Я послал тебе бересту
Шрифт:
Наступление на запад началось в 1957 году, через четыре года после открытия посадничьей усадьбы, которая и теперь — спустя четыре года — еще скрывала все свои тайны. Это наступление началось в конце лета, когда были доведены до материка раскопы на всех других участках и высвобождены силы для исследования Козмодемьянской улицы. Прирезанный с запада участок захватывал широкой полосой часть усадеб «Д» и «И» и был вскрыт в 1957 году только до уровня напластований конца XIV века. Ведь уже начиналась осень и раскопки подходили к концу. Все грамоты, о которых ниже пойдет речь, найдены в слоях первой половины XV века, в третьем — шестом ярусах, которые сейчас по годичным кольцам древесины датируются 1396—1446 годами.
Первая же грамота, найденная
Потом, спустя день, обрывок еще одной грамоты, получившей номер 300: «...ие господину Михаилу Юрьевицю от Терехо и от Ти-моще...».
И, наконец, целое письмо, грамота № 301, разрешила все сомнения и окончательно определила происхождение Михаила Юрьевича не хуже, чем это сделало бы метрическое свидетельство:
«Осподиню Михаилу Юрьвицу, синю посадницу, паробок твой Кля цоло бие...» — «Господину Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему, слуга твой Кля челом бьет...». Дальнейший текст грамоты № 301 очень интересен по историческому содержанию, и мы вернемся к нему, когда соберем вместе все письма, полученные посадниками и их близкими. А сейчас обратите внимание на то, как просто решился вопрос об отношении Михаила Юрьевича к Юрию Онцифоровичу. Михаил назван в грамоте посадничьим сыном. Он был сыном посадника, которого звали Юрием. Но как раз Юрий Онцифорович, его предполагаемый отец, и был посадником. Все сошлось, все встало на место.
Все ли? Да, все, но за одним небольшим исключением. А может, в Новгороде в конце XIV или в начале XV века были и другие посадники Юрии? Тогда Михаил с равным успехом может оказаться сыном одного из них, а не обязательно Юрия Онцифоровича.
Ну вот, снова скажет читатель, началась «перестраховка». Что же тут проверять? Михаила звали Юрьевичем, а сына Онцифора Юрием. Юрий был посадником, а Михаил сыном посадника. И грамоты найдены на одном участке. И по времени грамоты Михаила чуть позже грамот Юрия. Вопрос ясен и в дальнейшем обсуждении не нуждается.
Нет, нуждается. И вот почему. Грамоты Юрия и Онцифора найдены на усадьбе «Д», а все четыре грамоты Михаила Юрьевича — на усадьбе «И», по другую сторону Козмодемьянской улицы. Эта их взаимоисклю-чаемость не может остаться без проверки. И вот что такая проверка устанавливает.
Привлечение всех возможных свидетельств позволяет твердо сказать: да, в Новгороде конца XIV — начала XV века был еще один посадник Юрий, который годится нашему Михаилу Юрьевичу в отцы. Это посадник Юрий Дмитриевич, нам известно о его деятельности на протяжении тринадцати лет между 1397 и 1409 годами. Почему бы ему не быть отцом нашего Михаила? А вот лочему. Юрий Дмитриевич, как показывают духовные грамоты новгородской боярской семьи Шенкурских, жил на другом берегу Волхова, .на Нутной улице Славен-ского конца. Никаких точек соприкосновения с Михаилом Юрьевичем у него нет. А Юрия Онцифоровича с Михаилом роднит все, включая и Колмово, и соседство усадеб на Великой и Козмодемьянской улицах. Вот теперь все сомнения устранены, и мы имеем право сказать: Михаил Юрьевич был сыном Юрия Онцифоровича.
Но почему же все-таки они оказались на разных усадьбах? Не будем спешить с ответом на этот вопрос и продолжим знакомство с урожаем берестяных грамот, собранных осенью 1957 года.
Грамота № 303. Обрывок. Начало письма: «Приказ от Ондреяна Михайловича к Пуцне. Здесе ми бил челом...».
Ого! Новое имя — Андреян Михайлович. По-видимому, сын Михаила Юрьевича, внук Юрия Онцифоровнча, представитель еще одного поколения Онцифоровичей, о котором никаких свидетельств до сих пор не было.
