Я поживу еще немного
Шрифт:
Уже прошли годы с тех пор, как я впервые встретилась с этой молчаливой незнакомкой. Это были долгие годы кропотливой и очень необычной совместной работы. Не знаю, кто из нас кому дал больше: я ей или она мне. Скорее у нас было взаимовлияние, как часто случается в психотерапевтических отношениях. А говорить она действительно не могла…
Я хочу рассказать историю этой девочки, которая выбрала жизнь. Она сделала это задолго до нашей с ней встречи. А сейчас она учится говорить. Заново. Пока ей трудно. Но зато она… поет, хотя и без слов, просто напевает мелодии…
Для нее я уже не психолог. У нас теплые, дружеские отношения. Когда я прихожу к ней в гости, она
Часть I
Я поживу еще немного
Сегодня мне особенно не хотелось никуда торопиться. Сырость весеннего вечера навевала тоску. Приехала домой. Брат просматривал видеокассету со свадьбы Даниеля. Меня поразили видео и фото… Как все постарели! На фотографиях тетя Клара выглядела словно забитая дворняга. Жалкое зрелище. Она глубоко несчастный человек, и мне больно за нее. У тети Лены появилось много морщин. Она стала седой. У нее в жизни сложилось все более или менее благополучно. Я ее сильно уважаю. А мама выглядела очень измученной. Пополнела… Отросшие волосы обнажили седую голову и прибавили ей лет.
Мама пела. Правда, голос уже был не тот. Куда же делось его волшебное звучание, которое пленяло всех вокруг и завораживало души?
А дядя… Я узнала от двоюродной сестры, что он болен. Его не было на свадьбе. У него все болит: спина, кости… Он лежит, не может встать. Его никто не навещает. В доме бардак, и ему совсем нечего есть. Дядя живет на скудную пенсию, которую пропивает сразу, как получает. Жизнь у него не сложилась. Он уже давно мертв. Лишь его тело доживает свой срок…
Сколько горечи и боли вынесли эти люди! Они прожили свою жизнь совсем не так, как хотели. А ведь могли! Почему нет? Откуда эти страдания?
«Мне скоро умирать. Боюсь. Хочу пожить еще немного…» – глубоко затянувшись, произнесла мама. Мне было больно смотреть, как она курит. Но ее слова меня ранили сильнее. И я ушла.
Сев в серый от налипшей пыли и от этого казавшийся очень грязным автобус, я поехала в общежитие. Почти пустой, он лениво двигался по проспекту, наезжая на длинные тени деревьев. Сквозь густой туман выглядывали редкие лучи солнца. Мелкий дождь монотонно стучал по стеклам и нагнетал тоскливую усталость.
Всю дорогу меня тошнило. На смену утомляющей тревоге пришли пустота, беспомощность и осознание бесцельно уходящей жизни.
Разбитая и обессиленная от еще не прошедшей тошноты, я рухнула на кровать. Соседка еще не вернулась с учебы, а мне сегодня особенно необходимо было ощутить присутствие чего-то живого, легкого и беззаботного, что всегда приносила с собой эта бойкая, шумная, с детским лицом девчонка.
Я окинула взглядом пустую комнату. На голой стене одиноко, словно чужой, висел черно-белый портрет человека, которого давно уже нет в живых.
Я подумала, что самое страшное – это время, оно ускользает и мчится, стремясь навстречу небытию…
Мне всего 21 год, но во мне живет старуха. Может, это она умирает? Иногда я ласково ее называю «женщина, умудренная опытом». Она, может, и хочет помогать всем, кто приходит неподготовленным в этот мир, полный жестокости, потому что знает, как горько быть в нем одному. Она хочет помогать, чтобы люди преждевременно
Решение съездить в родной поселок созрело внезапно и неожиданно. Мне вдруг захотелось навестить больного, всеми забытого дядю. И, повинуясь своему желанию, рано утром я уже сидела в вагоне электрички и мчалась туда, где притаилось мое молчаливое и невидимое прошлое…
Весеннее утро было туманным и влажным. Ветер раскачивал голые одинокие деревья, стоявшие жидкими рядами вдоль железной дороги. Барабанил дождь. Сквозь запотевшее окно электрички виднелись серые просторы полей, которые так же плавно и спокойно сменяли друг друга, как мои мысли… Я разлагаюсь… Засыхаю… Увядаю… Почва уходит из-под ног. Я падаю в пропасть. Страшно исчезать… Что изменится в мире, когда меня не станет? А если все умирает, тогда зачем я здесь?
Чем дальше я удалялась от города, тем сильнее воспоминания всплывали в сознании. Они появлялись из закоулков памяти и, причудливо смешиваясь, тревожили сердце.
Уже столько лет прошло, а всякий раз, как объявляют эту станцию, я с тревогой и напряжением ищу глазами ветхий деревянный зеленый домик. Из окна электрички его почти не видно, но я продолжаю упрямо вглядываться в мутное, запотевшее окно. Передо мной встают образы, невольно возвращающие меня в холодные осенние будни моего детского прошлого, из которого отрывками доносится бойкий, звонкий и голодный лай Лоры – нашей совсем юной собаки. Ее застрелил пьяный мужик из соседнего дома за то, что она кидалась на прохожих всякий раз, когда ей не удавалось выскулить у них что-нибудь съедобное.
Если бы мы посадили Лору на цепь, то обрекли бы на верную погибель, ведь нам совсем нечем было ее кормить, а так ей нет-нет да и перепадали пирожки от тети Липы, а то и сахарная косточка, но это если повезет и только по праздникам. Тогда в черных, как пуговки, глазах Лоры загорался преданный и счастливый огонек. И все же в них никогда не угасало беспокойство вечного поиска еды, словно это и был смысл ее существования. Хоть бы раз она сыто, лениво зевнула, но ей это ощущение было незнакомо, впрочем, как и нам, детям. Подобно Лоре, мы постоянно томительно поджидали соседку, которая, возвращаясь с работы, иногда угощала нас печеньем. Как будто случайно мы выходили на дорогу в то время, когда она проходила мимо нашего дома. И с нетерпением выбегали, словно тараканы на крошки, с железными кружками, когда слышали гудки приближавшейся машины с молоком. Нам его наливали бесплатно, но не всегда, поэтому к машине мы подходили осторожно, чтобы случайно не спугнуть и не разозлить своей назойливостью продавца.
…Мы закопали Лору в лесу и воткнули в собачью могилку наспех сколоченный крестик, как если бы она была человеком – до того она казалась нам близкой и родной…
Не успели мы пережить зверскую расправу над Лорой, как вслед за ней умер Тема – наш кот: белый как снег, худой и в последнее время сильно облезший. Он был тоже совсем молодой, ему и года не исполнилось.
Мы отнесли его на свалку.
Болел и Барсик – рыжий, пушистый, мягкий комочек. Он много мяукал и тоже почти всегда спал. Когда я смотрела на его потухшие, полузакрытые от болезненной слизи глаза, у меня щемило сердце. Я не готова была смириться с еще одной смертью и решила его покормить. Попросив у соседки денег, купила ему вкусный корм. Но Барсик не стал его есть, и тогда мне стало понятно, что он умирает.