получил в глаз, причем ни за что. Вернее, за то, что еврей.
– В трамвае здоровый болван сказал мне “жид”, -объяснил Мишка.
– Ну, я ему популярно объяснил, чтобы он не сильно радовался, так как он тоже на “ж” - “жлоб”. Видать, это его оскорбило, и он мне врезал.
– А ты ему?
– поинтересовался я.
– Так этот кретин на 120 кило потянет. Чего же я с ним буду тягаться?
– удивился Мишка.
– И потом, их много, этих дураков. И все равно, не моя это страна, - философски заключил он, несколько реалистичнее, чем я мог предположить. Я взял книжку и лег на диван, но читать не смог. Мне в голову упорно лез один вопрос: что я там буду делать и кому я там вообще нужен. Потом я задремал и не сразу сообразил, что от меня хочет дочка.
– Оленька, - недоуменно спросил я, предполагая, что нахожусь на работе.
– А ты что здесь делаешь?
– Да вот, - серьезно отвечает она.
– Живу пока. Тут дядя Дима пришел, а ты спишь.
– Ну, давай тогда сюда дядю Диму, - сказал я, просыпаясь.
– Добрый вечер, - торжественно объявил входящий Димка и положил на стол коробку конфет. Я ошалело посмотрел на него.
– Ты чего это конфеты приносишь?
– А это я лучшей части семьи Брагинских, а не алкашам разным.
– Ну-ну, распоясался, - я начинал сердиться.
– Ты еще сосунок так говорить со мной.
– Мне явно захотелось показать разницу в возрасте и занимаемом положении.
– Да будет Вам, Баб, - прервал он меня.
– Я уже не ваш подчиненный, и пришел к Вам не как к шефу, а как к умному человеку. Если Вы себя таковым не считаете, то честь имею.
– Так-так-так, а ну-ка давай еще разок. Что-то я не совеем врубился.
– Очень даже врубились, - успокоил меня Димка.
– Заговорили нормальным языком - значит, врубились.
– Ну, и что ты этим хотел сказать?
– Послушайте, Баб, - сказал он.
– Я же подчеркивал, что пришел к Вам, как к умному человеку. А Вы стараетесь доказать обратное.
– Ну, хорошо, - благосклонно заметил я.
– Любому человеку приятно узнать горькую правду, что он умен. И я принимаю это заявление. Кстати, а чего это ты меня Бабом

назвал?
– А вы что, не знали?
– удивился Димка.
– Вас так все “за глаза” называют. Брагинский Александр Борисович. Примитивная аббревиатура.
– Сам ты примитив, - ответил я.
– Так и тебя можно Задом назвать. Ну, если читать наоборот. Тут Димка расплылся.
– Я же говорил, что Вы умны до чрезвычайности. Так меня друзья и называют. Я услыхал едкий смешок и обернулся. В дверях стояла Татьяна и хихикала.
– Ты чего это смеешься?
– удивился я.
– Да вот, услышала, что тебя Димочка умным назвал.
– сообщила она.
– Это и вызвало бурный приступ веселья.
– Привет, Танюша, - панибратски сказал Димка.
– Вот, конфетки Вам принес.
– Ну, ты просто умница, - быстро отреагировала Таня и чмокнула его в щеку. Мне показалось, что я смотрю фильм . Но это была еще первая серия. А во второй Таня поинтересовалась, сколько стоят конфетки.
– А Вы, Танюша, посмотрите, может быть, они вам не понравятся, - как то загадочно произнес Димка.
– Ну, с твоим вкусом, - со значительным видом произнесла она. В коробке оказались совсем не конфеты, а две нитки янтарного ожерелья.
– По 45 рублей за штуку, - сказал Димка. Я тут же взял сигарету и вышел в коридор. Раздраженный до предела, я все же пытался держать себя в руках. Так-так, значит, за моей спиной они договорились меня вывезти. Как багаж! Ну, ничего. Я им устрою. Завтра же позвоню родителям и заявлю, что Таня хочет увезти их внуков. Посмотрю, как она попляшет. В коридор вышел Димка.
– Баб, - сказал он.
– Ну, чего Вы расстроились?
– Не смей меня так называть!
– рявкнул я.
– Ну, хорошо. А как? Не Александром же Борисовичем?
– Называй меня Сашей, и можно на “ты”, - неизвестно зачем добавил я.
– Ну и чудесно, - согласился Димка и тут же заметил: - Знаешь, Саша, кончай валять дурака. Я даже растерялся от его амикошонства и спросил: - Это в каком смысле?
– Да в прямом!
– буркнул Димка.
– Ни черта нам здесь не светит. Ни в моральном, ни в материальном плане. Ты вообще можешь себе уяснить ситуацию? Не зарываясь, как страус в свои яйца, а реально. Оглянись по сторонам. Пройдет год - и ты останешься один. Ну, не год, так два, три - и ты будешь локти кусать.
– Кому?
– спросил я мрачно.
– Да не мне, - усмехнулся он.
– Мои локти уже будут далеко.
– Хватит болтать, на работе завтра поговорим.
– На какой работе?
– переспросил Димка.
– Я же сказал, что уже не ваш подчиненный. Вернее, не твой. Когда ты ушел, я заявление подал, и Коля наложил резолюцию. Это, правда, мне стоило бутылки, но стоило. Так что нет больше в отделе Димки. Гуд бай, аривидерчи, все,- добавил он.
– Я ушел. Потом поговорим. У меня теперь времени вагон и маленькая тележка.

– Интересно, - спросил я Таню.
– Где ты взяла деньги на янтарь? Это во-первых. Во-вторых, на это идиотское ружье и всякое такое прочее. И где логика - сначала дарить янтарь, а потом его покупать. Я тебя предупреждал, что там, - я сделал паузу, - мне делать нечего. А завтра я позвоню твоим и своим родителям и скажу, что ты хочешь увезти их внуков. Вот так.
– Ты знаешь, - спокойно заметила Таня.
