Я посажу тебя в клетку
Шрифт:
Ермаков переслал сообщение о вызове к директору школы и короткую приписку: «Зайди».
Что значит «зайди»? И что я там делать буду? Твою мать!
Я так нервничала пока шла по коридорам школы к кабинету директора, что даже ладони вспотели. Глеб отказался меня сопровождать, коротко бросив, что будет прикрывать отходы. Какие отходы он собирался прикрывать я уточнять не стала, потому что меня перехватила Алина.
– Второй раз! Она уже второй раз из-за него попадает!
Собственно, из болтовни Алины я поняла, что
Я вошла в кабинет и сразу бросилась к рыдающей Даше.
– Ты что? Не плачь, все же хорошо! Ты жива – это главное!
– Говоришь прям как Русик, - похвалила меня Алина, снисходительно похлопав по плечу, пока я вытирала зареванное лицо её сестры платочком.
– Вы кто? А где Руслан Александрович?
Я еще не повернулась лицом к говорившей, но уже ненавидела эту стервозную крысу, умудрившуюся тоном и интонацией выдать себя с головой: и свой интерес к моему зверю, и непримиримость к соперницам.
Ну это мы еще посмотрим, кто из нас грознее. Надеюсь только, Рус её не трахал.
– Это невеста нашего папы, - вдруг встряла Алина, переиграв даже мое смелое заявление, что я его любовница.
«Дай пять», - на автомате подумала я и протянула ей открытую ладонь, по которой она сразу шлёпнула и подмигнула. Даже Даша прекратила реветь и встала рядом, доверчиво прижавшись ко мне.
– Вот ка-а-ак, - протянула директриса, хватая телефон и вертя его в руках, словно не зная, куда пристроить. Это выдавало ее растерянность с головой. А я пошла в наступление.
– Вы вызывали родителей. Могу я узнать причину? Неужели наши девочки доставляют так много проблем, что мы будем видеться с вами каждую неделю?
– Это вряд ли. Как только вы разберетесь с родителями пострадавшего мальчика, проблемы исчезнут.
Даша вздрогнула, а я посильнее обняла ее и прижала к себе.
– И что с тем сопля… мальчиком?
– Она побила его, - задрав нос заявила директриса. – Родители написали заявление. Пока на моё имя, надеясь, что я смогу уладить этот вопрос. Но думаю, вам лучше между собой его уладить или разбираться в детской комнате полиции.
Шах и мат? Вряд ли Руслан мне простит, если всё закончится в полиции.
– Юль, я не хотела, - Даша подняла на меня заплаканные глаза. – Он обозвал меня уродиной и еще обозвал…
– Он слепой?
– Нет, - вмешалась Алина, - он дебил.
– Как еще он тебя обозвал?
Даша спрятала глаза.
– Ну же?
– Он сказал, что она выродок убийцы, - тихо пробормотала Алина, так же как и сестра, пряча глаза.
Меня аж перетряхнуло.
– А как, интересно, конфиденциальная информация о личной жизни семьи стала известна мальчику? – посмотрела я в сторону директрисы.
Она заметно побледнела, нервно дернула плечом.
– Мало ли о чем дети болтают, откуда я могу знать, кто и кому сказал?
– Очень хорошо, -
Мой настрой напугал директрису, та моментально надиктовала мне адрес и как зовут отца и мать семейства.
– Отлично. Они мне ответят за оскорбление личности и вмешательство в частную жизнь, а вы – за разглашение личной охраняемой информации.
– Как?.. Но я им не говорила...
– Зато мне предоставили данные об этой семье. А уж у кого они узнали про нас – расскажут сами. Кстати, я юрист по образованию. И просто так вам травлю моих девочек не спущу!
На этом я взяла ошарашенных Дашу и Алину за руку и вышла из кабинета.
Глава 14. Дети – это цветы
Хорошее настроение, заданное утренней разминкой с козой, закончилось в кабинете адвоката.
– Что значит «долгая процедура»? Я понимаю, что со всеми вашими юридическими проволочками, это займет месяц. Месяц – не проблема.
– В вашем случае, дольше. И, возможно, будут предпосылки к отказу в удочерении.
– С какого хера?
– Руслан Александрович, вы должны понимать, что в нашей стране отдать двух несовершеннолетних девочек взрослому одинокому мужчине…
– Я родственник.
– Дальний, - мягко остановил меня адвокат. – И многие могут углядеть в этом скрытый инцест и педофилию.
– Вы в своем уме?! – я заскрежетал зубами. – То есть, отдать их убийце, на их глазах вспоровший живот их матери и выбросивший из окна, это благоразумно?! Грёбанное правосудие выпустило его на год раньше – это милосердие? Я урою ублюдка, но не подпущу его к детям!
– Тише. Злитесь не на меня, я хочу помочь. Хочу предусмотреть все варианты развития событий. Вот вы говорите о его досрочном освобождении. Я обязательно запрошу характеристику и все сопутствующие его выпуска, но уже сейчас предположу, что Елагин давит на жалость, на ошибку всей своей жизни и желание ее исправить. А значит, вернуться к семье и стать примерным отцом.
– Через мой труп.
– При такой позиции, Руслан Александрович, вы настроите против себя судей, в то время, как раскаявшийся отец вызовет их жалость и сочувствие.
Я зарычал, треснув кулаком.
– Так что, суд будет идти явно не месяц, а полгода. И начнем мы его тогда, когда будем готовы выиграть.
– Я готов!
– Нет. Вы озлоблены, ослеплены эмоциями. Вы холост!
– А он убийца!
– Раскаявшийся, - настаивал адвокат.
– Нихрена. Вы верите, что можно хладнокровно убить жену, а потом раскаяться? Я – нет!
– Но ваше мнение, к сожалению, не имеет решающего слова. А вот он – отец. И чтобы лишить его родительских прав, надо собрать доказательства. Только это убедит суд отказать ему и рассмотреть в качестве опекуна вас.