Я послал тебе бересту

Янин Валентин Лаврентьевич

образов средневекового прикладного искусства, расселившихся на деревянных поверхностях наличников и кресел, тарелок и ложек, на рукоятках ковшей, на копылах саней, на резных колоннах крылец. Вот только деревянные гребни найдутся в любой витрине, посвященной древнему Новгороду.

Когда археологи говорят, что древние предметы сохраняются «идеально», они не всегда вкладывают в это слово исчерпывающий смысл. Идеальная сохранность новгородских вещей означает, что в момент находки, сразу после извлечения из земли, древние предметы полностью сохраняют свою изначальную форму. Их можно сфотографировать и нарисовать во всех нужных ракурсах. Однако от музейной витрины такие вещи отделены долгим и трудным

путем. Древний деревянный предмет, побывав во влажной почве, столетиями пропитываясь этой влагой, попав на воздух, начинает быстро сохнуть. Он коробится, трескается и, наконец, навсегда теряет форму. Чтобы сохранить его. нужны сложнейшие приемы консервации, на протяжении многих деся^ тилетий не удовлетворявшие исследователей. Только в самые последние годы найдены надежные и дешевые методы сохранения древних деревянных предметов. А пока такие методы не были разработаны, тысячи добытых при раскопках деревянных вещей продолжали свою жизнь, подобно рыбам, в специальных аквариумах в ожидании будущей консервации. Почему же гребням повезло больше, чем другим вещам, если они сразу отправлялись в музейные витрины?

Оказывается, деревянные гребни не нуждаются в сложной консервации. Они и на воздухе быстро высыхают, не изменяя своей формы. Их многочисленные тонкие зубцы не коробятся и не трескаются, а если гребень украшен орнаментом, его причудливые линии и сегодня остаются такими, какими их вырезал новгородский мастер шестьсот или восемьсот лет тому назад.

Загадка гребней была решена тогда, когда их исследованием занялись ботаники-лесоведы. Выяснилась, на первый взгляд, совершенно невероятная вещь: материалом для новгородских гребней служил самшит, а это дерево растет за тысячу верст от Новгорода — на Кавказе. Может быть, в Новгород везли с Кавказа уже готовые гребни? Нет, при раскопках обнаруживались и заготовки для гребней, свидетельствующие об их местном производстве. Да и сам их орнамент местный, новгородский.

Или вот янтарь. В Новгороде при раскопках постоянно встречаются отходы янтарного производства: осколки, испорченные при сверлении бусы, расколовшиеся под ножом мастера крестики, негодные в дело куски окаменевшей смолы. Но янтаря близ Новгорода нет. И везли янтарь, чтобы сделать из него украшения, сначала из Поднепровья, а потом из Прибалтики с ее знаменитыми до сегодняшнего дня месторождениями.

И хотя при раскопках найдено немало предметов, изготовленных или собранных далеко за рубежами Новгородской земли — к ним относятся некоторые ткани, грецкие орехи, вино, от которого, к сожалению, в земле сохраняются лишь осколки больших глиняных корчаг, — основным двигателем торговли Новгорода с дальними странами была потребность новгородского ремесла в сырье.

Конечно, не янтарь, и не самшит составляли основу сырьевого импорта. Заметим, что Новгородская земля полностью лишена запасов собственного металлического сырья. Только железо в виде болотных и луговых руд распространено в ней практически повсеместно, везде, где в ручьях и болотах железные окислы бурой ржавчиной оседают на дне и корнях растений. Ни меди, ни свинца, ни олова, ни серебра, ни золота, ни ценных поделочных камней новгородская почва не знает. Это сырье, дающее жизнь ремеслу, нужно было ввозить. Поэтому любая вещь, произведенная из меди, серебра или свинца, свидетельствует не только о местном производстве, но и о международном обмене.