– Все твои беды от того, что ты слушаешь самого себя и вообще не желаешь слушать других. Вот, например, ты задал мне вопрос: откуда у меня деньги. Ну и дождался бы ответа. Так нет - все мелешь и мелешь. А деньги мне, между прочим, дали твои родители. Кстати, теперь можешь пойти и посмотреть на себя в зеркало. Представляю удовольствие, которое ты получишь от своей идиотской рожи. Разумеется, я не последовал ее дельному совету, так как легко сообразил, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Итак, на родителей все мои надежды отпали. Что же делать? Я даже не могу представить, как мне придется поменять весь свой жизненный уклад. Все, все, к чему я уже привык: к общей квартире, друзьям, к пулькам по пятницам - все это надо менять, менять на старости лет. Сорок лет, пожалуй, это не совсем старость, но все-таки… Да и языка я не знаю. По-английски объясниться не сумею. По-немецки считаю до десяти. Это не мало. И на большее пока… - Свинство все-таки, - сказал я громко.
– Представь ситуацию. Я.. Таня завизжала так, что я даже присел: - Замолчи! А представь мою ситуацию. “Я не могу, я не знаю, я не хочу”, - передразнила она меня.
– А обо мне ты подумал?! О Мишке? Об Оленьке? Ты - просто паршивый ин-ви- ди-ду-лист.. Захлебываясь в слезах, она не смогла выговорить это слово, но я как-то догадался.
– Ну, ладно, - сказал я примирительно.
– Успокойся. Давай сядем и поговорим.
– Не хочу я с тобой разговаривать!
– отрубила Таня и пошла плакать на кухню. Тяжело вздохнув, я присел на диван.
– Батя, - позвал меня Мишка из другой комнаты.
– Иди сюда. Я с тобой поговорю, раз мама не хочет. Он сидел на кровати и слушал песни Галича. Затем выключил магнитофон.
– Ну, давай, умничай, - согласился я.
– Ты вообще догадываешься о маминой ситуации на работе?
– он по-взрослому задал вопрос.
– А какая ситуация?
– развел я руками.
– Работает себе и работает. Все нормально.
– Ну-ну, - ухмыльнулся Мишка.
– Тебя, оказывается, вообще ничего не интересует. А то, что лаборатории зарезали тему, ты не знал? И Марк Григорьевич слег с инфарктом? Что сейчас зав.лабораторией Никонов Петр Иванович, а его заместитель - кто угодно, только не мама? Не знал? Молодец, батя. Приятно видеть человека, которого ничего не интересует и который так спокоен. Две лаборатории сливаются в одну, маму понижают в должности, а ты ничего об этом не знешь! Гениально! Сарказм так и пер из Мишки. Но я реагировал тупо, точнее, никак. Сидел себе спокойно и слушал его тираду. Тем более, что я действительно ничего об этом не знал.
– А ты слышал, что Нинку Гендельман из пионеров исключили на школьной линейке и она чуть из окна не выбросилась?
– продолжал информировать Мишка.
– Из пионерок, - поправил я автоматически.
– Какие это у вас пионеры в классе? Уже все комсомольцы.
– Не в нашем классе, а в Олином.
– Давай так, - сказал я Мишке.
– Все это я должен переварить, дай мне сроку хотя бы несколько дней. А после переговорим.
– К сожалению, я не думаю, чтобы ты нашел альтернативное решение, - задумчиво проговорил он.
– И могу тебе заметить: от тебя зависит многое, но не все. Это было сказано таким серьезным тоном, что мне стало не по себе.

Когда я утром пришел в свой отдел, то обнаружил, что все уже на местах и как-то напряжены. Все - это Лена и Витя Веленко. Олег Николаевич напряжен не был и просто-напросто сладко спал. Я ему позавидовал и решил не будить.
– Александр Борисович, - сказала Лена.
– Шеф просил Вас зайти к нему в кабинет. Там у него уже сидит наш новоиспеченный. Это просто ужас - такой жлоб с деревянной мордой, - и она грустно добавила: - Жалко мне всех нас. Я бодро вошел к шефу. Николай Иванович ходил по кабинету, а за его столом сидел Жлоб. Да, точнее не скажешь, подумалось мне. Тем не менее, Жлоб поднялся и протянул мне руку.
– Здравствуйте, Александр Борухович, - начал он.
– Моя фамилия Вусов. Имя-отчество - Степан Петрович. Очень рад с вами познакомиться.
– И я тоже, - вяло промямлил я.
– Николай, - сказал Степан Петрович.
– Ты разрешишь, я в твоем кабинете с полчаса побеседую с товарищем.
– Ради бога, - согласился Коля.
– Хоть пару часов.
– Ну и чудесно, - обрадовался мой будущий начальник.
– Очень тебе благодарен. Так-так, они уже на “ты”, хотя, возможно, односторонне. Пока они друг с другом переговаривались, я успел хорошо рассмотреть Вусова. Костюм слегка помят, дешевый и сидит мешковато. Галстук двадцатилетней давности. Но из-под стола выглядывали туфли, которые не вязались с общим видом, ибо стоили на толкучке не меньше 120 рублей. Да и часики, пожалуй.. Дорогой “Ориент”. Я удивленно посмотрел на этого Степана. Коля вышел, жалко улыбаясь. Я проводил его взглядом и резко повернулся к Жлобу. Он был приблизительно моим ровесником.
– Ну что, перейдем на “ты”, - начал он первым.
– Нам еще вместе работать. Хотя, судя по всему, недолго. Но это будет зависеть, разумеется, от тебя.Заранее предупреждаю: я - физиономист. Раскрою карты, хотя люблю играть втемную. У меня о тебе достаточно сведений, причем, самых положительных. Я не идиот собирать их из личных дел, просто у тебя неважно с памятью. А тем не менее, мы знакомы. Он сделал паузу и стал просто-напросто читать мои мысли.