Грамота № 306. Снова обрывок. Невразумительные куски слов. Но кое-что ясно: «Покло... илу Юрьевицю у во... бабик мене ид... господину целомь бь...». Снова упоминание Михаила Юрьевича.
Грамота № 307. Целиком сохранившееся письмо в восемь строк, начинающееся словами: «Осподену Ондрияну Михайловицю,
Здесь, как на семейной фотографии, все действующие лица, за исключением Михаила Юрьевича, который к моменту написания грамоты № 307 уже умер, иначе его не преминули бы упомянуть в своем чело-битии крестьяне Избоишане. Упомянута его вдова — «Михайлова жена» Настасья и дети — Андреян Михайлович, с которым мы уже познакомились, и Никита Михайлович, новое для нас лицо. Кто-то из этих двоих сыновей Михаила был отцом Орины. Она называет Юрия Онцифоровича своим прадедом. А ведь Андреян и Никита приходятся ему внуками.
Неожиданное подтверждение родства Андреяна, Никиты и Настасьи с Михаилом Юрьевичем обнаружено в одной западнорусской летописи — «Летописце епископа Павла», — сохранившей некоторые новгородские сведения, утраченные в собственно новгородских летописных сводах. В этой летописи рассказывается, что церковь Рождества богородицы в Колмове монастыре завершена в 1423 году «Настасьей Михайловой», а ведь это и есть наша «Настасья Михайлова жена», упомянутая в грамоте № 307.
Все эти грамоты — № 297 и 300, и 301, и 303, и 306, и 307, адресованные Михаилу Юрьевичу и его детям, — найдены в слоях третьего или четвертого ярусов, то есть попали в землю между 1422 и 1446 годами. В этот промежуток времени Михаил Юрьевич умер, успев получить большую часть названных здесь писем, и в позднейших грамотах на месте его имени появились имена его детей. В залегающих ниже пятом и шестом ярусах, исследованных в том же 1957 году, нужно было ожидать грамот, адресованных только самому Михаилу Юрьевичу. Так и оказалось. Там были найдены еще три грамоты с именем Михаила Юрьевича, получившие номера 308, 311, 313.
И все эти десять грамот, называющих своими адресатами Михаила Юрьевича или его детей, обнаружены на усадьбе «И». Они были разбросаны на громадной площади в пятьсот квадратных метров на разной глубине. Разница в уровнях их залегания достигала метра. Следовательно, они попадали в землю достаточно долго для того, чтобы на усадьбе отложился целый метр культурного слоя. Словом, принадлежность усадьбы «И» эти грамоты определяли недвусмысленно; ею владел в первой половине XV века сначала сын Юрия Онцифоровича Михаил, а потом вдова и дети Михаила.
Это обстоятельство ставило перед археологами новую проблему: а кому принадлежала усадьба «И» в более раннее время? Купили ли ее Онцифоровичи в начале XV века или и раньше жили на ней? Это не праздный вопрос. Желая установить отличия посадничьего хозяйства от хозяйства других горожан, мы не можем не заинтересоваться, владели ли Онцифоровичи одной или несколькими усадьбами. Дело в том, что обычное археологическое сравнение посадничьей и непосадничьей усадеб не обнаруживало видимых различий между ними. Усадьба «Д», на которой жили посадники Онцифор и Юрий, ни своей площадью, ни планировкой, ни размерами домов не отличалась, скажем, от усадьбы «Б», где никаких посадников не было. Правда, усадьбу «Д» украшал каменный терем, какого не имел ни один из соседних участков. Но ведь этот терем Юрий выстроил только на рубеже XIV и XV веков. А в более раннее время и такого отличия не было.
Сравнение находок тоже не давало сколько-нибудь существенных отличий. Ценности — в житейском, разумеется, а не в научном понимании этого слова — в землю попадают редко, а некоторые замечательные вещи из числа найденных на усадьбе «Д» могли бы встретиться и в быту других достаточно богатых горожан. Одним словом, если бы не грамоты, определить, что лопатами археологов раскрыта усадьба виднейших руководителей Новгородской республики, было бы просто невозможно.
Но, может, богатство Онцифоровичей, определившее их выдающееся положение в новгородском обществе, проявлялось во владении не одной, а несколькими усадьбами? Может, им принадлежала не одна, а несколько ячеек из тех сот, которые образовывали гудящий улей новгородской жизни?