По письменным документам известны многие месторождения полезных ископаемых, откуда начинался их долгий путь в Новгород. В списке торговых партнеров Новгорода — германские города, Венгрия, Англия, страны Скандинавии, Фландрия... Раскопки детализируют карту международных контактов Новгорода, порой нанося на нее новые линии торговых связей. Расскажу

об одной такой находке.

Летом 1965 года раскопки велись в непосредственной близости к обнаруженным на древней Ильине улице каменным хоромам рубежа XIV—XV веков. Покоились эти хоромы на валунном фундаменте, и мы уже привыкли натыкаться по соседству на отдельные валуны, не использованные в свое время для постройки. Археологическая точность требует, чтобы каждый камень был зачерчен и нанесен на план прежде, чем его удалят из раскопа.

Так было и на этот раз. Валун расчистили, нанесли на план я стали вытаскивать наверх. Но эта простейшая операция вдруг до крайности осложнилась. Землекоп, взявшийся за камень, не смог его приподнять, а когда валун общими усилиями взвалили на носилки, они затрещали и развалились...

Взвесив находку, мы выяснили, что сравнительно небольшой каме: шек весит 151 килограмм, но этот вес уже никого не удивил, поскольку еще в раскопе стало очевидно, что найден не очередной валун из фундамента, а слиток свинца. Он имел даже вырубку на боку, чтобы цеплять его канатом. На канате слиток, между прочим, и извлекли в конце концов из раскопа.

Свинец в Новгороде употребляли в немалых количествах. Больше всего его шло на церковные кровли. Как мы уже знаем, поблизости от Ильинского раскопа расположены две древние церкви. У церкви Спаса на Ильине улице свинцовой кровли никогда не было. Видимо, найденный в раскопе свинец предполагали использовать для построенной в 1354 году церкви Знамения.

Мы уже выяснили, что свинец в Новгороде был только привозной. Основываясь на общих наблюдениях над залеганием свинцовых руд в Европе, историки торговли и древней металлургии давно высказывали предположение, что свинец поступал в Новгород через Любек, но происходил из месторождений Венгрии и Англии.

Согласно международным договорам того времени, слитки металла обязательно клеймились. И вот слиток вымыт, клейма на нем хорошо видны. На одном — изображение одноглавого орла, увенчанного короной. На другом — буква К, тоже под короной.

Одноглавый орел. Их на монетах — двойниках клейм — целые стаи. Но у одних нет корон, у других короны 'иные. Иногда несходно оперение, порой различен весь стиль изображения. Геральдические таблицы проходят перед нами, как аллеи фантастического зверинца, в клетках которого щелкают хищные клювы небывалых птиц. И наконец — полное тождество, как у орлов, кричавших в раннем детстве в одном гнезде. У нас в руках монета Казимира Великого, короля Польши.

Другое наше клеймо — буква К под короной. И снова поиски приводят к монете Казимира. Два клейма, и оба — Казимира Великого, правившего Польшей между 1333 и 1370 годами, как раз в то время, когда новгородцы строили Знаменскую церковь и запасались свинцом для ее кровли.

Свинец из Польши! Это нечто новое на карте торговых связей Новгорода. А может быть, клейма случайны? Может быть, Казимир, перепродав русским тот же венгерский или английский свинец, сорвал малую толику в свою пользу на пути металла из туманного Альбиона в Новгород?

Маленький кусочек свинца был исследован с помощью спектрального анализа. Такой анализ выясняет состав рудной святы, примеси других металлов, неповторимой для каждого месторождения. Анализ произведен, и его результат недвусмыслен: металл слитка добыт в районе Кракова.

И еще одна, последняя проверка. Если иа слитке стоит клеймо, значит, этим клеймом удостоверяется и правильность его веса. Мы уже знаем, что наш слиток весит 151 килограмм. Соответствует ЛИ ЭТО какой-нибудь средневековой весовой единице, принятой в международной торговле? Оказывается, соответствует. .Как раз столько весил прусский шиф-фунт, иначе берковец, принятый в польской и восточно-балтийской торговле.