– Значит, так. Я - карьерист, коммунист, умница и жлоб. Запомни: это - априори. Костюм и галстук - для общего фона. Шузы и котел - для души. Не могу же я во всем нашем дерьме ходить. Я сидел и молчал. Во-первых, я не мог вставить ни слова, а во-вторых, мне и не хотелось. Я поймал себя на мысли, что, кажется, он действительно умница. Спич его тем временем продолжался.
– А жлобствую я сознательно, потому что, как заметил ранее, я карьерист. И не собираюсь это от тебя скрывать. И не потому, что я успел тебя зауважать. Нет. Ты не принадлежишь к кругу моих близких друзей. А потому что я - реалист. Ты завтра, к примеру, ненароком встретишь Алика, случайно разговоришься и.. Тут он внезапно замолчал, упершись в меня взглядом. И я его узнал. А узнав, чуть не свалился со стула. Это был один из самых сильных игроков во все карточные игры. Нет, он не был, что называется, каталой, но играл блестяще. Мы с ним познакомились лет пятнадцать назад, когда я еще играл на очень высоком уровне, не то, что сейчас. Степан не блефовал, он в самом деле, как в картах, просчитал все варианты. Даже не выпустил случайной встречи с Аликом, с которым мы не виделись с десяток лет, но все может быть.
– Ну, вот, - удовлетворенно заметил Степан.
– Вижу, что вспомнил. Теперь вернемся к нашим баранам, то есть ко мне. Я не антисемит и не дурак. Меня не волнует, что будет делать наш отдел, кто где будет находиться.
– лишь бы все выдавалось вовремя и все было официально. Премии будут всем. Лично меня, - он опять ухмыльнулся, - деньги, как ты сам догадываешься, не волнуют. Коля скоро вылетит, но я постараюсь его куда-нибудь пристроить. Через пару месяцев я буду в этом кабинете. Этот вопрос решил не я, и Коля это знает. Тебе, конечно, Александр Борухович, начальником отдела не быть, но самое страшное, я знаю, кого пришлют. Поэтому и сказал тебе, что наша совместная работа зависит не от меня..
– А кого, интересно, пришлют?
– я нарушил молчание. Мне уже было все равно. Я понимал, что скоро станет очень хреново, и самое главное- уже ничего нельзя изменить.
– Пришлют, к сожалению, не законченного болвана, - продолжал Степан.
– Это для тебя было бы неплохо. А страшного демагога и антисемита. Я тебе гарантирую, что ни одного еврея здесь не останется. Самое смешное, что он сам - еврей, Исаак Израилевич Ревич. Вот так, - сказал он, радостно потирая руки.
– Он-то у меня попляшет. Но ты, к сожалению, попляшешь у него.
– Давай бухнем, что ли, - предложил я.
– Ну, нет. Я же тебе сказал, что делаю карьеру.
– ответил он.
– После работы - уполне. А в отведенное время для созидания социализма - ни грамма. И, кстати, скажи алкашу нашему, чтобы глупостей не натворил. Легонько так намекни. Чтобы не было эксцессов. Кстати, Дмитрий Запольский, могу тебя обрадовать, умней тебя оказался. Я даже не сделал попытки возмутиться, а просто спросил, как он дошел до такой гениальной мысли.
– А просто, - сказал Степан.
– Уволился, учит английский и не занимается строительством коммунизма.
– Откуда ты все это знаешь?
– полюбопытствовал я.
– А это я ему английский и преподаю. Ему и еще четырем гаврикам. Кстати, знаю еще и немецкий, - добавил он многозначительно.
– Так что, если понадобится, то с нашим удовольствием. Я вернулся обратно в отдел и сел за свой стол. Олег Николаевич уже проснулся и был злой, как черт. Витя что-то читал, а Лена красила ногти.
– Ну, что, как там Жлоб?
– спросила она почему-то шепотом. Я усмехнулся.
– Ребята, слушайте меня внимательно. Повторяться не буду. И вообще советую ни с кем ничего не обсуждать. Скажу одно: вам очень повезло со Степаном Петровичем, ясно? И забыли. А тебе, Олег Николаевич, я разъясню отдельно. Тут же у всех улучшилось настроение - много ли людям надо. За исключением, конечно меня, но это было естественно. В обед заявился Димка.
– Ну, как дела?
– спросил он бодро, не ожидая ответа.
– А ну-ка, давай выйдем, Дмитрий Александрович, - сказал я выпихивая его в коридор. — Что же ты, скотина, не сказал, кто будет начальником?
– зловеще прошептал я.
– Ну, знал, - опешил Димка.
– Но я не думал, что вы знакомы. А что?
– А то, - начал я умно, не зная, как продолжить.
– Александр Борисович, я же Вам ничего плохого не говорил, - Димка уже забыл, что мы с ним договорились перейти на “ты”.
– Значит, английский изучаешь?
– спросил я с сарказмом. Ничего лучшего я спросить не мог.
– Йес, - гордо ответил он и еще что-то добавил, но я не понял. И он сказал доступнее для меня: - Хотите - верьте, хотите - нет, но там в основном говорят на английском.
– А о чем ты хотел со мной поговорить?
– Да, понимаете, - Димка чуть замялся.
– Таня говорила, что у вас мало денег. А я знаю одного человека. Он может одолжить один к пяти.
– Что один к пяти?
– не понял я. Тут Димка, видимо, вспомнил, что мы с ним были на “ты” и ошарашенно посмотрел на меня.
– Саша, -спросил он тихо.
– Ты что, притворяешься или издеваешься? Или считаешь меня полным идиотом?
– Да ни черта я не знаю, - ответил я невесело.
– Тогда возьми отпуск на пару дней, - предложил он и добавил: - Поверь мне, если б я тебя не уважал, то послал бы куда подальше. А так готов убить на тебя пару дней, может, вылезешь из своего панциря.
– А откуда ты Таню так хорошо знаешь?
– Да не знаю я ее хорошо, - удивился Димка.
