Я познаю мир. Горы
Шрифт:
И охотники попытать счастья находятся. Тем более когда объявлено состязание в добыче золота таким путем с опубликованием результатов в газете. Чем не австрийский Клондайк! На такую приманку тянутся не только любители–золотоискатели, но и болельщики–зрители.
О, до чего не доведут эти рыскающие, любопытствующие, дотошные туристы! Особенно досаждают гидов посланцы дяди Сэма. Для них недалеко от Женевского озера существует так называемый «американский Монблан». Настоящий Монблан нередко бывает закрыт облаками. Но что значит приехать черт знает откуда, уплатить кучу долларов и не видеть прославленной
И тогда гиды приноравливаются: они не моргнув глазом показывают на конус совсем близкой, не задеваемой облаками горы Ле–Моле. Не беда, что она ровно на три километра ниже Монблана. Главное, чтобы жаждущие зреть знаменитость остались довольны – не зря уплатили деньги. Поэтому милую горку Ле–Моле и прозвали здесь «американским Монбланом».
А бывает, появляется объявление в печати о продаже горы... Наш Остап Бендер до этого не додумался: он только взимал плату в предгорьях Эльбруса с «диких» экскурсантов за вход в « Провал ».
Почему долгожителей ищут среди горцев?
Конечно, и свежий горный воздух, и ходьба по взгорьям и спускам, и еда без обжорства – все это понятно. Но есть тут еще что–то... Может, поможет ответу такое толкование.
Как человек себе века прибавил? Рассказывают, случилось это так. Справедливо было установлено, сколько жить лошади, собаке и человеку – по пятьдесят лет поровну. Прожил человек половину и решил: почему это он, умнейший из всех, должен так скоро умирать. И обратился к лошади: «Зачем тебе такой долгий век? Отдай мне половину». Лошадь согласилась, только с одним условием, что хомут ее в эти годы будет носить человек.
С тем же пришел он и к собаке, договорился, что и она отдаст ему половину своего века. Та поставила условие: в подаренные годы чтобы лаял за нее сам человек. С того времени и повелось...
Пожить подольше, наверное, вполне естественное желание. Даже когда уже не кипит кровь, разве не интересно, а что будет дальше? А на что окажутся способны наши дети, внуки? Вот поэтому и желали на торжественном пиру почтенным старикам прожить шесть–семь и более... одеял.
Эти вроде странные пожелания пришлось нам услышать во время скитаний по Кавказу. Нам объяснили: возраст здесь раньше считали одеялами. Для точности. А то ведь старики или забывали, или какой женихаться собирается и не прочь сбросить десяток лет. А другой для солидности и почтения набавит. Вот по одеялам не ошибешься: одного самого добротного шерстяного покрывала хватало примерно на двадцать лет... Что ж, мера хоть и не самая точная, но от больших ошибок, пожалуй, предостережет наверняка. Особенно при выборе невесты немолодым женихом.
Как богиня смилостивилась над армянами
Там, где Евфрат течет по узкому каменному ущелью,
Да пробуждалась не только природа. Несколько (количество их не уточняется) армянских юношей, любознательных и находчивых, затеяли неслыханное дело. Они взобрались на гору Дагонац для того, чтобы любоваться обнаженной богиней. Конечно, неприлично подсматривать за обнаженной женщиной. Но, во–первых, Астхик не совсем женщина, а богиня. Да потом и ей было все–таки не совсем неприятно, что юные, сильные, неискушенные не побоялись и решились на такую затею. А чтобы она была различимой в ночной тьме, они зажигали большой огонь на горе.
Но в богине проснулся стыд. Поэтому, защищая себя от любопытных взглядов, Астхик застлала густым туманом всю Торонскую долину. Темнота да такая пелена, что не видно ни зги, не ступить ни шагу. Видно, Астхик была не только прекрасна, но и безжалостна...
Но туман–то уж ладно, может рассеяться – не вечен же он. Есть хоть какая–то надежда. Тут бы не попасть в объятия к кадшам. Эти духи обитают как раз высоко в горах, в скалах и пещерах. Они только считаются духами ветра и бури, а на самом деле от них можно ждать и больших неприятностей. Нежданно появляются среди людей в образе их знакомых и так заморачивают, что те покорно идут к пропастям, колодцам, провалам, на край могилы. А если попадешь под удар кадшей, то и совсем ума лишишься. Тут, среди гор, этих вредных духов жди за каждым поворотом, за каждой скалой. И вся беда в том, что сразу и не разберешься: злые они или добрые.
Вся надежда на Карапета. Он хоть и грозный воитель, сверкающий пламенем и гремящий громом, длинноволосый и страшноватый, но это только внешне. А на самом деле он хранитель армян. Правда, больше помогает в плясках до песнях, в состязаниях борцов да акробатов. Ну, в крайнем случае может спасти от тюрьмы. А вот как дорогой Карапет поможет в тумане, еще неизвестно...
И не помог. Смилостивилась все–таки та же Астхик. Она уважала армян за то же, что они и сами больше всего ценили в своем характере.
Рассказывают, что, когда они воевали с сельджукскими захватчиками и попадали в плен к врагу, их испытывали такой хитростью. Желая узнать национальность, пленников сажали у костра. Армяне сразу выдавали себя: то и дело подправляли костер, подбрасывали хворост, ни на минуту не отрывали взгляда от огня. И даже при смертельной опасности за спиной армяне выдавали себя: не могли допустить, чтобы пламя зачахло...
Ну как не снизойти к таким верным горцам – «хранителям очага»? Астхик долго и не угрожала юношам опасным туманом. А может, и сама пораскинула умом: зачем же красота, если ею не любуются?