Я праздную себя. Будь спокоен и знай
Шрифт:
– Дело не в хижине, - продолжал он, - дело в сердце. Если у вас в сердце есть место, есть место и в хижине. Во дворцах в сердце нет места, и именно поэтому дворцы стоят пустые, и в них нет места. Двери бы не открылись для вас.
У этого бедного осла не было ни малейшего шанса войти во дворец, но хижина бедняка уважает каждого.
И он говорит: “Фундамент этой хижины очень прочен. Под зеленой сосной ясно окошко хижины - с этим не сравнится и золотой дворец”.
Фундамент построен на камне. Вы знаете Секито - он жил на камне, вот почему он стал известен как Каменная Голова. Его наголо обритая голова выглядела точно
Таким образом, фундамент действительно крепок. Это был плоский камень, и он продолжал на нем сидеть, пока люди Нангаку строили вокруг него хижину. Он ничего не говорил - строят они или нет, он не обращал на это никакого внимания.
Один человек сообщил Нангаку: “Этот человек очень странный. Мы строим вокруг него хижину, а он даже не осведомился о том, что мы делаем”.
Нангаку сказал:
– Я его знаю. Даже когда он еще не был просветленным, он был очень странным. А теперь, когда он стал просветленным, он самый странный из людей. Но закончите работу; не беспокойтесь о нем, не бойтесь его. Он очень мягкий сердцем человек, только голова у него твердая, как камень.
Он прав. Если вы действительно живы, даже маленькая хижина с окошком постоянно дает вам рассвет, закат, луну и целое небо, полное звезд, прекрасные сосны, - аромат сосен наполняет хижину. Кому нужны дворцы?
Он говорит, что человек сознания, где бы он ни был, живет во дворце. Его дворец - все это небо. Его фундамент абсолютно прочен, его центр абсолютно прочен. И неважно, где он находится. Где бы он ни был, он - император. Где бы он ни был, он живет во дворце.
“Когда я укрываюсь старым одеялом, все устанавливается. Нет ни солнца, ни луны, ни неба, ни звезд - все просто исчезает, мира больше нет. В то мгновение, когда я укрываюсь старым лоскутным одеялом, все устанавливается. Тогда я ничего не понимаю”.
В этом красота дзенского мастера. Он может принять свое невежество. Он может принять: “Я ничего не знаю”.
Из этого не-знания возникает безмерная мудрость.
Из этого невежества возникает невинность.
Из этого не-знания, из этой темноты не-знания приходит свежий рассвет. Это не-знание - не не-знание посредственного человека. Это не-знание - за пределами ума.
Ум может быть знающим, ум может быть не-знающим, - это возможности ума. Но за пределами ума можно только сказать: “Я есть”. Или, может быть, даже “я” не нужно, может быть, “есть” тоже не нужно, есть лишь существование.
Тавтологией было бы сказать, что “существование есть”, потому что естьность– и есть то, что подразумевается под “существованием”. Поэтому, просто естьность, чистая естьность, совершенно непотревоженная знанием, сведениями... Но красота ее и чистота - вне всех пределов. Это изобильное цветение всех качеств, которые человек всегда лелеял, на которые надеялся, о которых мечтал, которые стремился воплотить в реальность. Но они приходят из невинности. Все эти цветы, все эти лотосы расцветают из не-знания.
Зеркало ничего не знает, но когда вы подходите и становитесь перед зеркалом, оно тотчас же откликается, отражает. Дзенский мастер действует таким же образом. Вы задаете ему вопрос... его не наполняют знания и заранее заготовленные ответы. Вы задаете
Живя в этой хижине, я больше не ищу никаких решений.
Человек, который ушел за пределы сомнений, не имеет верований, вопросов, ответов. Он просто есть, и эта естъность– предельное цветение вашего потенциала.
Кто станет их гордо выкладывать на витрину для продажи? Человек, который стал буддой, человек, который стал просветленным, может делиться с вами всем, что у него есть, но ему нечего продавать.
Все религии продают. Они продают Бога, они продают прекрасные места в раю, они продают банковские счета в раю. Они продают все и кладут ваши деньги к себе в карман. А вы не получаете ничего и ничего не знаете о том, что случится после смерти. У вас даже нет квитанции, чтобы предъявить Богу: “Я внес столько-то денег посредством такого-то священника. Где мой банковский счет? Он даже не дал мне номера счета”. Никто ничего не знает.
Определенно лишь то, что все, что вы даете священнику, оказывается у него в кармане. Дальше этого никогда не идет. И как священник может ухитриться сделать большее? Он сам не знает адреса Бога. Куда послать?
Он просто продает вещи, которых не существует. Но поскольку он дает вам надежду и утешение в том, что будет после смерти, вы хорошо себя чувствуете, покупая что-то, что пригодится в долгом путешествии после смерти. Кто знает, может быть, он прав. По крайней мере, огромное утешение - знать, что вы подготовлены. Вы сделали домашнюю работу, вы можете войти в темноту смерти. Это туннель, и приведет ли он куда-нибудь, вы не имеете ни малейшего понятия. Но, по крайней мере, пока вы живы, вы отбрасываете страх смерти. Священник дает вам утешение, вы даете ему деньги.
Бог продажен. Все церкви, все конгрегации, все религии продают Бога. Это - самые опасные люди - в том смысле, что они дают вам надежды, которые никогда не осуществятся, дают вам утешения, в которых вы полностью разочаруетесь.
Таким образом, я не хочу давать вам никакой надежды, никакого обещания. Я просто хочу, чтобы вы исследовали сами. Если вы сможете что-нибудь найти, хорошо. Если вы ничего не можете найти, я бессилен. Но я знаю, что если вы станете искать достаточно глубоко, то обязательно найдете. Если нашел я, если нашел Секито, тогда нет проблемы и ни для кого другого. Каждый человек рождается бодхисатвой. Дело лишь за тем, чтобы превратить семя в растение, и тогда розы расцветут сами собой.
Когда приходит вечер и садится солнце, я возвращаюсь в хижину. Мое существо так безгранично, что нет никаких разделений. Встретившись в близости с мастером, передавшим учение, я построил хижину из травы и не помышляю о том, чтобы ее покинуть. Сто лет пройдет стороной - ну и пусть пройдет. Он прожил сто лет - целый век.
Но он говорит: “Я никуда не иду и не покидаю хижину. Я полностью удовлетворен. Нет необходимости в том, чтобы отправляться куда-то на поиски. Я нашел; это со мной”. И сто лет прошло стороной, но Секито остается почти ребенком. Эти годы не оказали на него развращающего влияния. Он остался tabula rasa, чистой грифельной доской, и на ней ничего не было написано. Совершенно пустой, никто в особенности - но ему удалось достичь сотен людей, найдя свой скользкий путь.