– Видел пару раз, когда она к тебе на работу приходила. И тогда, у Беллы с Изей..
– А ты разве был у них на проводах? Что-то я тебя не припомню.
– Да когда я пришел, ты вообще мало что помнил. А Татьяна твоя красивая.
– добавил он завистливо.
– Ну, что, берешь отпуск?
– Беру, - сказал я резко. Однако сразу отпуск взять не удалось. Степан тут же заартачился. Сказал, что пока он не войдет в курс дела, а это продлится как минимум две недели, отпуск он не разрешит. Эти пара недель проскочили без особых приключений, если не считать подачи заявления Попова. Моисей Ефимович Попов решил уматывать. Это всех обрадовало. Он даже не был завистником, а просто склочником, который заваливал начальство анонимками. Ума, видать, он был небольшого и, чтобы подстраховаться, написал анонимку на себя, обвиняя себя в связи с калькировщицей - весьма симпатичной особой. Николай Иванович, кажется, впервые за все время, дал ход делу и устроил общее собрание, на котором присутствовала русская жена Попова, одолжившая ему свою фамилию. Шеф успел подготовить калькировщицу, и та при всех заявила, что беременна. Моисей Ефимович был бит женой прямо на собрании. Но это была уже другая история. А чего он решил уезжать, я понять не могу, да и не очень-то хотелось. Через пару недель, без всяких напоминаний, Степан дал мне отпуск. Причем, тут же приехал Димка. Так что я всерьез стал подумывать о заговоре против меня.
– С завтрашнего дня поездим по Киеву, - тут же бодро заявил Димка.
– Поездим, поездим.
– пробурчал я.
– А куда?
– Завтра увидишь, - загадочно протянул Димка. Жена все эти дни ходила радостная. Мишка относился ко мне с таким вниманием, что однажды даже принес мне тапочки. Все были почему-то в восторге от моего недельного отпуска. Я даже стал подозревать в этом Димку, но Таня заявила, что понятия не имеет, о чем я говорю. Все началось с понедельника. С утра я вознамерился выспаться хотя бы до десяти, но в восемь заявился Димка.
– Ты чего это в такую рань?
– возмутился я.
– Нечего терять драгоценное время, - заявил он.
– Поехали. Я попытался сопротивляться, но он обладал железной хваткой и, осознав это, я уныло стал собираться. Захватив 25 рублей, оставленных Таней, мы вывалились из квартиры. — Есть хочу, - жалобно заканючил я.
– Позже, все позже, - нагло ответил Димка и потащил меня к машине, стоящей у дома.
– Познакомься, - заявил он, усаживаясь.
– Это человек, о котором я тебе говорил. Разумеется, я не понял, к кому относилась эта расплывчатая фраза. То ли ко мне, то ли к хозяину машины. Впрочем, он тоже не понял, и так мы представились.
– Вот и получилось, - сказал мой новый знакомый, продолжая разговор, начатый с Димой, - что теперь я нищий.
– Ну, уж, так прямо и нищий, - недоверчиво протянул Димка.
– Нет-нет, - горестно замотал головой чудак, - именно нищий. Мне показалось, что он этим упивается, но я на всякий случай промолчал. Как выяснилось, он что-то учудил с каким-то большим бриллиантом. То ли он его съел, то ли его шурин, так я и не выяснил. Я только понял одно: там, где его ждали, по необъяснимым причинам его не оказалось. Сначала я думал, что шурина, потом понял, что бриллианта. Меня страшно заинтересовали подробности, но они с Димкой от меня отмахнулись и я остался в неведении.
– Приехали, - сказал хозяин машины, имя которого я уже успел позабыть. Димка сунул ему червонец, и мы вышли.
– Большая сволочь, - заметил он и тут же добавил: - Но хороший человек. И к тому же богатый.
– Да он только что распинался, что нищий.
– возразил я.
– Ну и псих же ты, Александр Борисович. Это же тот тип, который может одолжить деньги один к пяти, - возмутился Димка.
– Он тебе дает пять тысяч рублей, а ты ему там отдаешь тысячу долларов.
– Откуда же я там возьму целую тысячу долларов?
– перепугался я. И тут же сообразил, что не сказал главное: мне вообще не нужны никакие деньги, поскольку я никуда не собираюсь! Я еще подумал про себя, мол, сколько можно быть тряпкой, ведь они тобой вертят, как хотят.
– Да брось ты, - опять отмахнулся Димка.
– Возьмешь, еще и не одну тысячу возьмешь. Я вчера из Чикаго письмо получил, от Давида. Так ты знаешь, сколько он получает?
– А Голиаф сколько?
– неудачно пошутил я, да так, что сильно разозлил Димку.
– Послушай, Александр Борисович, - он почему то перешел на шепот.
– Я не только о вашей семье забочусь, а прежде всего о себе. С твоим профессиональным уровнем ты через пару лет сможешь заиметь собственную фирму, в которой я у тебя смогу работать. Считай, я сейчас трачу время на тебя с расчетом на будущее. А ты тут еще шутишь. Так вот. Давид получает 32 тысячи в год. А ему до тебя, как мне до него.
– А я тебя не возьму к себе, - в пику Димке произнес я шепотом и тоже зло.
– Ага, вот этого я и добиваюсь, - нелогично заключил он.
– Лучше посмотри туда. Толпа, которую я увидел, напоминала мне болельщиков киевского “Динамо” после выигранного матча, а может быть, и после проигранного. Народу была тьма-тьмущая, так что я чуть не присел от удивления.
– Что это?
– спросил я у Димки.
– Объясняю, - он уже говорил спокойно.
– Это - ОВИР Днепровского района.
– И ч-что, - как то неуверенно спросил я.
– Здесь все евреи?
– Ну почему же? Украинцы тоже есть. И русские попадаются. Но в основном - да.
– Он взял меня за руку.
