Я пойду одна
Шрифт:
Зан повесила в шкаф жакет. Мех на его воротнике еще раз напомнил ей, что вечером, за ужином, она должна встретиться с Тедом.
«Он-то почему хлопочет? — раздраженно подумала Зан. — Постоянно винит меня за то, что я позволила Тиффани Шилдс повести Мэтью в парк».
Но Тед действительно пылко любил мальчика, хотя все его обвинения в адрес Зан и сравниться не могли с тем, как она сама ругала себя.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Зан взяла журналы и быстро пролистала их. Как и предполагала, в одном из них она увидела ту фотографию Мэтью, которая была передана в средства массовой информации, когда он исчез. Заголовок
Статья заканчивалась теми словами, которые произнес Тед в день исчезновения сына. Он предостерегал родителей, просил их не доверять своих детей слишком юным няням. Зан вырвала эту страницу, смяла ее, потом швырнула в корзину для бумаг оба журнала и попыталась понять, почему не в силах удержаться от поиска подобных статей.
Ничего не придумав, она быстро подошла к большому письменному столу и придвинула к нему стул.
В сотый раз за последние несколько недель Зан развернула рисунки, которые собиралась представить на рассмотрение Кевину Уилсону, архитектору и совладельцу тридцатичетырехэтажного многоквартирного здания, возвышавшегося над новой аллеей, протянувшейся вдоль Гудзона на западе. Если бы она получила заказ на оформление и меблировку трех квартир-образцов, это было бы для нее не только прорывом, но и первым успехом в противостоянии с Бартли Лонгом.
Для Зан по-прежнему оставалось непостижимым, что человек, так ценивший ее, когда она была его помощницей, вдруг резко изменил свое отношение. Когда Морланд только начала работать у него девять лет назад, сразу после того, как закончила Институт прикладных наук, она с радостью согласилась на напряженный график и готова была терпеть тяжелый характер Лонга, потому что знала, что может многому научиться у него. Бартли Лонг, разведенный, в возрасте слегка за сорок, был настоящим прожигателем жизни. С ним изначально было трудно, но, когда Бартли обратил на Зан свое особое внимание, а она ясно дала ему понять, что не заинтересована в том типе отношений, которые он пожелал ей навязать, он сделал ее жизнь по-настоящему невыносимой, обливая Александру ядовитым сарказмом и бесконечной критикой.
«Из-за него я постоянно откладывала поездку к маме и папе, в Рим, — думала Зан. — Бартли просто бесился, когда я говорила, что мне нужны две недели отпуска. Я полгода медлила с этим путешествием, а когда наконец заявила, что уезжаю, нравится ему это или нет, было уже слишком поздно…»
Зан прилетела в римский аэропорт, где ее должны были встречать родители, но так и не дождалась их: автомобиль, за рулем которого сидел отец, врезался в дерево. Ее родители погибли мгновенно. Вскрытие показало, что у отца случился сердечный приступ.
«Не думай о них сегодня, — приказала себе Зан. — Сосредоточься на образцовых квартирах. Бартли предложит свой вариант, совсем другой план. Ты знаешь, как он мыслит. Ты побьешь этого типа его же собственным оружием».
Бартли наверняка предложит вариант декора, в котором традиционные элементы будут объединены с ультрамодерновыми, он отлично умеет сочетать их. Зан заставила себя сосредоточиться, посмотреть еще раз, не сможет ли найти еще более удачный вариант, как-то улучшить наброски интерьеров и сочетание цветов, которые предложит заказчику.
Как будто это имело какой-то смысл!.. Как будто хоть что-то, кроме Мэтью, могло иметь значение…
Зан услышала, как
Но сегодня, едва взглянув на лицо помощника, Зан поняла, что на нем написана некая тревога, непонимание.
Джош заговорил, даже не поздоровавшись:
— Зан, я вчера задержался здесь допоздна, проверял ежемесячные счета. Я не стал тебе звонить, потому что ты сказала, что собираешься принять снотворное. Но, Зан, зачем ты купила на следующую среду билет в Буэнос-Айрес, да еще в один конец?
6
Мальчик услышал шум машины, повернувшей на подъездную дорогу, даже раньше, чем Глори. В одно мгновение он соскользнул со стула перед столом, за которым завтракал, и бегом бросился по коридору к большому чулану. Там, как ему прекрасно было известно, Мэтью должен был сидеть как маленькая мышка, пока за ним не придет Глори.
Он ничего не имел против. Глори объяснила ему, что это некая игра, которая придумана ради его безопасности. В чулане на полу стояла лампа и лежал надувной резиновый плотик, достаточно большой, чтобы мальчик мог лечь и поспать, если устанет. Имелись там также и подушки с одеялом. Глори сказала, что в чулане Мэтью может делать вид, что он — пират, плывущий по океану. Или же мальчик мог почитать какую-нибудь книгу. Их в чулане было множество. Но вот чего он никогда не должен делать, так это издавать хоть какие-нибудь звуки. Мэтью всегда знал, когда Глори собиралась куда-нибудь уйти и оставить его одного, потому что в таких случаях она всегда предварительно вела его в ванную комнату, нужно то было ему или нет, а потом ставила в чулан большую пустую бутылку на случай, если ему понадобится пописать. Еще она оставляла ему сэндвич, печенье, воду и пепси.
Так было и в других домах, где они жили. Глори всегда устраивала для мальчика потайное местечко, где он мог прятаться, а потом расставляла там его игрушки, машинки, головоломки и книги, цветные мелки и карандаши. Она объясняла, что он все равно будет умнее всех других детей, хотя ребенок никогда не играл с ними.
— Ты уже читаешь лучше большинства семилетних ребят, Мэтти, — говорила она ему. — По-настоящему сообразителен, очень умный благодаря мне. Тебе здорово повезло, ты просто счастливчик.
Но поначалу мальчик совсем не чувствовал себя счастливым. Ему постоянно снилось, что он лежит под теплым пушистым одеялом рядом с мамой. Какое-то время спустя он уже не мог как следует припомнить ее лицо, но все равно не забывал, как себя чувствовал, когда она его обнимала. Мэтью часто плакал, но потом эти сны перестали ему сниться. Еще позже Глори купила новое мыло, которым он умывался перед сном, и сны вернулись, потому что после этого мыла от его рук пахло точно так же, как от мамы. Мальчик снова вспомнил ее имя и даже то, как она кутала его в свой халат… Утром он забрал мыло в свою комнату и спрятал под подушку. Когда Глори спросила его, зачем он это сделал, Мэтью честно ей рассказал, и она заявила, что все в порядке.