– Идем, я тебя познакомлю тут кое с кем. Я поперся за ним, сам не зная, зачем. Мне подумалось, что с самолета это столпотворение выглядит, как муравейник. Хождение в народ заняло у Димки минут двадцать, пока он разыскал того, кого собирался. Как это он умудрился сделать, мне было непонятно, потому что через пять минут постоянного толкания потерял всякую способность что-либо соображать. Димка познакомил меня с Марком Абрамовичем (причем, это была фамилия, а не отчество), который почему-то мне обрадовался, как родному. Он оказался кандидатом физико-математических наук. Математик пер из него на каждом слове: “я подсчитал, я вычислил”, и в том же духе. По его подсчетам выходило, что евреев будут бить через восемь месяцев, а вычислил он, что стоять в ОВИРовской очереди надо года два. Совместить это он никак не мог, и очень при этом мучился. На мой вопрос, какого числа нас будут бить через восемь месяцев, ответить наотрез отказался. Я начал его успокаивать, разумно предположив, что, может быть, в последних числах месяца. Тогда получается не восемь, а целых девять месяцев, а это уже кое-что. Толпа производила тягостное впечатление. Не может быть, чтобы они все были идиотами. А если нет, тогда выходит, что идиотом оказывался только я. Хорошенькое дельце! В толпе все время шастали подозрительные типы. Один попытался вмешаться в разговор, когда все заговорили, как нас “режут” на работе, и стал давать невразумительные советы. Димка в грубой форме попросил его отвалить. Я решил пока помалкивать, ко всему прислушиваться. Конечно, мне это не очень удавалось, но толкотню я все же сносил терпеливо.
– Ну, что, - наконец спросил я с надеждой Димку, - еще немного погуляем и пойдем?
– Слушай, Александр Борисович, - удивленно заметил он.
– Я ведь все это для тебя делаю. Смотри, люди и поумней нас уезжают.
– Вот, спасибо, что дотянул меня до своего уровня.
– А ты без своего сарказма не можешь.
– он опять начинал злиться.
– Да оглянись вокруг, посмотри, что делается. А, впрочем, - он махнул рукой.
– Пошли отсюда. Мы с трудом выбрались, и тут я обнаружил, что у меня вытащили в толпе список с продуктами и деньги.
– Ну, деньги - я понимаю, - сказал я.
– но зачем им список продуктов понадобился. Жаль, - добавил я уныло, - что не написал адреса на бумажке. Они бы прямо домой привезли. Димка взял такси и повез меня домой. Всю дорогу он почему-то молчал. Высадив около дома, махнул рукой и уехал.
– Потерял я денежки, - сказал я Тане горестно.
– Вместе со списком и нервами.
– Ну, положим, в первое и во второе я верю, - спокойно отреагировала она.
– Но насчет нервов - это ты врешь. Их у тебя просто нет. Тебя же ничего не волнует. ” Ну, все, - подумал я.
– завела пластинку.” На следующий день Димка не приехал. Я провалялся весь день на диване в полудреме. Но, тем не менее, отдохнул неплохо. А в среду зачем-то поперся на работу. Там не было ничего интересного, за исключением случая с Семеном из сметного отдела. Я Сему страшно уважал. Все свои неприятности он переносил стоически. Были, правда, у него две слабости. Во-первых, он страшно боялся всякой техники. Так, простая скороварка вызывала у него шок. О таких сложных вещах, как утюг с регулятором температуры я уж не говорю. А во-вторых, он страстно любил ездить в командировки. Скорее всего, из-за возможности сэкономить на суточных пару рублей. Трудягой Сема был удивительным. Я, помню, просидел в их отделе часа четыре, все время болтая с Женечкой - красивенькой такой девочкой. Так он все это время вертел своим арифмометром. Я просто умилялся. В день моего отпуска Сеня отправился в очередную командировку с начальниками двух отделов в Москву. В какой гостинице они остановились - не знаю. Но комнату получили с огромным трудом. Причем в люксе. Едва завалившись туда в полчетвертого утра, они увидели там спящего грузина. На два места у них было четыре человека. Один уже, слава Богу, спал. А наши располжились на диване, кровати и раскладушке. Сене достался диван. Что произошло дальше, я узнал от Олега Николаевича, который, рассказывая об этом мне, был, как ни странно, абсолютно трезв. Собственно говоря, о случае в гостинице уже знал весь институт. Что эти умники съели днем - история умалчивает. Но все трое маялись животами. Было уже около четырех утра. По своей природной скромности, Семен пошел в туалет последним, и, судя по рассказам, ели добежал. На его несчастье, в туалете было биде. Что ударило в голову Сене, неизвестно. Назначение самого биде тоже ему оказалось незнакомым. Шансов не бывает 50 на 50, во всяком случае, для Семена, который использовал, вероятно, по какой-то своей внутренней интуиции это биде не совсем по его прямому назначению. Это бы еще куда ни шло, но его природное любопытство взяло верх и при слитии воды он решил туда заглянуть. Уходили они в четыре тридцать. Причем все трое заявили кастелянше, что грузин там натворил нехорошие вещи. И больше находится с ним в одном номере они не намерены. Все это было рассказано по телефону из Москвы, неоднократно прерывалось истерическим хохотом и клятвенным обещанием не включать разговор в отчет по командировке.
– Ну, так вот, - заключил Олег.
– Значит, и этот уедет. Жаль, хороший парень, хоть и непьющий.
– А ему-то чего уезжать?
– удивился я.
– Так ведь засмеют, - просто заметил он.
– Весь город знать будет.
– Ну, это ты уже утрируешь. Не весь.
– Посмотрим, - меланхолично промолвил трезвый Олег Николаевич и отправился курить. Я покрутился еще минут десять в отделе и заглянул к Степану. У него в кабинете никого не было.
– Ну, чего приперся? Дома не сидится, что ли?
– спросил Вусов.
– Да черт его знает, - пожал я плечами.
– Все что-то не так.
– Нет, Саша, все будет так, - заметил он спокойно.
– Не скоро, но будет. А ты, давай, сваливай. Сейчас ко мне ба-альшое начальство заявится. Придется нарушить закон и выпить на работе. Так что, бывай… По дороге домой увидал очередь и решил на всякий пожарный встать. Оказалось, что давали яйца. Четверть часа простоял, скучая. А потом послышалась весьма своеобразная ругань и я заинтересовался. Дело было в том, что продавщица положила покупательнице битые яйца. И та, и другая были очень деревенскими бабами, но ругались удивительно по-городскому.
– Ехай в свой Зраиль, - кричала одна, - и там обманывай усех!
– Сама езжай в свой Израиль, - орала другая на более русском языке. Они, видимо, были уверены, что страшно оскорбляют друг дружку. Минуты три я послушал эту ругань, постепенно сходившую на убыль и становившуюся все более вялой, а потом сказал мужику, стоящему сзади: - Мне место не держи. Я ухожу.
– Чего это вдруг?- спросил мужик.
– Да просто не хочу иметь дела с жидовками. Ну, а на самом деле мне хотелось дать какому-нибудь жлобу в морду. Весьма опасное для меня состояние! Димка так больше и не появлялся. До конца недели я тихо пролежал на диване, перечитывая Чехова. Все было лень. За это время ничего интересного не случилось. Разве что Таня, разговаривая по телефону о кораллах, выдала классику. Выясняя хотя бы приблизительно цену на них, она заявила: - Ну, если это дорого, то мне и даром не надо. Что такого она сморозила, Таня, наверное, и сама не поняла, а я свалился с дивана, корчась от дикого приступа смеха. Кстати о диване. Зная мою страстную привычку к чтению на диване, Левка на наш с Таней 15-летний юбилей написал стихи на мотив песенки из “Гусарской баллады”: Он лежа с книжкой на диване. А это, верьте мне, не каждому дано, Сумел жениться на Татьяне Давным-давно, давным-давно, давным-давно..*

*Стишок написан моим другом Иосифом Фельдманом.

В понедельник в полдевятого я заглянул к Степану. Он махнул мне рукой, не переставая разговаривать по телефону. Я махнул ему в ответ, и поплелся в свой отдел. За бывшим столом Бориса Ефимовича, а ныне Елениным, сидел какой-то тип лет пятидесяти пяти с уродливыми усиками и лысиной. “Наверное, у него страшно противный голос”, - подумал я. Однако тип поздоровался, и очень даже приятным голосом.
– Рад вас видеть, Александр Борисович. Моя фамилия - Ревич, - добавил он улыбаясь.
– Я назначен начальником вашего отдела.
– Ну, - спокойно заметил я, - в этом я сомневаюсь. Вы - начальник своего отдела, а не моего.
– Да, да, - заторопился Ревич.
– Вы абсолютно правы. Именно моего. Так что, пожалуйста, введите меня в курс дела.
– Рад бы душой, но вот отсутствовал неделю. Так что все узнаете у товарища Беленко. А как ваше имя-отчество?
– полюбопытствовал я. Ревич как-то подозрительно огляделся вокруг.
– Иван Иванович.
– А-а, так я и догадался, - сыронизировал я. Ревич вспыхнул.
– А что, вам не нравится имя Иван?
– Отчего ж, - сказал я.
– Прекрасное имя. Сказочное. И былинное.. Таким именем можно гордиться… Мне хотелось еще немного поюродствовать, но я передумал. А в перерыве Ревич решил собрать совещание отдела. Все тут же воспротивились. Олег придумал, что должен встретиться с женой. Беленко заявил, что не может собираться так спонтанно, так как у него, увы, запланирован важный визит. Ревич настаивал, собираясь, видно, проявить власть. “Да, ума у него - палата, - подумал я.
– Попросил бы меня, и все бы просто образовалось.” Собрание он провел после перерыва, и весь его смысл, то есть, собрания, состоял в глубочайшей мысли, что, оказывается, нужно беречь народную копейку.
– Да, копейка тоже денег стоит, - произнес я что-то из Татьяниных изречений, в упор смотря на Ревича.
– Это Вы?
– спросил он, внимательно вглядываясь в меня.
– Да нет, жена, знаете ли, жена, - скромно ответил я.
– Как хорошо сказано. Надо запомнить, - пробормотал Ревич, и я навсегда утвердился в том, что он абсолютный идиот. Ночью разболелся зуб. Я даже не мог понять, какой именно, потому что болела вся сторона. Минут пятнадцать я цыкал и отплевывался. После этого встал и принял пирамидон. Попытался читать Стругацких, но тут стала роптать Татьяна. И все равно я не мог сосредоточиться. Вернее, сосредоточиться-то я мог, но только на зубе. Пирамидон не помогал, я представил, что завтра надо идти к врачу, и от этой мысли меня прошиб холодный пот: я страшно боялся зубных врачей. К обычной боли относился по-философски, а вот к зубной… Пальцем стал ковырять в зубе, думая, что полегчает. Легче не стало вовсе, зато схватило живот. Благо, ночью никакой очереди не было, и я добросовестно проторчал двадцать минут в туалете. Приплелся в комнату и, абсолютно измочаленный, забылся часа на два. Проснулся уже под утро. Зуб болел уже не так сильно, но живот… Приняв очередную таблетку пирамидона и кое-как пререкусив, помчался на работу. Помчался, потому что мой живот не давал полной уверенности не только в завтрашнем дне, но не гарантировал спокойствия даже на ближайшие пять минут. Весь день прошел, как в тумане. Зубная боль, пирамидон, туалет - это был какой-то замкнутый круг.
– Куда это Вы все бегаете?
– с подозрением покосился на меня Ревич.
– Да вот, с Анатолием Дмитриевичем не могу договориться на счет преферанса, - заметил я, убегая в очередной раз. Правда, я успел заметить совершенно обалдевшее и прекошенное лицо Ивана Ивановича. Дело в том, что названный мной Анатолий Дмитриевич был начальником Главка. Домой я уже не вошел, а вполз. Таня задумчиво перебирала коробку с порошками.
– Просто какая-то мистика, - удивлялась она.
– Я только вчера купила пачку пургена и положила в коробку. Интересно, куда она могла исчезнуть?.. — Ох, Таня, - горестно произнес я.
– Мне сейчас не до пургена. Мне бы бесалол… Но тут мне что-то ударило в голову. — Что? Что, ты говоришь, исчезло? Пурген? В принципе, он исчез не весь, так как одна таблетка еще оставалась в пачке.
– Я его еле достала, - грустно сказала Таня и заметила мне с укором: - Его сейчас нет нигде в аптеках. А ты взял и съел.
– Ну да, - заявил я злорадно.
– Еще купишь, я еще съем.
– Зачем?
– А вкусно, - сказал я, уходя в туалет и думая о том, что все женщины такие дуры. К врачу, все же, мне пришлось пойти, в свою районную поликлинику. Спросил в регистратуре, когда принимает Марк Семенович. Мимо проходила заврегистратурой, моя соседка с нижнего этажа.
– А-а, Александр Борисович, - обрадовалась она.
– С чем к нам пожаловали?
– Да вот, к Марку Семеновичу пришел, зуб болит.
– К нему теперь не приходить, а лететь надо. Он принимает. Но только в Балтиморе. Так что ты иди-ка ты лучше к Федоренко, пока он здесь, - посоветовала она.
– Ваня не хуже Марка.
– Что Вы имеете в виду под словом “пока”?
– весьма удивился я.
– Иван-то куда денется? Конечно, особой любви к дантистам я не испытывал, но наших знал всех хорошо.
– Так ему Марк уже вызов прислал, - развела руками соседка.
– Они же дружили. Вот теперь он бегает везде, доказывает, что дед у него - еврей.
– А что, - заинтересовался я, - у него действительно дед был еврей?
– Ладно, Александр, не сходи с ума. Какой там еврей, - улыбнулась она.
– Ну, что, будешь записываться к Федоренко?
– Давайте, - махнул я рукой.
– Какая теперь разница, к какому еврею идти. Вы знаете, Розалия Абрамовна, - спросил я ее, ища сочувствия, - Вчера я почти всю пачку пургена слопал… - А-а, значит, и ты перепутал пачки. Это уже четвертый случай, - усмехнулась Розалия Абрамовна.
– Они выпустили очень похожие упаковки. Вчера приходил какой-то профессор и страшно ругался. Он съел всю пачку и вынужден был отменить лекции.. Соседка ушла, а я утвердился в мысли, что все-таки не кретин. Даже отечественная профессура ест пурген. У Вани Федоренко были действительно золотые руки, что там Марк.
– Ты-то куда мотаешь?
– спросил я его доверительно.
– Что там делать будешь? Помнишь, у Высоцкого: “Где на всех зубов найти”?
– Брось ты. Я тебе не психиатр, - отрезал Ваня.
– Слушай, ведь ты на еврейке женат?
– Еще какой!
– Так давай махнемся женами!
– на полном серьезе предложил он.
– С доплатой?
– поинтересовался я.
– Ну, не сходи с ума. Временно.
– успокоил он меня.
– Нет уж, я к женщинам привыкаю.
– Тогда закрой рот, - сказал он.
– Вернее, открой.. Я открыл, и через пять минут остался без зуба. Боль прошла, как не бывало. Ай да Ваня, ну как теперь без него?! На работу уже не пошел. Сунулся к Яшке на участок. У входа встретил перепуганного Игоря - бригадира с участка.
– ОБХСС у нас сидит.
– только и прошептал он.
– Не ходи туда.
– А что, хотелось бы посмотреть.
– Чего смотреть-то?
– удивился Игорь.
– Да ОБХСС же сидит, - попытался пошутить я, но Игорь на меня так взглянул, что я не стал развивать свою мысль.
– Саша, - сказал Игорь, - хреново. Мне ОБХССник сказал: “Это только начало”. “Вот вот.
– подумалось мне по дороге домой.
– Яшка-то, видно влип. А я еще и Колю подставил, удружил, называется.” Но, как оказалось впоследствии, Яшка действительно влип, а на Колю вообще не обратили никакого внимания, не успев ничего инкриминировать. А, может, решили пока подождать. Все это я узнал от самого Коли вечером. Пришел он, страшно ругаясь.
– Тебе днем с огнем не дозвониться!
– орал он. Оказывается, кто-то умный из наших снял трубку, но обратно не повесил. Вот так она и пролежала целый день сверху на аппарате.
– И что теперь будет?
– спросил я его.
– А я знаю?
– развел руками Коля.
– Понимаешь, в Управлении все перепуганы. Главный инженер просил, чтобы я временно принял дела. А я еще не во всем разобрался.
– Ну, не беда, - я похлопал его по плечу.
– Ты мужик грамотный. А вот что с Яшкой будет?
– Пока дал подписку о невыезде..
– Вот это идея!
– закричал я.
– Скажу я Тане, что тоже дал подписку о невыезде. Шутка моя опять не прошла. Впрочем, Коля сейчас больше волновался о самом себе. “Ну-ну, - подумал я.
– Какая же ты скотина. Все о себе, о себе..” Хотя, как говорит Таня, “ты о себе тоже больше думаешь, чем о других”. Вот мы с Колей из той же когорты.. Это произошло внезапно. Как болезнь. У меня что-то сломалось. Исчез юмор. Шутки перестали смешить. Ну, не все. Экстраординарные еще могли расшевелить. Но сам чувствовал, что как-то поскучнел. Даже Лена заметила.
– Слушайте, Александр Борисович, - сказала она, когда в отделе никого не было.
– Что с Вами происходит?
– А в чем дело, Елена Прекрасная?
– спросил я.
– Что Вы имеете в виду? — Да вот, - сказала Лена, - раньше мне было то жарко, то холодно. А теперь одна и та же температура. — То есть, как это?
– удивился я.
– А Вы меня раньше по нескольку раз в день раздевали взглядом. А сейчас все так стабильно, что мне даже не нравится. Я приободрился.
– Видите ли, Леночка.
– сказал я, - к хорошенькой легко привыкаешь. Дальше поговорить не пришлось. Заявился алкаш.
– Баб, - сказал он(они уже в открытую называли меня Бабом), -новость.
– Ну, - сказал я, - давай. Но если опять о правительстве - лучше заткнись.
– Да плевать мне на правительство, - заорал он.
– Я их в гробу всех видал. Я, может… - Хорош, - крикнул я.
– Не заводись. Нормальным языком излагай новость.
– Значит, так.
– сказал Олег.
– Этот ваш Иван подписал договор с радиозаводом на проектирование нового здания. Вот.
– Не договор, а договор, - спокойно сказал я.
– Русскую языку надо знать. Да и мне что с того? Будет работа - будет прогрессивка.
– Александр, - сказал Олег, глядя на меня трезвыми глазами.
– Ты что, ухи объелся?!
– И отчеканил.
– Радиозавод - это допуск по первой категории. Будешь подписывать подписку.
– Ну, ты даешь выражения, - сказал я, чтобы что-то сказать.
– Подумаешь, подпишу.
– Ну и подписывай, если Вы дурак, - грубо сказал Олег.
– Мне-то что. Я - заложник. А тебе - жить да жить.
– Олег, - сказал я тихо.
– А скажи, ты бы на моем месте не подписывал?
– На твоем месте меня бы уже не было на этом месте давно. — Ага, - сказал я, - понял. И быстро вышел из комнаты. Минут пять я стоял и курил. Потом подошел к колиной двери и рванул ее на себя. У Степана в подобострастной позе стоял мой шеф.
– Исаак Израилевич, - сказал я.
– Выйди вон.
– Что вы сказали?
– изумился шеф.
– Я сказал: выйди вон на десять минут.
– Иван Иванович, - спокойно сказал Степан.
– Выйдите, пожалуйста, минут на десять. Ошалевший Иван вышел, тихонько прикрыв дверь.
– Степан, - сказал я.
– Мне нужна справка на выезд в Израиль. И я пишу заявление на увольнение.
– За справкой иди в кадры, - сказал Степан спокойно.
– А две недели отработаешь. Пиши заявление.
– И добавил негромко.
– Хочешь по сто грамм? Я вернулся в шесть тридцать. А Таня была уже дома.
– Саша, - спросила она испуганно.
– Что у тебя за вид? Ты что, пьяный?
– Нет, Танюша, - сказал я.
– Я ужасно трезвый. Я подал заявление на увольнение.
– Саша, - сказала Таня, - Саша… - и заплакала. Не очень необходимое добавление. Мы с Таней подали документы и через 4 месяца получили разрешение на выезд. Димка неожиданно женился на Ленке и ее отец устроил его на какую-то хорошую должность. Какую - забыл. А Коля-летчик действительно женился на Фирке. И они действительно подали документы на выезд, но их никуда не выпустили. Лева с сыном выехали на два месяца позже нас. Дора и Коля довольны жизнью. Коля работает начальником участка и приворовывает приличные деньги. А Яшка сел на семь лет. Быт Олега Николаевича не изменился. Продолжает потреблять спиртное в хороших дозах. Вот и все. Да. Деньги нам одалживать не пришлось. Даже не знаю, как, но выкрутились. И еще. Ваня Федоренко живет в двадцати минутах от меня. Тоже жидом оказался.

ИРОНИЧЕСКИЙ ГОРОСКОП

ОВЕН (21 марта - 20 апреля)

Все, кто родился в это время - Овены. В принципе, правильное название - “Макровейв-Овен”. Но наши далекие предки, различая знаки Зодиака, еще не знали макровейев. Неудивительно, что все они вымерли. Овены! Не начинайте новых дел во вторник. Это не значит, что их надо начинать в другие дни недели. Но во вторник это особенно опасно. Можете спокойно ехать в командировку, если вы - особь мужского пола. Если же вы - представительница слабого, то у вас может возникнуть небольшой роман. Особенно, если ваш спутник - тоже Овен, и в это время находится в командировке. Тем, у кого вставные зубы, советуем отдать их в ремонт. Хорошие дни: 3, 7, туз (11) Нехорошие: 5, 19, перебор (22)

ТЕЛЕЦ (21 апреля - 22 мая)

Ни в коем случае не ходите к зубному врачу. Превозмогайте боль, принимайте таблетки, но к врачу - ни ногой. В продвижении по службе вам может помочь неожиданное происшествие с вашим непосредственным начальником. Поэтому советуем вам есть побольше бананов, незаметно разбрасывая шкурки около стола вашего шефа. Дальние поездки могут сложиться весьма благоприятно, если вы не забудете дома билет. Однако мы не советуем летать самолетом, ездить поездом, автобусом или машиной. Для Тельцов это - особенно опасно. Если вы кому-то должны - не вздумайте отдавать долг. Это может привести к нежелательному конфликту. На ночь полезно решить парочку легких задачек. Хорошие дни: 22, 32, 42 Нехорошие дни: 22+1, 32+2, 42+3

БЛИЗНЕЦЫ (23 мая - 21 июня)

Если вас угораздило родиться под этим знаком - живите. Назад пути нет. Но учтите, что это был не лучший выбор, особенно на этот месяц. Разберите свои бумаги. Возможно, среди них найдутся хотя бы небольшие деньги. Не забудьте о проблемах со здоровьем. К врачу следует обратиться немедленно, особенно при ощущении прилива сил и бодрости. Два-три визита - и вы избавитесь от этой иллюзии. Время приобретения недвижимости: советуем взять из дома престарелых старика или старуху, которые почти не двигаются. Хорошие дни: нет вообще Нехорошие: все остальные